В Калифорнии умер 96-летний ветеран кинематографического авангарда Кеннет Энгер. Своими художественными открытиями он повлиял на многих крупных мастеров мирового кино.
Кеннет Энгер. 2006 год
Фото: Nick Wall / WireImage / Getty Images
25 лет назад, когда я встретил Энгера на фестивале в Тампере, ему уже было за 70, но выглядел он молодцом: жгучий брюнет в алом свитере с приколотой к нему розой был полон сил и желания общаться. «Красный цвет распространяет вокруг себя жизнь»,— утверждал Энгер, фамилия которого в переводе с английского означает «Гнев».
Лишь первый его киноопыт был вынужденно черно-белым. Фильм «Фейерверки» (1947) студент Энгер снял за три дня в доме своих родителей, воспользовавшись тем, что они отлучились на похороны. Он тогда и слыхом не слыхивал о Жане Жене, но в юношеских садомазохистских фантазиях Энгера о брутальных матросах безошибочно узнаваемы образы и персонажи «Кереля» — и романа Жене, и будущего фильма Райнера Вернера Фассбиндера. Сам Фассбиндер тогда только недавно появился на свет, пройдут еще десятки лет, прежде чем он экранизирует роман Жене — но фассбиндеровскую «постголливудскую» эстетику в зародыше можно видеть уже в полулюбительском дебюте Энгера.
Первой же своей картиной Энгер заявил о себе как о классическом авангардисте.
Для всех его фильмов характерны провокативные темы, жестокая атмосфера, мистический ритуализм, оккультные мотивы, сексуальный эксгибиционизм. В «Фейерверках», к примеру, пенис матроса вспыхивает и превращается в ритуальную свечу.
Этот фильм был награжден призом на одном из фестивалей, где в жюри оказался великий эстет Жан Кокто. Благодаря ему Энгер попал во Францию и задержался там на целых двенадцать лет. Среди смотревших первый вариант картины были и Жан Жене, и Марсель Карне. Позднее Энгер работал в Парижской синематеке под руководством Анри Ланглуа и стал свидетелем зарождения «новой волны»: Жан-Люк Годар и Франсуа Трюффо были завсегдатаями тогдашних синематечных просмотров, но близости с ними у Энгера не возникло.
Во Франции Кеннет Энгер ощущал дружественную почву, в то время как в Америке его фильм подвергли остракизму, молодому режиссеру перекрыли путь в Голливуд. Но все же в Европе Энгер не остался и в 1962 году вернулся в Америку, хотя и знал, что никогда не получит миллионных бюджетов. «Я вовсе не против них,— говорил Энгер,— но выбивание денег для меня не слишком отличается от проституции. Большинство своих киноопусов я сделал на собственные или наследственные средства».
Фильмы Энгера французского периода напоминают сюрреалистические притчи Кокто, но содержат в себе новый элемент: они, как и все работы этого режиссера-нонконформиста, лишены диалогов и построены на музыке. Главным образом — на характерных для эпохи шлягерах, в которых Энгер подчеркивает эротический элемент и которые делает основой экранной драматургии. По сути, это первые в истории, появившиеся еще до эры психоделики, музыкальные клипы.
Его ранние фильмы оказали сильное влияние на творчество таких классиков, как Мартин Скорсезе и Дэвид Линч. Первый цветной фильм Энгера «Багровое мгновение» (1949) должен был стать внушительной кинопоэмой о голливудских дивах, но из-за отсутствия финансирования остался семиминутной клиповой зарисовкой, в которой певица, похожая на еще не родившуюся тогда Изабеллу Росселлини, исполняет тягучую и томительную, словно жевательная резинка, песню в манере и ритме, чрезвычайно напоминающих культовую сцену с той же Росселлини из «Синего бархата» Дэвида Линча.
Самый драматичный период в жизни и творчестве Энгера пришелся на рубеж 1960–1970-х годов. Вместе с «поколением цветов», даром что последнее заметно моложе, он прошел по всем его типовым маршрутам, включая мотоциклетные рейды и наркотические трипы в Катманду. Эстетика моторизованных «диких ангелов» пришла в кино во многом благодаря Энгеру: фильм «Скорпион восходит» (1963) — эротическая симфония поршней, двигателей, колес и сцеплений.
В 1968-м Энгер задумал самый амбициозный из своих фильмов «Люцифер восходит», в котором обобщены эмоциональный опыт десятилетия безграничной свободы, а также увлечение Энгера идеями Алистера Кроули.
Главную роль должен был играть 19-летний музыкант Бобби Бисолей, но в последний момент что-то развело его с режиссером, а вскоре Бисолей был приговорен к пожизненному заключению за убийство, которое он, будучи в наркотическом трансе, совершил в составе секты «сатаны Мэнсона».
Отбывая бессрочное наказание в тюрьме, Бисолей написал музыку, а Энгер построил на ней и наконец-таки завершил фильм, в котором весьма двойственно показал соблазны сатанизма. С одним из его главных мессий, Антоном Лавеем, Энгер был тесно связан. Сатанинское поветрие, к слову, основательно затронуло Голливуд: с Лавеем охотно общались Мэрилин Монро и Джейн Мэнсфилд; последняя, как и Энгер, участвовала в «черных мессах». «Многим художникам, многим моим друзьям была уготована трудная судьба,— говорил Энгер.— Но они никогда на нее не жаловались и о ней не жалели». В отличие от них он не стал жертвой ни наркотиков, ни конфликтов с законом, ни СПИДа.
Широкой публике Энгер больше известен не как кинематографист, а как автор скандальной книги «Голливудский Вавилон» (1959). Но это совсем несправедливо. Энгер — выдающийся киноавтор, многое открывший и предвосхитивший в кинематографе.