Что было на неделе

       Затянувшиеся препирательства вокруг электронных средств массовой информации, дошедшие даже до сделанных наиболее рьяными защитниками свободы слова обещаний судить журналистов военно-полевым судом, обернулись вдруг замечательной благостностью. Спикер посетил РТВ и объяснил сотрудникам, что парламент болеет за журналистов, готов дать им много денег, лишь бы только те правильно пользовались свободой слова.
       Вероятно, видя, что как оборонительная, так и наступательная тактика приводит исключительно к звучным скандалам, Хасбулатов рассудил, что нет ничего лучше тактики подкупательной. Рядовые телевизионщики давно уже рассказывают о чрезвычайно выгодных предложениях, регулярно поступающих от "Парламентского часа", и расчет председателя ВС, очевидно сводился к тому, что звон злата надлежаще подействует и на коллектив РТВ en gros: "А она мне сказала: я верю Вам и отдамся по сходной цене". Однако не исключено, что овладевшая Хасбулатовым логика скупого рыцаря — "что не подвластно мне? как некий демон, отселе миром править я могу" — в данном конкретном случае может дать сбой. По мере того, как на ТВ умножается беспорядок, основным источником дохода телетружеников все более делается прямая и косвенная реклама, плата за которую перетекает в их карман по возможности в обход налоговой инспекции и даже собственного начальства. При таких веселых нравах даже Хасбулатов, выступающий в роли "некоего демона", вряд ли сможет склонить телевизионщиков к отказу от вольных хлебов — разве что установит им сверхъестественный оклад в твердой валюте.
       Последнее, впрочем, скорее всего повлечет за собой новый скандал, ибо министр финансов Борис Федоров продолжает упорствовать в своей крайней жестокости по принципу "а где я возьму им деньги?". Подтверждая репутацию человека грубого, Федоров с редкой прямотой говорит: "Интересы формально понимаемой демократии вошли в противоречие с интересами экономической реформы. Это все от Горбачева пошло — словоблудие вместо дела. Вместо популистских решений парламента нужны жесткие меры, и их нужно быстро проводить".
       Вообще говоря, деятельность ВС имеет хоть к формально, хоть к неформально понимаемой демократии довольно слабое отношение. Более того, существует мнение, что довольно уверенное становление демократии в XIX веке и постоянные срывы в диктатуру в веке XX связаны как раз с тем, что XIX век — эпоха золотого стандарта, век же XX — эпоха его гибели. При золотом стандарте денег бывает столько, сколько есть, и ни копейкой более, отчего и правительство, и парламент лишены не просто возможности вести популистские игры с печатанием денег — ограничена сама возможность их противостояние ценой тотального разрушения хозяйства, что мы наблюдаем сейчас. В этом смысле Федоров как бы даже сам на себя клевещет, изображая себя страшным диктатором вроде португальского Салазара, первоначально бывшего как раз министром финансов и в 20-е годы вытащившего Португалию из чудовищного финансового кризиса, устроенного беспрестанно сменявшимися демократическими правительствами. При твердой же валюте возможности парламентского словоблудия столь сильно ограничены, что даже Федоров, возможно, примирился бы с наличием "формально понимаемой демократии". Вопрос, правда, где взять точку опоры, дабы утвердить стабильную валюту.
       Неожиданным образом ответ на него пытается дать первый заместитель Хасбулатова Юрий Воронин. По мнению Воронина, "получить твердый рубль для всей экономики в целом сегодня невозможно без разрушения этой самой экономики", но оснований для печали все же нет, ибо можно ввести в обращение "устойчивую национальную денежную единицу... эмиссия которой будет управляемой, привязанной, например, к конкурентоспособному отечественному экспорту". Устойчивая денежная единица (что-то вроде "нефтерубля") будет, по Воронину, обращаться в рыночном секторе экономики, в нерыночном же, государственном секторе будет своя, особая и кредитно-финансовая, и бюджетно налоговая система, и своя денежная единица, причем "в регулируемом, 'нерыночном' секторе существенный дефицит центрального бюджета мог бы и будет скорее всего существовать".
