Интервью

заместитель министра природных ресурсов

"Действующий закон не имеет ясно установленных правил и критериев по контролю ни за недропользователем, ни за чиновником"

— Первое чтение нового закона "О недрах" должно было состояться еще 2 ноября, но не состоялось. Почему?

— Поясню, что закон не был отозван, а был снят с рассмотрения в первом чтении, причем по просьбе министра природных ресурсов Юрия Трутнева, так как он уполномочен правительством представлять законопроект в Госдуме. Сделано это было для того, чтобы внести туда несколько поправок. Эти поправки не принципиальные, они не меняют концепции закона, просто четче формулируют условия, правила и подходы к предоставлению прав пользования недрами тому или иному недропользователю. Почему это потребовалось делать именно перед первым чтением? Эти поправки, хоть и не носят концептуального характера, являются очень важными с точки зрения создания благоприятного инвестиционного климата. Они важны прежде всего для того, чтобы подтвердить приверженность правительства к рыночным механизмам управления экономикой, чтобы дать сигнал недропользователям, что линия правительства на привлечение инвестиций остается неизменной. Потому что если этот подход будет поставлен рынком под сомнение, то я не вижу ничего радостного в перспективах развития недропользования в России со всеми отсюда вытекающими последствиями. А ведь у нас по большому счету два варианта развития событий по воспроизводству минерально-сырьевой базы. Напомню, то, что мы на сегодня добываем (речь идет о нефти), это все было разведано нашими предшественниками 20, даже 30 лет назад — в 60-70-е годы. 15 последних лет страна практически ничего не делала, не вкладывала сколько-нибудь серьезные деньги, не прикладывала никаких реальных усилий для того, чтобы воспроизводство минерально-сырьевой базы отвечало уровню добычи. Поэтому сегодня мы пришли к весьма и весьма печальному результату, особенно по нефти. У нас есть серьезное опасение, что если мы в ближайшее время не изменим тенденции, то ничего хорошего нас не ждет. И это реальность.

— Соответственно, замедлился и рост инвестиций в добычу нефти, замедляется и сама добыча. Ваш рецепт — это новый закон "О недрах"?

— У нас может быть два подхода. Первый подход — средства в геологоразведку инвестирует государство. Второй — деньги на поисковые работы тратит инвестор. Очевидно, что у государства нет денег для того, чтобы проводить разведку и доведение открытого месторождения до того уровня, когда уже можно бурить скважину и получить первый приток нефти. Таких денег у государства нет, да и не должно быть. Деньги должен вкладывать инвестор. Государство должно вкладывать деньги только на самом первом этапе — чтобы получить самую общую информацию. И мы уже добились увеличения средств на геологоразведку: в бюджете 2006 года это 16 млрд рублей (в 2004 году на разведку тратили 5 млрд рублей, в этом году — 11 млрд рублей). Это существенный рост инвестиций в геологоразведку, и мы, безусловно, решаем целый ряд проблем. Механизм этот очень инерционный, и 15-летний провал — это как пропасть, так что за год-два изменить тенденцию невозможно. Нам нужно несколько лет кропотливого, упорного труда с хорошим финансированием, чтобы тенденцию переломить.

— Нет. У нас пока предварительные данные, но ситуация складывается хуже, чем в прошлом году. Насколько я помню, в 2004 году мы добыли 450 млн тонн нефти, а запасов воспроизвели около 300 млн тонн. В 2005 году мы добудем чуть больше — 470-475 млн тонн, но воспроизведем при этом существенно меньше, чем в прошлом году. Такая невеселая тенденция, но она совершенно понятна. И переломить ее можно только путем целого ряда действий. Первое я уже сказал: мы начали более активно проводить геологическое изучение недр. Второе действие в этом ряду — нужно привлечь инвестора, чтобы он вкладывал деньги в геологоразведку. А главный стимул для недропользователя — это фактор первооткрывателя. Недропользователь получает лицензию (по старому закону) или (по новому закону) заключает договор на геологическое изучение участка недр и вкладывает собственные деньги в условиях геологического риска, не имея никакой информации, фактически в чистое поле. Уточню, что на шельфе, например, пробурить одну скважину стоит около $50-70 млн. Это огромные деньги. Так что инвестор будет вкладывать деньги только тогда, когда будет уверен в том, что если он что-то откроет, то и получит. И лицензию (или договор) на дальнейшую разведку и добычу на нем получит без всяких проволочек, без дополнительных препон. И тогда он свои затраты окупит. А у государства должны быть четко сформулированные права по контролю за условиями эксплуатации этого месторождения. У государства должно быть не более двух-трех позиций (они должны быть недвусмысленно прописаны, чтобы их было невозможно никому толковать — ни чиновникам, ни судам, ни тем же недропользователям), неисполнение которых влечет за собой отзыв лицензии либо расторжение договора. Кстати, учитывая опыт нашей судебной системы и особенно сроки рассмотрения дел по недропользованию в судах, мы приняли решение внести поправку о введении досудебного порядка расторжения договора недропользования — по решению уполномоченного органа. Причин одностороннего прекращения действия договора может быть три: если месторождение не введено в эксплуатацию в срок, если компания перестала отвечать условиям лицензионного соглашения (скажем, она переуступила или продала право на разработку другой компании, не отвечающей условиям аукциона) и если компания не оплатила аукционный платеж. Никаких иных оснований для расторжения договора не будет. Подчеркну, что в этом-то и заключается самая большая проблема — не допустить чиновника до регулировки этого процесса, потому что человек слаб. У нас процессами рулят люди, а должно быть наоборот — процесс сам по себе является регулятором. Именно так мы и старались новый закон написать: чтобы конкретного чиновника, человека там было поменьше, а побольше схем, формул, процессов, которые бы регулировали то или иное действие.

