Андрюше Алексееву два года. Он сирота из дома ребенка города Бийска Алтайского края. Какие-то добрые люди усыновили было Андрюшу, но через пару месяцев вернули в дом ребенка. Вернули, потому что у мальчика порок сердца, он все время болеет и все время хочет есть. Так вот, его можно вылечить от порока сердца.
Чуть больше полугода назад я полетел в Томск встречаться с тамошними детскими кардиологами Сергеем Ивановым и Евгением Кривощековым и помогать им найти деньги на амплатцеры. Амплатцеры — это такие заплатки, которые хирурги крепят детям на сердце, когда у детей порок сердца. Порок сердца — это когда у ребенка в сердце лишние отверстия, сквозь которые кровь утекает куда не надо и оттого недостаточно обогащается кислородом или не доносит кислород до тканей и органов. Если эти отверстия залатать амплатцерами, кровь станет циркулировать нормально и ребенок будет жить и развиваться. Но амплатцеры стоят денег. Много денег. И операции стоят денег. И уход за детьми. И если у ребенка, больного пороком сердца, есть родители, то это они должны оплачивать операцию и выхаживать малыша. А теперь, когда государство монетизировало льготы, родители оплачивают еще и проезд ребенка в крупный город, где есть кардиологический центр. А если у ребенка нет родителей, то кто оплачивает?
Чуть больше полугода назад мы ездили с доктором Ивановым и доктором Кривощековым по томским детским домам, и врачи показывали мне детей, которым нужна была операция на сердце, детей, которые умерли бы без этой операции, но у которых не было никого, кто заплатил бы за заплату для сердца. Дети были бледные и грустные. Чем старше они были, тем заметнее было их отставание в физическом и психическом развитии. На них было больно смотреть, но, клянусь, еще больнее было смотреть на двух здоровых мужиков, хирургов Иванова и Кривощекова, молодых, талантливых и рукастых, готовых оперировать чуть не каждый день, но не имевших такой возможности, потому что чертов амплатцер стоит столько, сколько каждый из них зарабатывает за год.
Это было чуть больше полугода назад. Примерно в это же время в полутысяче километров от Томска мальчик Андрюша Алексеев второй раз в жизни осиротел. Я ничего не знал тогда про Андрюшу. Я возвращался в Москву, был ясный морозный день. Глядя в самолетный иллюминатор, я думал патриотические мысли: дескать, какая бескрайняя земля эта Сибирь, и сколько же в ней детских домов, и сколько в каждом детском доме детей с пороком сердца, и скольким нужна операция.
Я прилетел в Москву, написал про амплатцеры, и вы, дорогие читатели, собрали денег. Много. Так много, что томские врачи оказались загруженными работой надолго. Не слишком ли пафосно будет сказать, что они прооперировали город? У них в Томске не осталось детей-сирот, нуждающихся в срочной операции на сердце. И они поехали по другим городам. Сибирь большая. И в городе Бийске Алтайского края доктор Иванов смотрел мальчика Андрюшу Алексеева, дважды сироту, и подтвердил диагноз "порок сердца", и сказал, что нужна операция.
Мать отказалась от Андрюши в роддоме. Младенец был еле живой, и прямо из роддома его повезли в больницу, где мальчик провел первые несколько месяцев своей жизни. Там, в больнице, Андрюшу, не знаю уж как, приметили добрые люди и обратились в органы опеки, заявив, что хотели бы, дескать, усыновить мальчика. Прежде чем разрешить усыновление, Андрюшу чисто формально на несколько дней перевели в Бийский дом ребенка. Главный врач дома ребенка Людмила Бузунова стала, как это и положено по закону, Андрюшиным опекуном, и представляла интересы мальчика в суде по усыновлению. И мальчик, как это и положено по закону, был усыновлен через суд добрыми людьми, приметившими мальчика в больнице.
А еще через несколько месяцев добрые люди потребовали через суд, чтобы Бийский дом ребенка забрал у них Андрюшу обратно. Не знаю уж, как можно не понять, что ребенок болен, если ты познакомился с ребенком в больнице, но усыновители утверждали на суде, что не были, дескать, предупреждены о пороке сердца, которым страдает Андрюша Алексеев.
Главный врач соглашалась. Она признавала в суде, что органы опеки действительно должны были предупредить усыновителей обо всех болезнях усыновляемого ребенка и взять с них расписку, что они предупреждены.
— А еще он все время ест,— говорила в суде приемная мать.Главный врач соглашалась, что у ребенка с пороком сердца могут быть проблемы с усвоением пищи и про это тоже надо было предупреждать усыновителей.
Короче говоря, Андрюшу взяли в дом ребенка обратно. Он был очень голодный. Худой, голодный и запуганный. Норовил стащить еду, спрятаться где-нибудь и есть. Через пару месяцев Андрюша наелся, потолстел, стал почти нормально расти, перестал таскать еду и научился, как все дети, просто спокойно завтракать, обедать, полдничать и ужинать. Я спрашивал начмеда Бийского дома ребенка, почему проблемы с усвоением пищи были у Андрюши, пока он жил в приемной семье, и пропали, когда стал жить в детском доме. Начмед сказала:
— По-моему, его просто мало кормили.