|
Властители сумм |
 |
| Фото: AFP |
| Император Калигула придумал для римских богачей новый формат сделок: одна из договаривающихся сторон должна была крепко спать |
Заря цивилизации
Быть богатым во все века было нелегко. Бедные не любили богатых, поскольку считали, что те живут за их счет, власть не любила богатых, поскольку сама была вынуждена жить за их счет, а средние классы считали, что богатые сами хотят стать властью. Поскольку богатых к тому же традиционно считали людьми опасными, с ними периодически начинали активно бороться, причем если борьба шла успешно, страну ждал экономический крах, а если неуспешно — крах ждал ее политическую систему. Тем не менее борьба велась, так как правители часто не знали другого способа повысить свой рейтинг.
Древним обществам было далеко до стабильности и социального благополучия, и многие тогда полагали, что благоденствию мешают две напасти — чрезмерная нищета и чрезмерное богатство. Поскольку с нищетой во все времена справиться было нелегко, врачевать общественные недуги нередко начинали с наступления на интересы состоятельных граждан.
 |
| Фото: AP |
| Самой первой конной была китайская кавалерия, которая однажды изрубила всю бизнес-элиту Поднебесной |
 |
| Желая стать непобедимыми воинами, спартанцы наголову разгромили собственную экономику |
В другой раз за богачей взялся римский император Тиберий, который счел их виновными в нехватке оборотных средств. Император принял самые жесткие меры против тех, кто хранил сбережения в виде наличных. У виновных в укрывательстве денег изымались не только "кубышки" с сестерциями, но и все имущество. Напуганные конфискациями богачи потребовали от своих должников немедленной расплаты, и кредитная система в империи рухнула. Зато сам Тиберий смог неплохо нажиться на борьбе с богачами. Так, по сообщению римского историка, некоего "очень богатого человека он угрозами и запугиванием довел до самоубийства, в надежде стать единственным его наследником". Сам Тиберий был далек от того, чтобы копить деньги на черный день и весело проматывал конфискованное добро. В своей резиденции на острове Капри император проявил себя утонченным ценителем дорогой порнографии и украсил многочисленные спальни своего дворца "картинами и статуями самого непристойного свойства", а также "завел особые постельные комнаты, гнезда потаенного разврата. Собранные толпами отовсюду девки и мальчишки... наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть".
 |
| Монах Савонарола объявил, что умеет творить чудеса, и превратил богатую Флоренцию в бедный город |
 |
| Средневековые предприниматели рассчитывали получить прибыль, а их недруги рассчитывали с ними рассчитаться |
Страх божий
 |
| Фото: AFP |
| Никола Фуке (слева) и Людовику XIV (справа) нравилось одно и то же: деньги, власть и мадемуазель де Лавальер |
В XV веке Флоренция была сердцем европейского Ренессанса, где процветали искусства и экономика, однако бюджетные трудности привели к падению уровня жизни, и горожане начали искать виноватых. Врага указал красноречивый и честолюбивый монах Джироламо Савонарола, который объявил, что богачи, увлекшись науками, скульптурой и живописью, позабыли заветы святой католической церкви. Чтобы обеспечить себе успех у слушателей, Савонарола объявил, что имеет непосредственную связь с Богом, а также, что способен творить чудеса. Бичуя пороки общества, монах обращался непосредственно к богатым, призывал их покаяться, пока не поздно: "Одумайтесь, о вы, богачи, ибо беды сокрушат вас! Град сей более не будет Флоренцией, но будет логовом воров, прибежищем низости и кровопролития. И постигнут всех вас и нищета, и несчастья... Знайте же, что последние времена близятся!"
