|
Сказители действительности |
 |
Революционные сказки
Европейские интеллектуалы полюбили народную культуру где-то в середине XIX века благодаря усилиям немецких романтиков. После того как братья Шлегели объяснили, что такое народный дух, а братья Гримм составили свой знаменитый сборник сказок, записывание того, что рассказывает или поет народ, становится все более модным занятием. Не минула эта мода и Россию.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| В первые годы советской власти агитаторы хотели от крестьян хлеба, не обращая особого внимания на содержание песен |
Партия сказала "надо"
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| За успешное покорение стихии фольклора Ю. М. Соколов (в центре) получил директорство в Институте фольклора, а покоренные им сказители Ф. А. Конашков и М. С. Крюкова — ордена |
В 1931 году прошло несколько крупных совещаний, посвященных советскому фольклору. От собирателей требовали, чтобы "в устном творчестве пролетарское сознание подчинило себе стихийный процесс". Тогда же фольклор был объявлен одной из разновидностей советской литературы. А она, как известно, неотделима от редакторов, цензоров и прочих блюстителей идейной чистоты. Профессор Ю. М. Соколов, по учебникам которого училось несколько поколений советских студентов, писал в 1933 году: "Необходимо покончить с индифферентным отношением к фольклору и в противовес старым дворянско-романтическим и буржуазно-народническим теориям, отстаивающим 'неприкосновенность народного творчества', положить предел стихийности, активно вмешиваться в фольклорный процесс, заострить борьбу против всего враждебного социалистическому строительству, против кулацкого, блатного, мещанского фольклора, поддержать ростки здоровой пролетарской и колхозной устной поэзии".
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Приезжавшие из города агитбригады пели колхозникам идейно выдержанные частушки, написанные под руководством утвержденных партией поэтов |
С матерком и под партийным руководством
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| При исполнении служебных обязанностей Марфа Крюкова не расставалась с фольклорной формой одежды |
В 1935 году ЦК КПСС предложил композиторам "работать в области частушки", чтобы колхозники получили "живую короткую песню, которая легко утвердится в быту". Композиторов и фольклористов командировали в деревни Московской области. Сочиненные при помощи профессионалов частушки охотно исполняли профессиональные артисты и бесконечные самодеятельные ансамбли. Но крестьяне это городское творчество не особенно привечали. Кто-то из профессиональных собирателей жаловался, что "тексты политического содержания, советские частушки исполнялись для фонографа, а в быту живет только любовная частушка, причем делается различие: частушки, которые можно петь при всех, и частушки, которые неловко при всех петь".
Сейчас уже трудно сказать, есть ли доля правды в рассказах о "частушечных боях". "Мне пришлось однажды наблюдать частушечный бой между колхозниками и единоличниками,— писал фольклорист В. И. Чичеров.— Колхозники возвращались с поля. У околицы их встретили единоличники. Резкая антиколхозная частушка зазвенела, как бы ударила по возвращавшимся колхозникам. Жена председателя коммуны, большой знаток и автор многих частушек, быстро повернувшись лицом к группе единоличников, отпарировала их удар советской частушкой. В ответ на нее — еще яростнее и злее. Колхозники же, сгруппировавшиеся около своей главной песельницы, парировали удары, сами нападали... Этот пример показывает частушку в ее бытовании, и на нем вырисовывается отношение колхозников к ней как к ценному материалу не только с художественной, но и с агитационно-пропагандистской стороны".
Соавторы
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Принадлежащее народу национальное по форме и интернациональное по содержанию искусство воспевало товарища Сталина, сохраняя местный колорит |
Н. П. Леонтьев так описывал работу со своей подопечной: "Процесс накопления материала в голове сказительницы не ограничивался беседами. Я много читал Голубковой. Так, когда мы перешли к сказу о Красной армии, я читал ей про Чапаева, Фрунзе и других героев Гражданской войны. Прибегал я к помощи и художественной литературы, и публицистики. В частности, мне пришлось прибегнуть к помощи даже такого журнала, как 'Мурзилка'. 'Мурзилка' очень хорошо и просто пишет о тех вещах, которые для нас элементарны, а для сказительницы, еще едва умеющей читать, представляют даже некоторую трудность для усвоения. Некоторые статьи и рассказы из 'Мурзилки', в частности о Владимире Ильиче Ленине, Голубкова читала сама". Вот, например, ее былинная переработка одной из газетных передовиц: "Мы спешили-торопилесе / Ко часам-то ко указанным / Во чисты, светлы горницы / Во палаты избирательны..." А ведь без посторонней помощи Маремьяна Голубкова создавала великолепные тексты, в которых, правда, ни слова не было о выборах в Верховный совет.