— Оно прописано, но там есть некоторые ограничения, связанные с тем, что недропользователь обязан поставить открытое месторождение на баланс, только после чего он вправе (по распоряжению федерального органа власти) получить желанную лицензию на добычу. А вот это как раз очень трудно сделать. Сроки же тянулись по полгода и дольше. Так что право-то у первооткрывателя есть, но на практике оно означает мытарство по инстанциям.

— Сейчас вновь развернулась дискуссия, что все новшества можно принять поправками в нынешний закон и не обязательно принимать новый. Что вы об этом думаете?

— А здесь все абсолютно понятно: именно по этой причине новый закон о недрах мы не можем принять вот уже в течение шести или семи лет. Потому что ныне действующий закон фактически не имеет никаких четких, ясно установленных правил и критериев по контролю ни за недропользователем, ни за чиновником. И поэтому он удобен. Формулировки, правила — все расплывчато. Взять, к примеру, условия лицензионного соглашения — их же нет, они не могут трактоваться однозначно. А Россия заинтересована в том, чтобы правила игры были понятны, прозрачны для недропользователя, для инвестора. Вот когда эти две вещи — интересы государства и интересы недропользователя — сойдутся, мы будем считать, что свою задачу выполнили. И новый закон — он как раз об этом. Но есть лобби, которое заинтересовано в том, чтобы закон провалить. Интересы их понятны, они прежде всего экономические. А все остальное — словоблудие. Просто идет борьба за экономику, за рынки сбыта, за доступ к месторождениям, к запасам — вот и все. Потому что это колоссальные прибыли.

— Еще закон критикуют за то, что он отстраняет от управления губернаторов, региональные власти, что регионы перестают быть заинтересованными в освоении недр. А ведь система избрания губернаторов изменилась, они теперь, по сути, стали федеральными чиновниками...

— С моей точки зрения, такая позиция не выдерживает никакой критики. Тем более если губернаторы стали федеральными чиновниками, тогда зачем они нужны в этом процессе? Зачем на договоре лишняя подпись — губернатора, что она решает? И скажите мне, в чем была заинтересована территория до отмены принципа "двух ключей"? В чем заключалась эта заинтересованность? Когда я встречался с губернаторами, я им задавал встречный вопрос: пожалуйста, назовите мне, какие преимущества имела губерния и что она получала, когда глава региона имел право подписи на выдачу лицензии? Они молчат в ответ. Да это просто право поставить свою подпись. Но никаких прав, никаких преимуществ для региона из этой подписи губернатора не вытекает. Никаких последствий не существует — ни финансовых, ни экономических — для губернии от этой подписи.

— Тем не менее сроки принятия нового закона вновь затягиваются. У вас есть уже новые ориентиры?

— Практически ни у кого из федеральных министров замечаний к проекту закона нет. Поэтому надеюсь, что на правительственной комиссии по законотворческой деятельности мы сумеем рассмотреть вносимые нами поправки в законопроект (из-за которых и произошла задержка) до конца этого года. Затем поправки в обязательном порядке должны быть рассмотрены на заседании правительства. И только потом уже первое чтение в Думе. Думаю, что до первого чтения законопроект доберется не раньше января. Мы просто в процедуру не успеваем вписаться. И тем не менее нас это вполне устраивает, поскольку все-таки мы считаем, что с серьезным сопротивлением, с серьезными проблемами, но закон продвигается. Честно говоря, ничего иного мы и не ждали.

— Но ведь это оттягивает сроки проведения аукционов на пользование недрами — например, по месторождениям, которые в соответствии с новым законом будут объявлены стратегическими, не так ли?

— Нефти, для того чтобы дождаться принятия нового закона, у нас точно хватит, я вас уверяю. Газа — тем более. Так что нам торопиться некуда. Это наша земля, это наши запасы, годом раньше, годом позже — ничего не случится. Мир не перевернется.

Интервью взяла АЛЕНА Ъ-КОРНЫШЕВА