Сегодня адвокаты Евгений Бару и Константин Ривкин последний раз в этот свой приезд посетят Платона Лебедева в колонии ОГ 98/3 и уедут в Москву готовить документы для Верховного суда, в справедливость которого адвокаты не очень верят, а Платон Лебедев говорит, что верит. Он обещает привлечь к ответственности за злоупотребления властью тех, по чьей воле он оказался в Харпе. Репортаж специального корреспондента Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-ПАНЮШКИНА.
"Чтобы выжить и вернуться к семье, надо было сдаваться давно"Мы сидим с адвокатом Евгением Бару в его гостиничном номере. Адвокат который уже раз повторяет одну и ту же фразу: "Вы не понимаете, Валерий".
— Вы не понимаете, Валерий, вот мы сейчас уедем, а он (Платон Лебедев.— Ъ) останется. У него в конце ноября день рождения, и просто чтобы приехать поздравить его с днем рождения, надо двое суток ехать в поезде,— говорит адвокат.
— Можно самолетом через Салехард,— замечаю я.— Сейчас паромная переправа через Обь закроется, а лед еще не встанет. Человеку даже на день рождения ничего нельзя подарить. Он ведь свою младшую дочку не видел, только на фотографиях. Знаете, как у него изменяется лицо, когда я показываю ему фотографию дочери? А можно только фотографии, видео нельзя. Я чувствую свою вину перед ним.
— Вы-то чем виноваты?— Я поддерживал его стратегию в суде. У него была цель. Он хотел показать всему миру, что это не правосудие. И он показал всему миру, а мир...
— Не обратил внимания?— Ну да. А теперь у него нет цели. Только выжить. А для того, чтобы выжить и вернуться к семье, надо было сдаваться давно. Сейчас уже поздно сдаваться. И даже сейчас я не знаю, как мог бы ему это предложить. Он несгибаемый человек, понимаете? Вот вы написали, что он сам строит себе тюрьму и натягивает вокруг зоны колючую проволоку (см. Ъ от 31 октября). А это неправда. Он делает ограждение. Это не значит, что он их устанавливает. Он не просит ни священников, ни правозащитников. Он до сих пор думает, что может сопротивляться сам, один. Эта зона прославилась за многие годы тем, что сюда присылали несгибаемых. И не говорите мне, что здесь тоже люди живут и что здесь особо чистая и полезная для здоровья ледниковая вода, которую даже разливают по бутылкам. Вы были на кладбище для зэков? Сходите.
"Это у нас еще тепло"
Кладбище для заключенных располагается чуть не доезжая до Харпа, метрах в 300 от шоссе в тундру. Никакой ограды, никакой церкви, никаких дорожек. Просто четыре сотни могил посреди порослей карликовых березок, и таксист, отец которого служил в тюремной охране, утверждает, что хоронят тут по несколько человек в одну могилу.
Здесь всего несколько крестов. Как правило, на могилах вообще нет опознавательных знаков. Или воткнута в могилу палка, а к палке привязана бирка с именем покойного и датой смерти. За несколько лет ветер и снег стирают с бирок имена. Если прочесть те бирки, где имена еще сохранились, то выясняется, что покойным было лет 30 или 40. Те, которым 40, поясняет таксист, умерли, скорее всего, от туберкулеза. Тем, которым 30, скорее всего, от гепатита. На улице минус 5, но ветер такой, что кажется, что будто минус 30.
— Прохладно тут у вас,— говорим мы таксисту, вернувшись с кладбища в машину.— Это у нас еще тепло,— улыбается таксист.
По дороге в Харп адвокат Евгений Бару спрашивает таксиста, не знает ли тот, где достать цигейковую черную шапку 60-го размера, потому что объездили уже весь поселок Харп и весь город Лабытнанги и готовы ехать через Обь, чтобы в Салехарде искать шапку, которую администрация колонии посчитала бы форменной и согласилась бы передать Платону Лебедеву, чтобы у него была шапка.
— Я знаю,— говорит таксист и везет адвокатов к жилому дому.— Я тут живу. У меня отец служил в охране. Когда он уходил на пенсию, ему выдали форму. Ну и шапка там была черная, форменная, 60-го размера. Она новая совсем. Денег не надо. Отец не возьмет. Нельзя же человеку зимой без шапки.
"Харп — это осознание того, что они натворили"
Вчера, когда адвокаты посещали своего клиента в колонии, Платон Лебедев читал газету, распластанную по стеклу в комнате свиданий, и комментировал прочитанное:
— Два последних года копим нефтедоллары, ничего не инвестируем в свою экономику, болтаем о каком-то развитии. Вместо этого все нефтедоллары хранятся там, где доллары печатаются. Глупость! Отсутствие какой-либо финансовой политики — именно от избытка нефтедолларов.
Вчера, когда адвокаты посещали своего клиента в колонии, с адвокатами захотел встретиться начальник местного управления Федеральной службы исполнения наказаний Анатолий Замша. Он обещал, что к следующему приезду адвокатов, через месяц, попытается решить вопрос со специальным помещением, где можно работать с документами и где нет стекла между адвокатами и клиентом.
Вчера, когда адвокаты похвастались Платону Лебедеву, что достали ему теплую шапку и даже достали на рынке теплые ботинки 47-го размера, так что теперь, наверное, получится пережить без серьезных потерь заполярную зиму, Платон Лебедев сказал:
— Сколько эти люди меня продержат здесь или в другом месте — тема вторичная. Поселок Харп — это эквивалент понимания этими людьми опасности. Харп — это осознание того, что они натворили. Я добивался и буду добиваться защиты моих чести и достоинства и привлечения этих людей к ответственности за злоупотребления властью.
"Эти люди", о которых говорит Лебедев,— не в Харпе. "Эти люди" — в Москве.