фестиваль танец
В театральном центре СТД "На Страстном" в рамках V международного фестиваля аутентичного театрально-музыкального искусства "Московское действо" свои работы представили норвежский ансамбль эвритмии Oslo Eurymiensemble и японская Труппа музыки, движения, импровизации и ритма (M.I.E.R.). В таинства эвритмии погружалась ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Ансамбль норвежских эвритмисток без малого двадцать лет назад основала Маргрет Солстад, многолетняя руководительница Норвежского антропософского общества и член президиума Международного общества антропософов. Уж кому как не ей знать всю подноготную об "эфирном теле", "жизнедухе", "ощущающем душевном теле" и прочих малопонятных качествах человека как "космического существа". Эвритмию, пластическое выражение антропософии, она изучала на ее родине — в знаменитом швейцарском Дорнахе, где без малого столетие назад философ Рудольф Штайнер оттачивал свои тезисы о "зримой речи" и "видимом пении" на многочисленных неофитах и неофитках.
Госпожа Солстад — статная осанистая дама с волевым просветленным лицом и бескомпромисными глазами прирожденного духовного лидера — возглавляет интернациональную группу из шести эвритмисток, пианиста и чтеца, сохраняя и развивая штайнеровское наследие на местном материале. То есть делая "зримыми" норвежские поэмы и "видимой" музыку Грига. Происходит это примерно так же, как на уроках ритмики в начальных классах балетных школ: эвритмистки делятся на группы и стараются пластически изобразить модуляции голоса чтеца или развитие музыкальной темы и аккомпанемента. Мелко семенят и потряхивают кистями, если речь убыстряется, а в музыке переливаются пассажи; скользят широкими шагами, плавно поводя руками, когда тема лирически-нетороплива, а чтец впадает в эпический пафос; замирают в паузах, волнуются телом в кульминациях и постоянно черпают горстями что-то из воздуха — может, космическую энергию, может, благодать.
Все это напоминает богослужение: служительницы культа эвритмии одеты в униформу, выработанную век назад (свободная туника до пят и с длинными рукавами, поверх наброшена воздушная накидка), лица светятся нездешним знанием, поклоны сдержанны и мимолетны. Манеры их кротки и величавы, что бы ни изображали эти немолодые женщины, отыскавшие смысл жизни,— хоть сказочных троллей, хоть персонажей неведомой баллады "Олав Лильекранс", хоть петуха и курочек из какой-то сказки. "Эфирные тела" эвритмисток самым прискорбным образом не соответствовали физическим: нескладные, некрасивые, они вершили свой ритуал столь пафосно, что даже неловко оценивать эти манипуляции как танец. Впрочем, в отличие от своих подопечных госпожа Солстад действительно одарена пластически и музыкально: глядя, как точно, тонко и покоряюще властно танцует эта женщина исторический номер "Эротикон" в постановке самого Рудольфа Штайнера, можно представить себе, отчего в начале прошлого века Европу поразила тотальная эпидемия эвритмии.
Японская труппа не столь строго придерживается европейских канонов столетней выдержки. Даже больше — кощунственно идут на поводу у публики, контрабандой протаскивая в свое представление "Зримая музыка" элементы поп-культуры. Ближе всего этой труппе учение швейцарца Эмиля Жака-Далькроза: ритм — основа разноплановых композиций японок. Команда готова оритмичить что угодно — хоть Баха, исполнив его органный хорал с помощью металлических трубок с молоточками; хоть Белу Бартока, отчаянно отдрыгав конечностями в его "Русской Коломейке"; хоть стихотворение "Каппа", разложив его на звуки. Под свое икание, бульканье, кряканье, цоканье японки разыграли преуморительную сценку обжорства с мимикой и телодвижениями персонажей мультфильмов. Нашлось место и экзотике — древнюю многоголосую песню "Сакура" танцовщицы исполняли в роскошных кимоно с веерами в руках: распускались пышными цветами, чертили изящные изгибы линий, группировались асимметричными узорами. Многоликость японок произвела на публику возбуждающее действие: мужчины, заснувшие было на эвритмии, истошно вопили "браво" и даже "бис". Окрыленные успехом артистки издали за кулисами ответный самурайский вопль.
"Московское действо" оказалось поучительным экспериментом по оживлению прошлого. При своем рождении эвритмия и прочие "дунканизмы" были программно непрофессиональны, в этом видели залог их свободы. Но параметры свободы нынче совершенно другие, а непрофессионализм остался тем же. Публичные радения в честь умерших богов можно уважить, но невозможно разделить: вытащенные на сцену, они вызывают разве что чувство неловкости.