Древо признания |
Эта парта хранится в ДОК-17 как память о прошлых временах |
"Правительство Москвы" — крупно написано на табличке, что висит у заводской проходной. А чуть ниже — название предприятия: деревообрабатывающий комбинат #17. Неподалеку шумит проспект Мира, кругом жилые дома.
— Здесь у нас лишь часть производства. Все остальное на нашей новой производственной площадке в Подмосковье,— рассказывает Александр Нестерович, коммерческий директор ДОК-17.
На его визитке помимо названия организации и должности упомянуто и правительство Москвы. Оказывается, ДОК-17 является его поставщиком. Кабинет коммерческого директора хотя и обставлен мебелью ДОК-17, но вида явно не кремлевского. На столе современный маленький ноутбук, на стене — свидетельство об участии в деловой игре по ведению международных переговоров.
— Тут город со всех сторон, корпуса старые, тесные уже для нас. Но производство идет, уже больше 70 лет идет, не останавливаясь. Многие легендарные советские предприятия перестали существовать, а мы работаем, и очень успешно работаем. В этом году мы рассчитываем выйти на объем продаж в $25 млн, что примерно на 30% больше, чем в прошлом году,— начинает рассказ о предприятии Александр Владимирович.
К нашей встрече для директора подготовили что-то вроде справки. В ней на трех страницах повествуется о том, как маленькая лесопилка в Ростокино превратилась сначала в артель по производству деревянных кузовов для грузовиков, потом в военное предприятие, занимавшееся выпуском снарядных ящиков и учебных гранат, а уже затем — в мебельную фабрику, которая обеспечивала школы партами. Есть в тексте и про 60-е годы, и про Олимпиаду-80, и про наши дни — о производстве офисной мебели и оконных блоков, технологии порошковой окраски... Правда, про членов Политбюро ни слова.
Клиенты старейшего московского мебельного предприятия больше тяготеют к классике |
Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, Ъ |
На нет и суда нет. К тому же лучше один раз увидеть, и мы отправляемся осматривать производство.
Провожать нас по цехам, где производят мебель для очень особенных и очень скромных клиентов ДОК-17, вызвалась Галина Уткина, главный технолог комбината.
— Я больше двадцати лет на предприятии,— говорит она, приглашая для начала в заводской демонстрационный зал. Как оказалось, через него ближе идти в цеха.
В демонстрационном зале мебель в основном офисная. Привычные всем плиты и ламинат. Иногда шпон, кое-где массив. Обычные секретарские стойки, рабочие места сотрудников и кабинеты для клерков поважнее — ничего особенного.
Посреди выставки — огромный кабинетный шкаф, рядом массивный стол, правда, без столешницы. Массив мореного дуба, помпезные тумбы-колонны, резьба. Может быть, эта мебель и предназначена для нынешнего "политбюро"?
— Это наш выставочный экземпляр. Высшего уровня кабинет, выполнен по индивидуальному проекту,— объясняет Александр Нестерович.— После выставки он уйдет одному высокому руководителю из системы высшего образования.
О возможном будущем кабинета Александр Владимирович рассказывает, употребляя выражения осторожные и туманные:
ДОК-17 заботится прежде всего о будущих членах Политбюро |
Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, Ъ |
Нам представляют проходящего через шоу-рум главного дизайнера комбината Максима Новикова. Я пытаюсь выяснить у него, какие пожелания доминируют нынче у клиентов, заказывающих подобную мебель. Уж он-то должен знать о вкусах этих таинственных людей.
— Различные пожелания бывают. Однозначно нельзя сказать.
Главный дизайнер оказывается еще более твердым орешком, чем коммерческий директор, но я не отстаю, и он немного смягчается:
— Классические мотивы преобладают.
Далее нас ведут через зал, уставленный мебелью детской. От детсадовских крохотных стульчиков и вешалок до школьных парт и спортивных "стенок". Ну, это если и для политбюро, то только для будущего.
— В соответствии с новыми требованиями мы освоили выпуск школьных парт и стульев регулируемой высоты,— докладывает нам Галина Уткина, показывая на сочленение труб в нижней части парты.
Я вспоминаю парты, за которыми просидел десять лет в школе. Те по высоте не регулировались, зато каркас имели, сваренный из толстого металлического прямоугольного профиля. По сравнению с ним эти крашеные трубочки выглядят, прямо скажем, какими-то хлипкими.