 |
| Король Англии Карл I оставался на коне, пока мог найти общий язык с обеспеченными англичанами |
 |
| Джордж Пульман строил для своих рабочих школы и театры, что не помешало ему стать самым ненавидимым миллиардером Америки |
В следующем столетии эксперимент по улучшению экономического положения путем нажима на богачей предпринял бургомистр немецкого города Любек Юрген Вулленвевер. В течение многих лет он возглавлял компанию, которая торговала с Новгородом, и имел репутацию честного коммерсанта и отважного мореплавателя. Однажды Вулленвевер даже получил премию от своей компании за то, что изловил и повесил известного пирата, промышлявшего в Балтийском море. Поскольку в Новгороде, который к тому времени уже был частью Московского государства, отношение к немецким купцам портилось год от года, положение компании пошатнулось. Одновременно Вулленвевер превратился в обличителя городской купеческой верхушки, которая, в отличие от него и большей части городской бедноты, не спешила переходить из католичества в лютеранство. К тому же Любек начал страдать от конкуренции со стороны голландских и датских купцов, а потому у предприимчивого борца с пиратами появилась возможность упрекать городскую верхушку в том, что она проводит непатриотичную внешнюю политику.
В 1531 году ревностный лютеранин Вулленвевер призвал сограждан очиститься от католической скверны и поднял в городе мятеж. Дома и конторы любекского купечества были разграблены, книги, драгоценная посуда и все деловые документы у состоятельных граждан изъяты. Придя к власти, Юрген Вулленвевер обещал вернуть Любеку ведущую роль в торговле на Балтийском море, а потому строить город лютеранской мечты бургомистр начал с того, что объявил войну Дании и Голландии. Войну Любек проиграл, а сам Юрген Вулленвевер был уличен в казнокрадстве и казнен: "Тело его было четвертовано и на четыре колеса положено". Любек же в результате действий своего бургомистра окончательно утратил статус крупного центра европейской торговли.
Партитура закона
 |
| Простые американцы так мечтали разбогатеть, что требовали от правительства не дать богатеть непростым американцам |
Хорошо известна печальная судьба верховного интенданта (главного финансиста) Людовика XIV Никола Фуке. Этот министр, заслуженно имевший репутацию финансового гения, был скорее олигархом, чем государственным чиновником, поскольку управлял государственными деньгами как своими, долгие годы не давая никому отчета. Фуке выстроил себе роскошный дворец Во-ле-Виконт, на что ушло 18 млн ливров, при том, что официальный годовой доход верховного интенданта не превышал 600 тыс. ливров. При этом Фуке не собирался довольствоваться ролью "технического" королевского банкира и смело вмешивался в политику, раздавая многотысячные взятки и самостоятельно вступая в переговоры с зарубежными правительствами.
Естественно, нашлись люди, которые были рады открыть юному монарху глаза на деятельность зарвавшегося чиновника. Главными противниками Фуке были генеральный контролер финансов Жан-Батист Кольбер и генеральный прокурор Жан Талон, которых не устраивало влияние верховного интенданта. Однако самого грозного врага Фуке встретил в лице юной Луизы де Лавальер, возлюбленной короля. Верховный интендант имел наглость сделать Луизе непристойное предложение, посулив ей 200 тыс. франков. Та немедленно рассказала обо всем королю, и терпение молодого монарха лопнуло. "Недолго я находился в неведении о его недобросовестности,— писал Людовик XIV о Фуке.— Он не мог остановиться и продолжал свои непомерные расходы, строил укрепления, украшал дворцы, интриговал, передавал своим друзьям важные должности, покупаемые на мои средства. И все это в надежде вскоре стать суверенным арбитром государства".
Сам Фуке между тем был уверен в своей неуязвимости и даже восклицал порой: "Разве есть что-то, недоступное для меня!" Последней каплей стал визит короля во дворец Во-ле-Виконт, который своей роскошью затмевал все, чем располагал сам государь. Друзья предупреждали Фуке, что готовится его арест, и предлагали ему бежать. В Нанте его ждало судно, на котором олигарх смог бы в случае опасности бежать в Англию, но министр не внял предупреждениям. В 1661 году Фуке был арестован отрядом королевских мушкетеров под командованием гасконского офицера по фамилии д`Артаньян. В многочисленных владениях арестованного были проведены выемки документов, и генпрокуратура во главе с Талоном взялась за дело. Следствие длилось 38 месяцев. Сторонники Фуке подняли в печати кампанию протеста, пытаясь доказать, что следственные действия идут с нарушениями, но спасти финансиста уже ничто не могло. Суд признал факты растраты доказанными и приговорил Фуке к пожизненной ссылке, а король, раздосадованный мягкостью приговора, заменил ссылку пожизненным заключением. Остаток дней Фуке провел в одиночной камере, причем за его охрану отвечал лично д`Артаньян, произведенный после блестяще проведенного ареста в капитаны королевских мушкетеров. С новой задачей гасконец тоже прекрасно справился, о чем тогдашний военный министр оставил письменное свидетельство: "Д`Артаньян выполнял свои функции по охране столь пунктуально, что Фуке не получал никаких известий о том, что происходит в связи с ним". Борьба Людовика XIV с олигархией закончилась полным успехом — с падением Фуке в руках короля сосредоточились все рычаги управления страной, которыми он не преминул воспользоваться. Из 54 лет правления "короля-солнце" Франция более 30 лет находилась в состоянии войны с несколькими сильнейшими государствами Европы.