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Выступая в роли музы, собиратель был посредником между Лениным (слева) и многонациональной армией советских сказителей (справа один из них) |
Главной особенностью советской плачеи было то, что она не столько оплакивала покойника, сколько радовалась, что у того имеется достойный преемник. Вот, например, фрагмент опубликованного в 1926 году плача по Ленину: "Ой уж мы склоним-та свою головушку / К той сторонушке, ко Льву Давыдычу, / Ой да станем знать одного, станем слушаться". Впоследствии этот плач неоднократно перепечатывали, но упоминание о товарище Троцком из текста таинственным образом исчезло.
Новины с Поколен-Бородой
Людей, умеющих исполнять и создавать поэтические произведения, всегда не хватало, да и работать по указке им было непросто. Поэтому в 30-е годы в моду вошла проза — сказы, записанные фольклористами устные повествования рабочих и крестьян про революционные события, колхозную жизнь и т. д. Составили даже перечень тем, рекомендуемых для использования такими рассказчиками. Всячески приветствовались произведения, посвященные оборонной тематике и государственной безопасности, то есть всевозможные истории о подвигах Котовского или Чапая, а также про то, как бдительный колхозник или пионер-герой берет в плен фашистского, японского или американского шпиона. Неизменным спросом пользовались повествования о партийных вождях, выборах в Верховный совет, Конституции и т. д.
Советские фольклористы очень любила сказы еще и потому, что здесь не было необходимости что-либо сочинять самим, то есть прибегать к прямой фальсификации. Народных сочинителей в этом жанре было много, и собиратели без особого труда находили произведения, которые хорошо укладывались в рамки официоза. Истории про то, как людей загоняют в колхоз, возглавляемый лодырем и пьяницей, про разрушителей церквей, с которыми обязательно случались несчастья (они слепли, вешались и т. д.), предпочитали не записывать.
На всевозможных методических совещаниях докладчики специально говорили о случаях, когда "фольклориста имеющийся у сказителя сказ почему-то не удовлетворяет": "Здесь возникает задача — настолько заинтересовать сказителя, чтобы он либо сейчас же создал новый сказ, либо через некоторое время". Впрочем, чтобы появился сказ о новой счастливой жизни или чудесах индустриализации, часто было достаточно просто вывезти сочинителя в Москву. Оказавшись в столице на положении официальных гостей, покатавшись на эскалаторе и посетив Мавзолей, сказители и без посторонней помощи могли выдать панегирик советской власти или же волшебную историю про "лестницу-чудесницу".
Но самым гениальным изобретением советских фольклористов были новины, то есть рассказы о подвигах советских руководителей, написанные в жанре классической былины. Сюжет мог быть, например, таким. Ленин и Калинин говорят Сталину, чтобы он выехал на битву с врагами во чисто поле, а сами они останутся в Москве на руководящей работе. Сталин садится на коня, к нему присоединяются Ворошилов с Буденным, и три богатыря отправляются на битву, а затем с победой возвращаются в Москву. Заканчивается все пиром на весь мир, который Ленин закатывает в честь вернувшихся богатырей. А в другой новине повествуется о том, как Сталин отправляет покорять Арктику Поколен-Бороду, то есть О. Ю. Шмидта: "Поколен-Борода — начальник головный, / Борода у него очень длинная, / Очень длинная да очень черная, / От ветра она, как волна, колеблется".
Постепенно к сказителям стали относиться так же, как к простым советским писателям, способным в ударном темпе сварганить новеллу на злобу дня. О народном творчестве по-советски уже упомянутый Ю. М. Соколов писал так: "Какая-нибудь кампания, памятный день, какое-нибудь торжество — так за день до этого приезжают к сказителю или телеграфируют ему: давай произведение на такую-то тему. Тот смущен, волнуется, а вместе с тем упоминание о хорошем гонораре начинает затрагивать и другие чувства, и в конце концов иногда этот соблазн берет верх, и человек портится".
Публикации образцов заказного народного творчества появлялись постоянно. Например, в карельской газете "Смена", вышедшей 16 июня 1940 года, то есть в день первых выборов в Верховный совет Карело-Финской республики (она была образована в марте 1940 года), был опубликован "Сказ о выборах". Газета честно указывала на то, что этот сказ был записан в Петрозаводске 13 июня, то есть за три дня до выборов.
Прививка от фольклора
Последний всплеск псевдофольклора пришелся на время Отечественной войны, затем поток подобных произведений постепенно ослабевает, и к началу 60-х о совместном творчестве сказителей и фольклористов уже предпочитают не вспоминать. При этом народное творчество в советском исполнении вызывало устойчивое отвращение у большой части населения страны. За редким исключением, появление фольклорного ансамбля на телеэкране рождало стандартное желание — переключить канал. Некоторое недоверие к народному творчеству наблюдается и сейчас. Видимо, поэтому российские фольклористы в наши дни охотнее занимаются такими альтернативными прежде жанрами, как блатные песни, садистские стишки и скабрезные частушки.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|