фестивальтанец
В Москве после четырехдневной работы закрылся ЦЕХ — V Фестиваль российских театров танца. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА обнаружила, что у заматеревших мастеров ЦЕХа появились перспективные подмастерья.
Нынешний ЦЕХ выявил удивительную вещь: наш полуподпольный, нищий, беспризорный современный танец не только не зачах, но и обзавелся артистами, не побоюсь этого слова, мирового уровня. Их легко можно представить себе в какой-нибудь первоклассной западной компании. И что еще удивительнее — все они самоучки. В том смысле, что сколько-нибудь серьезной методики изучения мировых танцевальных систем в России не существует. И западных педагогов тоже нет. Так что свое мастерство наши самородки добывали как могли — на редких импортных мастер-классах, во время кратких зарубежных стажировок и упорных тренингов на родине. И вот теперь возможности наших танцовщиков явно превосходят умения наших хореографов.
Эта патовая ситуация разрешилась единственно возможным путем — артисты начали ставить сами для себя. На этом ЦЕХе были показаны два таких соло, оба сделаны танцовщиками Челябинского театра современного танца Ольги Поны. Спектакли этой хореографини, настойчиво эксплуатирующей тему российской глубинки, всегда выезжали за счет первоклассного исполнения. Однако госпожа Пона довольствовалась тренированными телами своих артистов, делая ставку на коллективизм, а не на индивидуальности. Ныне тела обрели лица — женское и мужское.
20-минутное соло "Одри", посвященное Одри Хепберн, танцовщице Марии Грейф помогала поставить сама Ольга Пона. Длинноногая, большеглазая госпожа Грейф действительно напоминает американскую звезду не только внешне, но и своей трогательной хрупкостью и нервной импульсивностью. В спектакле она не пыталась имитировать пластику Одри, а старалась передать ощущение загнанности и подневольности, которое, по мнению танцовщицы, испытывала сверхпопулярная звезда. Хореографические эпизоды достаточно внятно обрисовывали внутреннюю истерику героини, однако госпожа Пона, обожающая расставлять точки над i, добавила в спектакль много поясняющих деталей.
Героиня на полу выкладывает пластилином контур кошки — это свидетельство ее инфантильности. Привязанный к колосникам толстый резиновый жгут перетягивает Одри поперек талии, заставляя ее буквально ходить по стенам — это символ кабальных голливудских контрактов. Неделикатное любопытство воображаемой толпы олицетворяют следы обмазанных сметаной ладоней на голом теле — сценическая Одри, обнажившись до трусов, ожесточенно лапает сама себя. А кувырканье героини в куче перьев намекает на дикие американские обычаи, знакомые каждому по "Приключениям Гекльберри Финна". Подобные иллюстрации дают представление как о вкусе постановщицы Поны, так и о незрелости отнюдь не бездарной танцовщицы Грейф.
Владимир Голубев, программно назвавший свое 25-минутное выступление "Несоло", в помощи своей руководительницы явно не нуждается. Герой его танцевально-песенно-разговорного спектакля, основательный парень из сельской глубинки, пародирует излюбленные типажи Ольги Поны. Сохраняя вдумчиво-дебиловатое выражение лица, он рассказывает и показывает, как, ударив рыбу древком косы, "х.як" — и отрезал себе голову; аккомпанируя себе на аккордеоне, душевно просит мать похоронить ее (голову) и размышляет про "психофизические состояния человека". Иронические псевдонародные попевки и байки самым естественным образом перетекают в танец — и тут исчезает деревенский олух, а сценическое пространство захватывает роскошный, мощный, технически совершенный танцовщик-космополит, тело которого может выразить все, перед чем бессильно слово.
На "Несоло" публика сидит затаив дыхание: господин Голубев обладает такой покоряющей энергетикой, что может заставить зал битые две минуты пялиться на то, как он стоит столбом, и напряженно ждать, потечет ли скупая актерская слеза в результате "напряжения и расслабления мышц". Вместо патетической слезы упражнение вызовет мочеиспускание. Это раблезианское снижение жанра обнадеживает: стоит надеяться, что второе поколение современных хореавторов избежит теоретической схоластики и пластического косноязычия "цеховых" мэтров первого призыва.