       Если бы речь не шла о параллельном хождении двух национальных валют, можно было бы сравнить план Воронина с проектом ввести в Германии "ржаную марку" (1 марка = 1 мерка ржи), каковая твердо привязанная марка должна была, по мысли авторов проекта, заменить сокрушенную гиперинфляцией 1923 года старую рейхсмарку. Но поскольку валют предполагается иметь две, план Воронина более похож на "ленинский (точнее, сокольниковский, по имени тогдашнего наркомфина) план стабилизации рубля": вполне по Воронину тогда ходили две валюты — обеспеченный золотом червонец и ничем не обеспеченный совзнак. Данный ленинский план в порядке исключения оказался достаточно хорош, и возвращение Воронина к ленинским истокам можно было бы только приветствовать, если бы это возвращение не было испорчено жестоким ревизионизмом первого зампреда. Во-первых, ленинский план предусматривал быстрое вытеснение совзнака червонцем по тому известному принципу, что параллельное хождение сильной и слабой валюты приводит к стремительной гибели последней. Воронинский план предполагает длительное сосуществование твердого рубля и мягкого совзнака, что не более реалистично, чем длительное сосуществование льва с ягненком. Во-вторых, Ленин, к его чести и в отличие от Воронина, никогда не указывал, что "реформа без шока вполне возможна", и это было честно — ленинский план действительно дал нэповской России твердую валюту ("Антанта ахнула: 'Во, б...!'" при виде твердого рубля", — как пели комсомольцы 20-х гг.), однако ценой жесткого дефляционного шока, высокой безработицы, сброса производственных мощностей и. т. д., а без таких мер Антанте вряд ли пришлось бы ахать.
       Тем не менее проект Воронина любопытен как свидетельство известной эволюции парламентского руководства. Доселе лидеры ВС считали денежную стабилизацию дурацкой монетаристской затеей, сейчас, утверждая, что "введение в обращение устойчивой национальной денежной единицы трудно переоценить", Воронин, как сказали бы в 30-е годы, занимается монетаристской контрабандой в экономической науке, что уже само по себе похвально. Тем временем председатель Палаты Национальностей Рамазан Абдулатипов занимается конституционной контрабандой, заявляя, что "выборы, а они действительно должны быть одновременными, мы могли бы провести весной 1994 года. Раз обе власти не научились работать в режиме диалога или неспособны к этому, то должны вместе и уйти".
       В сущности, Абдулатипов повторяет доводы умеренных сторонников президента таких, как Виктор Шейнис, один из разработчиков пакета законов о выборах. Шейнис также считает, что осенью выборы провести нереально и с учетом необходимости провести нормальную предвыборную кампанию самый ранний срок — весна следующего года. Таким образом, Абдулатипов указывает именно самый ранний возможный срок досрочных выборов, что, очевидно, сильно расходится с позицией Хасбулатова, упорно заявляющего: "Никаких досрочных выборов не будет". Такая разница в позиции порождает и сильную разницу в практических действиях. Абдулатипов, устремившись мыслью в 1994 год, создает с Юрием Скоковым, Николаем Травкиным etc. фактический избирательный блок "Согласие ради Отечества", тогда как Хасбулатов окончательно погряз в политической рутине и ни с кем не блокируется — возможно, потому, что потенциальные контрагенты склонны рассматривать его как слишком тяжелый балласт для избирательной кампании.
       А грядущая весна заставляет всех мало-мальски честолюбивых политиков подражать воздухоплавателям — в смысле избавления от балласта. Руководитель Парламентского центра России Константин Лубенченко подал в отставку по причине "некоторых расхождений в понимании роли Парламентского центра в установлении и развитии парламентаризма в России". Вообще говоря, Парламентский центр давно уже сделался замечательным заповедником национал-социализма и кроме испорченной репутации ничем другим обогатить Лубенченко не мог. В этом смысле отставка отчасти запоздала. Но, очевидно, и уверенность в неизбежности досрочных выборов, и явная реанимация ряда политиков позднесоюзной эпохи (например Явлинского), похоже, убедили Лубенченко, что дабы попасть в реанимационное отделение, первым делом надо срочно уносить ноги от Хасбулатова.
       
       МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...