После утверждения правительством РФ федеральной целевой программы "Культура России 2006-2010" министр культуры АЛЕКСАНДР СОКОЛОВ встретился с корреспондентом Ъ АЛЬВИНОЙ Ъ-ХАРЧЕНКО.
— Это интервью вы откладывали больше года. Как-то не очень вяжется с постоянными разговорами о принципах "открытости в работе" министерства.
— Есть простое слово, которое многое определяет,— это "доверие". Я взрослый человек, имею определенный жизненный опыт и сознаю последствия своего возможного шага в медиапространстве. Я хорошо знаю, что такое пресса, и могу прогнозировать предзаданную позицию. Чисто технически легко вытащить любую мою фразу, сказанную в определенном контексте, и полностью извратить ее смысл, поместив эту фразу в контекст иной. Мой принцип — это никогда не опускаться до комментариев того, что сделано нечистыми руками. Поэтому я установил определенные границы сам для себя.
— В начале своей работы вы грозили "разбить кривые зеркала" в СМИ. Получилось?
— Я не пытался ничего разбивать, потому что вообще не люблю всякие осколки. Фраза была сказана, когда я находился в Японии, и было принято это неожиданное решение. Когда эта весть дошла до японцев, появились первые интервьюеры. Я в тот момент не высказывал свои какие-то тайные намерения, а обосновывал свою жизненную позицию, которую сейчас вам в свободной форме и излагаю. Когда был задан вопрос о том, что я считаю в прессе нежелательным обстоятельством, я ответил, что это эффект "кривого зеркала", когда вместо того, чтобы оперативно донести информацию до человека, который находится в другом месте и не видит чего-то воочию, СМИ предлагают не информацию, а тенденциозную интерпретацию, которая зомбирует и настраивает на что-то не соответствующее внутренним духовным убеждениям. Когда я произнес эту метафору, я никоим образом не имел в виду аналогичное название передачи. Я даже не вспомнил о ней в тот момент. Но потом это стали соотносить и говорить: вот вернется и закроет передачу. Смешно получилось.
— В телепередаче "Постскриптум" вы обмолвились о царящем на всех этажах Федерального агентства по культуре взяточничестве, но до суда с руководителем Роскультуры Михаилом Швыдким дело все же не довели. Чем вы руководствовались в этой истории?
— Что было для меня существенно в тот момент, когда возникла эта ситуация,— это разъяснить для всех людей, завязанных соответствующими должностными полномочиями в систему, что такое министерство, что такое агентство, в чем состоят ограничения в их правах, полномочиях и где возникает разрыв. Это совершенно непонятно для людей, которые исходят из прежних представлений о том, что такое министерство. Я получаю сотнями письма, где ко мне обращаются так, как прежде обращались к министру, думая, что он решает кадровые и финансовые вопросы, что от него зависит определение каких-то приоритетов. Что мы обязаны делать в таких случаях — мы переправляем это в агентства, где эти обращения действительно рассматривают. Но нередко это превращается в коллизию экономического характера. Когда у человека, допустим, есть расчет на какую-то определенную перспективу. Ему что-то обещают, потом ничего из этого не получается. Когда он опять потом ко мне в дверь стучится, я стараюсь выяснить причину, по которой ничего не получается.
— И какая же это причина?— Порой, к сожалению, именно та, о которой я рассказал тогда в телепередаче. Мне было важно подчеркнуть, что я от этой практики решительно дистанцируюсь и не имею полномочий регулировать.
— Но доказать свои слова вы можете? Любой юрист скажет, что обвинение надо либо подкреплять доказательствами, либо от него отказываться.
— Я был готов к такому варианту развития событий, но был уверен, что до стадии доказательства дело не дойдет. То, что я говорил, уже было юридическим выводом. Эту проблему обсуждение с юристами сняло бы на первом этапе. Но мы в итоге привлекли общественное внимание к тому, что дело неблагополучно. И кое-что даже изменилось с того времени. Те, кто принял на свой счет мои обобщения, стали осторожнее.
— Финальная фраза конфликта "стороны пришли к соглашению" звучит максимально туманно.
— Тут я ничего не могу добавить, потому что было сказано ровно столько, сколько должно было быть сказано. Предстоит продолжение работы. Эта работа требует постоянного контакта и нормальных служебных отношений. На этом уровне и был решен вопрос. Чего бы я не хотел — это создания еще одного витка обсуждения этой проблемы. Сейчас оно не на пользу дела. Ситуация сейчас другая, не та, которая была тогда. Поезд ушел. Скоро у нас будут значительно более интересные темы для обсуждения.
— В прошлом году правительство разгромило ваш доклад о госполитике в области культуры. Министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу, который "не понял, где тут основные направления", после вашего выступления возмущался: "Мы же правительство, а не филармония!" Как шло обсуждение ФЦП "Культура России 2006-2010", на которую в итоге было выделено в три раза меньше запрошенных средств?
— Сложности были не в процедуре обсуждения, а в этапах согласования, потому что программа составлялась на основе заявок от агентств. Роспечать, Роскультура представляли полный объем своих потребностей. Финансирования в полном объеме никто не ожидал, надо реально смотреть на вещи. Если сейчас решался вопрос о четырех национальных приоритетных проектах и туда пошли деньги, то понятно, что в этой связи другая целевая программа может рассчитывать максимум только на статус-кво, то есть на подтверждение того же уровня, который был, с поправкой на инфляцию. Фактически так и есть: те 8%, на которые ФЦП выросла, худо-бедно покрывают инфляцию.
— Господин Шойгу, возможно, просто спутал филармонию c консерваторией. Вы, кстати, не скучаете по тем временам, когда вы были ректором Московской консерватории?
— Я продолжаю в консерватории работать как заведующий кафедрой теории музыки и веду всю научную работу, связанную с кафедрой. К сожалению, я ограничен сейчас возможностями руководства дипломными и аспирантскими работами по одной простой причине: только аспиранты и дипломники могут приспособиться к моему графику. А лекционная работа сейчас исключается по той причине, что у меня нет определенного часа, который каждую неделю был бы свободен.
— А вам бы хотелось его освободить?— Очень, конечно. Это моя любимая работа. Я читаю один из самых интересных курсов — "Анализ музыкальных форм", который охватывает всю историю музыки от Средневековья до наших дней.
— Исчерпан ли скандал с обвинениями в адрес Московской консерватории — там якобы незаконно выдавали дипломы?
— Иначе как инсинуацией это все назвать трудно. Этот вопрос давным-давно известен, и на каждом этапе лицензирования и аттестации консерватории он самым подробным образом изучался. Последний раз это происходило три года назад, когда консерватория первая в России получила статус университета. Мы прошли самую придирчивую, самую строгую экспертизу по всем параметрам консерватории. Таким образом, сейчас изобразить нелегитимность дипломов, которые являются самыми признанными во всем мире, нет основания.
— Вам чиновником работать не надоело?— Нет, не надоело по простой причине: именно сейчас, через полтора года, я начал видеть перспективы достижения результата.