Накануне всеобщих выборов в Германии, намеченных на 18 сентября, Москву посетил один из лидеров германской оппозиции из блока ХДС-ХСС Вольфганг Шойбле. Целью визита господина Шойбле, отвечающего в команде оппозиции за внешнюю политику, было убедить российское руководство в том, что в случае смены власти в Берлине российско-германским отношениям ничто не угрожает. О том, как все-таки изменится внешняя политика Германии, если правый блок придет к власти, ВОЛЬФГАНГ ШОЙБЛЕ рассказал корреспонденту Ъ СЕРГЕЮ Ъ-СТРОКАНЮ.
— Как изменится внешняя политика Берлина в случае вашего прихода к власти? Сохранится ли пресловутая ось Москва--Берлин--Париж?
— Главное отличие будет заключаться в том, что мы сделаем упор на общеевропейские ценности. К сожалению, в последние пару лет германская внешняя политика вела к разъединению Европы, что создавало дополнительные проблемы для европейской интеграции. На основе общеевропейской системы ценностей мы хотим развивать и хорошие, конструктивные отношения с Россией. При этом мы не являемся сторонниками каких-либо осей, понимая, что оси могут вести к расколу Европы. Необходимо учитывать и то обстоятельство, что сотрудничество в рамках НАТО и европейская интеграция — не нечто противоположное, а две стороны одной медали.
— В последнее время все чаще говорят о том, что Европа фактически говорит с Россией двумя голосами. Один голос — это голос "старой" Европы или канцлера Шредера и президента Ширака, доверительный, мягкий и вкрадчивый. Другой, голос так называемой "новой" Европы,— жесткий, бескомпромиссный, а то и непримиримый. Возможно ли, чтобы Европа перестала говорить с Россией разными голосами?
— Я думаю, что единая Европа вполне может начать говорить с Россией одним голосом. Это не настолько трудно, как может на первый взгляд показаться. Кстати, это вполне отвечало бы и интересам самой России. Давайте не забывать, что определения "старая" и "новая" применительно к Европе принадлежат министру обороны США Дональду Рамсфельду, за это высказывание подвергнутому в Европе резкой и справедливой критике. Только объединенная Европа способна действовать. Если же по ней будут проходить разделительные линии, ни о каком конструктивном взаимодействии речь идти не может. Как добиться такого взаимодействия? Четко себе уяснить, что отношения с той или иной страной не должны развиваться за счет других стран.
— Тем не менее многие в "новой" Европе, прежде всего новобранцы ЕС из бывшего соцлагеря, считают, что нынешнее германское руководство должно было занять более жесткую позицию по отношению к России. Разделяете ли вы подобную точку зрения?
— Нет, не разделяем. Я думаю, что с Россией лучше говорить вежливо. В противном случае мы опять можем прийти ко все тому же расколу Европы, как это было в ситуации, когда Европу пытались объединить против США. В свою очередь конструктивные отношения между Москвой и Вашингтоном отвечают не только их интересам, но и интересам единой Европы.
— Пытаясь развивать конструктивные отношения с Москвой, о которых вы говорите, США тем не менее время от времени выражают озабоченность ситуацией в России. Разделяете ли вы эту озабоченность?
— Да, мы ее разделяем. Но при этом считаем, что развитие демократии и обеспечение верховенства закона в первую очередь отвечают интересам самой России. Мы прислушиваемся к президенту Путину, который говорит то же самое. Мы понимаем, что на этом пути есть трудности, но полагаем, что существующие проблемы необходимо обсуждать в атмосфере доверия, а не конфронтации. При этом мы не хотим выглядеть высокомерными, поучая Россию.
— В Европе не осталось незамеченным недавнее заявление Ангелы Меркель о том, что в отношениях с Россией Германия не будет принимать решения через голову поляков. Означает ли это, что теперь Польша сможет влиять на решения, принимаемые в Берлине относительно России?
— Нет, госпожа Меркель имела в виду другое. Мы просто хотим успокоить поляков, убедить их в том, что наши отношения с Россией не будут направлены против Польши. И поэтому им нечего бояться. Вообще, в нашем понимании политика, основанная на соперничестве, не отвечает духу времени. Возвращаясь к вашему первому вопросу, напомню, что нам не нужны оси, нам нужна интеграция, в которую в той или иной мере будет вовлечено как можно больше стран.
— Вы так много говорите об интеграции и хороших отношениях с Россией. Насколько я понимаю, цель вашего визита в Москву и состоит в том, чтобы заложить основу этих отношений с будущим германским руководством?
— Да, и об этом шла речь в ходе моих встреч с главой кремлевской администрации Дмитрием Медведевым и российским министром иностранных дел Сергеем Лавровым. Эти встречи были весьма продуктивными. Кажется, мне удалось донести до российского руководства позицию Ангелы Меркель, заключающуюся в том, что мы готовы развивать отношения с Россией, исходя из нашего представления о европейской интеграции.
— До приезда в Россию вы побывали в Вашингтоне. Не секрет, что в последние годы американо-германские отношения достигли едва ли не низшей точки за всю послевоенную историю. Означает ли это, что целью вашего визита за океан стало наведение мостов, разрушенных в недавнем прошлом?
— Америка — наш самый главный, самый надежный союзник. Так было на протяжении десятилетий, и так должно оставаться впредь. Но опять-таки, отношения с США не должны противопоставляться нашим отношениям с объединенной Европой. Поэтому-то мы и говорим о том, что трансатлантическое партнерство и общеевропейская интеграция неразрывно связаны.
— Когда вы говорите об отношениях между странами, какое место в них, по вашему мнению, должна занимать личная дружба между их лидерами? К примеру, президент Путин установил тесные личные отношения и с президентом Бушем, и с канцлером Шредером. Однако в случае вероятного ухода господина Шредера тесная мужская дружба лидеров России и Германии уйдет в историю хотя бы по той простой причине, что следующим лидером Германии станет женщина, не так ли?
— Личные отношения лидеров очень важны. Напомню, что канцлер Коль в свое время имел тесные отношения с президентом Горбачевым, и эти отношения стали предпосылкой для объединения Германии. Такие же отношения сложились затем у господина Коля с президентом Ельциным. Однако, понимая значение личной дружбы, нельзя забывать и о содержательной стороне межгосударственных отношений. Отношения государств не сводятся к личной дружбе их лидеров. Если у нас складываются содержательные отношения между Берлином и Москвой, то они не должны зависеть от выборов в той или иной стране. И почему президент Путин не может установить тесные личные отношения с госпожой Меркель? Мужчина и женщина тоже могут дружить, не так ли? При этом господину Путину и госпоже Меркель не обязательно все время говорить по-немецки. Они могут поговорить и на русском языке, которым госпожа Меркель вполне владеет.