Победителей художественного сезона (в Ъ от 16 сентября мы обещали продолжить комментировать рейтинг "Арт-МИФ"а) называют обычно, не успев задуматься, удался ли сезон вообще. Да и в само словосочетание "художественный сезон" вкладывать можно различное содержание. Большое количество публики интересуют только Вернисажи, уже меньшее — собственно Выставки, совсем немногие знают нечто о Художниках и уж буквально единицы думают о том странном предмете, что по-прежнему носит название Искусство. Оставляя в стороне вернисажную тему, обозреватель ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ анализирует некоторые из выставок прошедшего сезона.
Точкой отсчета для любых размышлений о прошедшем сезоне неизбежно будет далекий сезон 1991-1992, пропитанный атмосферой роскошных пиров и скандалов. Он бурно завершился фантасмагорическим решением Ассоциации московских галерей исключить из своих рядов галерею "Риджина" за нарушение границ искусства и причинение светской публике дискомфортных ощущений (в сезоне 1992-1993 "Риджина" безмолствовала, очевидно, потрясенная такой наивностью коллег по радикальному искусству). Многие выставки того сезона помещали искусство в нетрадиционный контекст, изымая его из нейтральных белых стен галерей. В воздухе витали идеи устройства выставок в морге, тюрьме или, что казалось столь же экстравагантным, художественном музее. На деле демонстрация пышных постмодернистских инсталляций на аляповатом фоне русского усадебного барокко ("Эстетические опыты", Кусково, проект Виктора Мизиано) или же диссидентского концептуализма 70-х годов — в холодных стенах Бутырского следственного изолятора (первая выставка Института современного искусства, проект Иосифа Бакштейна) были не более чем декларативным (и декоративным) сопоставлением, которому зритель в соответствии с силой своего воображения мог приписать любую глубину содержания.
В сезоне 1992-93 искусство вернулось в традиционное пространство с белыми стенами, но лишь для того, чтобы окончательно дискредитировать традиционный тип выставки, воспетый еще в "Салонах" Дидро — с картинами, развешанными по стенам. Устроить такую "плоскую" экспозицию — сегодня шаг рискованный, потому что он указывает на галерейную перечислительную выставку, не имеющую "сверхзадачи". Искусство в ней экспонируется в качестве "wallflowers" (картины ожидают покупателя у стен, как называемые этим английским словом девушки, не приглашенные на танец). Этого могут не простить. Презентация галереи "Айдан" в ЦДХ (апрель 1993) многих разочаровала именно по этой причине. В другую крайность впадают традиционные живописцы, поддающиеся искушению сделать из обычной выставки "инсталляцию" — тактикой сваливания полотен в кучу, подвешивания их к потолку или прикладывания под углом к стене (как на выставке Андрея Карпова в том же ЦДХ).
Прошедший сезон явился триумфом кураторских проектов. Проекты эти, как правило, заключали в себе фабулу или даже интригу. Много лет боровшееся за право быть скучным и непонятным, искусство на выставках неожиданно пожелало предстать в качестве "интересного", даря удовольствие, схожее с удовольствием от детектива или романа "с ключом" (частный случай "удовольствия от текста"). Одним из изящных образцов такой интриги явился проект художника Вадима Фишкина "Сумеречная орбита", по сюжету которого в экспозиции нескольких галерей с наступлением сумерек "волшебным образом" возникали странные "ночные" инсталляции, как будто символизирующие сновидения галерейных экспонатов.
Центр современного искусства в прошедшем сезоне вослед знаменитому лозунгу Йозефа Бойса "художником может быть каждый", пригласил каждого быть куратором. За этим жестом, разумеется, скрывалась отчаянная попытка высечь искру свежего художественного результата путем конфронтации искусства с новыми (для него) интеллектуальными веяниями. И больше всего шансов на такой результат было у самых безумных сопоставлений. Выставка критика Виталия Пацюкова "Философия имени" представляла собой попытку продемонстрировать зависимость искусства от фамилии художника. Поиск существенного в случайном по модели классического психоанализа, прочтение факта искусства в качестве "симптома" — все это на Западе давно является универсальной методологией, у нас же настолько экзотично, что могло явиться предметом для одной из самых оригинальных по концепции выставок сезона. Хотя следует признать и то, что в жанре "выставки--текста" в самом деле единственно интересное — листочки с текстами (то же можно сказать и о выставке Виктора Мизиано "Опасные связи", где увлекательнейшим образом выяснялось отношение художников друг к другу).
Выставка куратора Владимира Левашова "Кунсткамера" (галерея 1.0) смешала в экспозиции современное искусство и традиционное ковроткачество, причем рафинированное творчество предстало в качестве одной из полухудожественных практик — составления гербариев, картографии или таксидермии. Подобная "игра на понижение статуса" сходна со знаменитым английским understatement, являющимся признаком наиболее тонкого чувства юмора, рождающего не смех, а чувство интеллектуальной удовлетворенности. Во всяком случае, это оказалось изящной альтернативой стратегии симуляции. Искусство было фактически сопоставлено с до-художественным, с тривиальностью естественного, в качестве которого в других проектах прошедшего сезона могло, например, выступать как наивное творчество ("Путями правды" Георгия Острецова), так и руины скульптур сталинского времени, принадлежащие уже стихии природного и безусловного (выставка Валерия Кошлякова и Владимира Дубосарского, куратор Александр Балашов).
Во всех этих проектах современное искусство было извлечено из абстрактной сферы его существования (где никогда не наступает реальная ночь и фамилии создателей не следует понимать буквально) и сопоставлено со значительностью повседневного — причем без перемещения его в какие-либо экзотические пространства (Фишкин, скорее, вверг искусство в новое для него время). И удивившее многих недавнее решение Центра современного искусства прекратить выставочную деятельность и открыть для кураторов и художников систему учебных мастерских, или workshops, на самом деле есть еще более радикальный вариант тотального кураторского проекта, сливающегося уже с областью непосредственной жизни.