Габриель Гарсиа Маркес, автор "Воспоминаний моих грустных шлюх", с тем же успехом мог сочинить детские "Разговоры ее веселых хомячков", они все равно мгновенно были бы раскуплены. Немудрено, ведь читатели ждали нового романа около двадцати лет. Причем некоторые так и не утерпели: на родине писателя еще незаконченный текст был похищен и напечатан пиратским способом. История русского перевода тоже окутана тайной: известно, что Маркес, недовольный тем, что его издавали без разрешения, сделал Россию "страной нон грата". Однако книга вышла, опережая даже англоязычный перевод: имя переводчицы Людмилы Синянской хорошо известно, название издательства — напротив.
Впрочем, для всех остальных читателей, кроме нас, ожидание все же было скрашено: в 2002 году была опубликована первая часть воспоминаний Гарсиа Маркеса, от рождения до 1950-х годов. Так что когда вдруг вместо продолжения мемуаров мэтр выпустил совсем другие "Воспоминания", у более счастливых читателей появился материал для сравнения. Герой романа, хоть и старше автора лет на двенадцать, однако наделен некоторым автобиографизмом. Это касается занятий журналистикой, а также свободного образа жизни: в воспоминаниях Гарсиа Маркес рассказывает, как в молодости ночевал где придется, особенно часто "приходилось" в местных борделях.
Однако главный герой "Воспоминаний моих грустных шлюх" писателем так и не стал: всю жизнь посвятив журналистике, он до сих пор ваяет колонки и рецензии. Кажется, он не слишком преуспел в своем ремесле, отсюда и простой, отнюдь не блестящий изысками стиль повествования, ведь рассказ ведет заурядный журналюга. Впрочем, пока молчал колумбийский классик, эталоном популярной прозы стал другой южный сочинитель, Пауло Коэльо, так что элементарность стиля как раз надежно потеснила замысловатую словесную вязь некогда любимого народом магического реализма.
Вехи своей долгой жизни престарелый герой Гарсиа Маркеса определяет не по газетным публикациям, а по любовным приключениям. Их у него случилось не менее 514 — и не одного настоящего, все покупные. Но читатель может не пугаться, все 514 "грустных шлюх" предаваться воспоминаниям не будут — главной и единственной оказывается встреча с 14-летней девочкой, которую герою поставляет его старая знакомая бандерша Роса Кабаркас. Старик по-настоящему влюбляется в девочку, пишет статьи в форме любовных писем и тем самым вдруг обретает немалую популярность. Простая публика готова внимать его советам, а интеллектуалы, как водится, воротят нос. Тут интересный пуант романа: старость и сексуальность — это сочетание действительно один из камней преткновения в мировой литературе. Кажется, уже давно решено, как положено стареть и как нельзя. Малейшая смелость тут же объявляется непозволительной и вульгарной эксцентрикой. Из примеров последнего времени здесь можно вспомнить недавно опубликованные рассказы российского прозаика Владимира Маканина: истории о пожилом влюбленном Петровиче многими критиками были подвергнуты остракизму.
Но страстные признания не должны сбить с толку: Гарсиа Маркес вовсе не претендует на лавры автора "Лолиты". Новая книга колумбийского классика, как и рассказы Владимира Маканина, о той последней смелости, что присуща старости. Роман с девочкой обращается игрой со смертью, отсюда и неизбежная взаимность.
Харуки Мураками тоже из тех авторов, что заставляют поторапливаться издателей. В этом году вышло аж три новых перевода. В том числе самая, на мой взгляд, удачная книга модного автора — сборник эссе "Джазовые портреты". Англоязычная публика еще переваривает роман "Кафка на пляже", а у нас уже вышло самое свежее творение этого японского писателя американской ориентации "Afterdark" (2004). И хотя роман назван именно английским словом, Дмитрий Коваленин все же предпочел собственный неологизм "Послемрак", тем самым подчеркивая, что речь идет о чем-то более таинственном и загадочном, чем простое время суток. "Послемрак" — это изнанка жизни типичного мегаполиса: с утра миллионы людей уверенно несут свою вахту, "чистят зубы, бреются, повязывают галстуки и красят губы" (интересно, красят губы именно те, кто бреется?). Весь день исправно работает "кровеносная система" и "перистальтика" города. Все это однообразно и одинаково везде, зато после полуночи на сцену выходит "город-оборотень".
Происходят странные встречи, начинаются какие-то непонятные вещи: молоденькая легкомысленная фотомодель, днем страдающая диетами, темной ночью переносится прямо со своей кроватью внутрь телевизора, где ее поджидает Человек Без Лица и откуда выйти нельзя, как ни кричи. Видимо, телевизор — это предмет национальной японской боязни: что ж, они эти ящики производят, так что им виднее. Не знаю, рассчитывал ли на такой эффект писатель, но те, кто смотрел японский же киносериал "Звонок", обязательно почувствуют дрожь при чтении этих в общем-то не слишком страшных страниц. В остальном "Послемрак" — ряд слегка сентиментальных урбанистических сцен. Небольшой ресторанчик неяпонской кухни, дешевая гостиница, супермаркет — в принципе действие могло бы происходить в любом крупном городе. Наверное, поживи Харуки Мураками пару недель в Москве, он запросто смог бы создать российскую версию "Afterdark". Тихие полуночники коротают время в какой-нибудь забегаловке. Студентка иняза в бейсбольной кепке болтает с музыкантом-пофигистом. У нее разладились отношения с сестрой, у него — с отцом. Он цитирует притчи из Толстого и Пелевина. Вместе они помогают молоденькой проститутке, зверски избитой клиентом в гостинице. Клиент — заурядный бизнесмен, по ночам превращающийся в садиста. Единственное, что российский вариант вряд ли обошелся бы без мата и натуралистических подробностей. А у Харуки Мураками даже изнанка жизни подозрительно чистенькая, разве что заметен некоторый налет поэтизации.
Габриель Гарсиа Маркес. Воспоминания моих грустных шлюх / Перевод с испанского Людмилы Синянской. М.: Онлайн, 2005
Харуки Мураками. Послемрак / Перевод с японского Дмитрия Коваленина. М.: Эксмо, 2005