Подобные напасти обрушивались на богачей в разных странах всякий раз, когда корона пыталась получить всю полноту власти, причем эти конфликты нередко разрешались весьма кровопролитно. Английский король Карл I не мог найти взаимопонимания с парламентом, который по английским законам обладал привилегией собирать налоги. Король распускал парламент в 1625 и 1626 годах, но, лишившись строптивых законодателей, лишился и финансовых поступлений в казну. Карл решил обойти закон и начал вводить принудительные займы и тут же столкнулся с сопротивлением. Среди прочих давать деньги королю отказался Джон Хэмпден — один из богатейших землевладельцев Англии. Хэмпдена вызвали на ковер в Лондон, но он и там отказался платить, сославшись на Великую хартию вольностей. Непокорного богача продержали в тюрьме несколько недель, но в итоге отпустили.
Между тем средств Карлу I решительно не хватало, и он вспомнил о "корабельных деньгах" — старинном налоге, который приморские графства платили королю на содержание флота. Монарх решил распространить эту подать на вполне "сухопутные" графства и вновь получил отпор от Джона Хэмпдена, который владел землями в далеких от моря Букингемшире и Оксфордшире. Хэмпден предстал перед судом, но продолжал настаивать на том, что королевские поборы незаконны. Процесс широко обсуждался в обществе, которое и так уже все больше напоминало пороховую бочку с горящим фитилем. Суд признал Хэмпдена виновным, превратив его тем самым в популярного борца за свободу. В 1640 году Хэмпден был избран в парламент, где стал одним из лидеров оппозиции.
Борьба короля с богатыми неплательщиками незаконных налогов закончилась для него плачевно. Это противостояние стало причиной гражданской войны, вспыхнувшей в 1642 году. Карл войну проиграл и 30 января 1649 года был обезглавлен. Впрочем, Джон Хэмпден, который на собственные средства вооружил полк и лично повел его против королевских войск, до победы не дожил — пал в одном из сражений. Больше на привилегию английских богачей платить только законные налоги никто не покушался, что сказалось на государственных финансах благотворно. По крайней мере, долгое противостояние с Францией Людовика XIV выиграли именно англичане.
Нести свой трест
Времена всевластных королей сменились эрой научного прогресса и свободного рынка, однако богатые все так же вызывали зависть и страх, причем в странах с демократическим устройством на борьбу с имущими порой поднимались с энтузиазмом, достойным Савонаролы. Вместе с тем как раз индустриальная эпоха показала, что государство может бороться с ростом влияния отдельных представителей экономической элиты ради их же блага.
Последние десятилетия XIX века ознаменовались в США стремительным экономическим подъемом, причем локомотивом американской экономики были крупные корпорации и тресты. Их-то деятельность и всколыхнула общественность, которая увидела в усилении монополий угрозу существования американского образа жизни и вообще демократии.
Первыми начали возмущаться фермеры Среднего Запада, которых не устраивали тарифы на перевозки, установленные железнодорожными компаниями. Фермеры составляли большинство тогдашнего электората, и политикам вскоре пришлось почувствовать на себе результаты их недовольства. Так, один молодой и многообещающий политик был вынужден отказаться от карьеры после женитьбы на дочери одного из железнодорожных магнатов, поскольку каждая встреча с избирателями начиналась с вопроса: "А тресты? Расскажите нам о трестах!" — и тут же превращалась во вскрытие и критику его родственных связей. Не доверявшие более ни республиканцам, ни демократам фермеры создали свою Популистскую партию, в рядах которой оказалось больше миллиона человек, что весьма обеспокоило традиционные партии.