— Это обманчивое впечатление. Наша школьная мебель очень надежная,— говорит Александр Нестерович.— Несмотря на то что никаких утвержденных сроков службы школьной мебели нет, мы даем гарантию на 3 года,но полагаем, что наша продукция может прослужить 7-10 лет.
Чтобы окончательно развеять наши сомнения, господин Нестерович рассказывает такую историю. Несколько лет назад комбинат поставил партию мебели для новых чукотских школ. Парты и стулья долго ехали, плыли и летели на Чукотку, но когда туда добрались, то выяснилось, что ставить их пока некуда: школы построить не успели. И всю мебель поместили на склад, где она почти год находилась в очень сложных условиях — хранилась в частично затопленном помещении при низкой температуре. А когда спустя год мебель достали, оказалось, что она по-прежнему как новая.
— С тех пор, когда на Чукотке решаются вопросы с мебелью для школ и других государственных учреждений, всегда про нас вспоминают,— гордо замечает Нестерович.
Эти парты очень прочные: выдерживают год под водой и до десяти лет под школьниками |
Фото: СЕРГЕЙ МИХЕЕВ, Ъ |
Мебели, которая могла бы стоять в кабинетах высоких начальников, в цехах комбината мы тоже не увидели. В одном месте, правда, одиноко стоял очень величественный книжный стеллаж с львиными мордами на фасаде.
— Для Кремля? — интересуюсь я, поскольку очень хочется найти подтверждение легендам.
— Почти,— улыбается Нестерович.— Для Дома Пашкова.
Оказалось, что мы видим пробный экземпляр партии стеллажей для "Ленинки". А львы при ближайшем рассмотрении оказались не резными — готовые приклеенные формы.
Потом нам показали, как пилят и сверлят древесно-стружечные плиты. Огромные немецкие и итальянские станки все делают сами, управляют ими компьютеры. Над мониторами склоняются люди, перед ними лежат различные схемы и чертежи. Довольно шумно, но сквозь гул машин слышна музыка. Спокойная инструментальная музыка, такая обычно звучит в торговых центрах.
— Это специально так сделано,— объясняет госпожа Уткина.— Шум плохо действует на людей, а музыка снимает напряжение.
На мой взгляд, для снятия напряжения в таких условиях лучше всего подошли бы специальные наушники или беруши. Но, оказывается, это невозможно по соображениям безопасности. Работникам надо хорошо слышать — слишком много кругом опасных механизмов. Один такой опасный универсальный станок похож на механического монстра из фантастических фильмов про войны роботов. Его подвижный манипулятор заканчивается вращающимся диском, по периметру которого были закреплены несколько пил, устройства, напоминающие дрели, и еще несколько непонятных, но грозных на вид штуковин.
Как стало понятно после посещения производства, основной продукцией ДОК-17 сейчас является офисная мебель и мебель детская — главным образом для школ, больниц и детских садов. В списке клиентов, который был представлен руководителями комбината,— различные структуры и подразделения правительства Москвы и другие государственные органы. То, что комбинат, не являясь при этом предприятием государственным, работает под госзаказ, очевидно. Но легенда о мебели для Политбюро никак не подтверждается. Хотя и не опровергается.
Большие надежды я возлагал на музей предприятия, о котором упоминалось, когда мы договаривались о посещении ДОК-17. Честно говоря, я ожидал увидеть там стол Громыко или, к примеру, стул Андропова. Но ничего похожего там не было.
Музеем оказалось небольшое помещение у входа в демонстрационный зал. У стены стояла очень старая школьная парта — деревянная, с откидными крышками, выполненная одним блоком со скамьей. Парта явно использовалась раньше по прямому назначению: когда наш фотограф Сергей Михеев поднял одну из крышек, мы смогли наблюдать несколько образцов прикладной живописи явно школьного происхождения.
— Это настоящая школьная парта, выпущенная нашим комбинатом много лет назад,— пояснил господин Нестерович,— точно даже неизвестно когда.
Рядом стояла точно такая же парта, но без следов длительной эксплуатации.
— А это мы сделали образец, в точности повторяющий те, первые парты. Массив дуба по нынешним временам для школ — непозволительная роскошь. Я даже затрудняюсь сказать, сколько такая парта сейчас может стоить,— с некоторым сожалением поясняет Александр Владимирович.