Вслед за фермерами заволновалась интеллигенция. Надо сказать, монополисты действительно давали массу поводов для подобного беспокойства. Например, глава Сахарного треста Горас Хэвмейер говорил о своих взаимоотношениях с политиками так: "В штате Нью-Йорк, где демократы имеют большинство в 40-50 голосов, мы оказываем поддержку им. В штате Массачусетс, где преобладают республиканцы, мы к их услугам". Общее мнение американских интеллектуалов о монополистах сформулировал писатель Амброз Бирс: "Мы считаем этих людей врагами общества и самыми настоящими преступниками".
Испугавшись падения популярности партий, республиканцы и демократы согласились принять антимонопольное законодательство и 2 июля 1890 года одобрили законопроект сенатора Шермана, в котором запрещались любые сговоры и объединения "с целью ограничить торговлю или коммерцию между штатами". Между тем ни Шерман, ни другие сенаторы и конгрессмены не были врагами монополистов и даже желали им добра. Так, за несколько лет до принятия закона один из ведущих политиков писал Джону Рокфеллеру, одному из главных монополистов Америки: "Джон Шерман сегодня — главная опора в сенате для защиты наших деловых интересов..." Говоря о необходимости принятия своего проекта, Шерман приводил следующий аргумент: государство должно либо обратить внимание на недовольство масс, либо "приготовиться к социализму, коммунизму или нигилизму".
Впрочем, первоначально закон использовался скорее в пользу богатых, чем против них. Джордж Пульман — производитель знаменитых на весь мир спальных вагонов, возвел Пульман-таун — город для своих рабочих. Это был первый в мире заранее спроектированный промышленный город, построенный со всеми мыслимыми по тем временам удобствами. На международной выставке в Праге Пульман даже удостоился двух медалей и диплома за создание "самого совершенного города на Земле", однако не все горожане были в восторге от своего домовладельца и работодателя. Один из жителей Пульман-тауна так оценивал свое положение: "Мы рождаемся в пульмановских домах, покупаем еду в пульмановских магазинах, учимся в пульмановских школах, молимся в пульмановских церквях, а когда умрем — попадем в пульмановский ад". Ад начался в 1894 году, когда в связи с изменившейся конъюнктурой Пульман урезал зарплаты на четверть, а квартплата в Пульман-тауне осталась прежней. Стачку, которая парализовала железные дороги всей страны, пришлось подавлять с помощью армии. Сам же Пульман так боялся, что его прах будет осквернен восставшим пролетариатом, что завещал похоронить себя в могиле, больше напоминавшей железобетонный бункер. Ну а профсоюз железнодорожников был распущен на основании упомянутого закона Шермана, поскольку забастовка ограничила торговлю между штатами.
Однако властям все же пришлось всерьез взяться за монополистов. В 1901 году анархист Леон Чолгош застрелил президента Уильяма Маккинли, который действовал исключительно в интересах корпораций, и в Вашингтоне решили больше не дразнить гусей. Следующий президент — Теодор Рузвельт сделал борьбу с трестами главным пунктом своей внутренней политики, в частности развалил империю Моргана и еще несколько империй поменьше. Так политический истеблишмент сумел отстоять свое право на власть, пожертвовав при этом парой-тройкой успешных предприятий, а предприниматели научились не раздражать общественность явными намерениями подмять под себя страну. По крайней мере, больше никому из американских миллиардеров не приходилось превращать свои могилы в бетонированные укрепления.
ХХ век видел немало социальных экспериментов, в ходе которых всеобщее счастье пытались построить за счет ущемления интересов состоятельных людей. Такого рода попытки редко приносили экономическую пользу, но почти всегда давали мгновенный политический эффект. Поэтому вряд ли подобная стратегия когда-нибудь потеряет актуальность.
КИРИЛЛ НОВИКОВ