Виктор Плескачевский
— Правительство внесло в Думу поправки в закон "О банкротстве (несостоятельности)". У вас есть свои предложения и дополнения к этим поправкам?
— Первый блок поправок касается норм закона, регламентирующих участие государства в процедурах банкротства. По действующему закону государство получает долги в общей очереди с кредиторами и наравне с ними голосует по всем вопросам компетенции собрания кредиторов.
Это создает множество коллизий и в принципе противоречит банкротному праву. У налоговых и коммерческих долгов — разная природа. Невозможно совместить овцу и трепетную лань. Судя по поправкам, правительство все же пытается их совместить, оставив государство навсегда в голосующей очереди кредиторов. А мы настаиваем на том, чтобы это совмещение носило временный характер.
— Какие коллизии возникают из-за участия государства в общей очереди?— Там изначально заложен конфликт интересов. Возьмем мировое соглашение: кредиторы имеют право решать для себя — либо получить долги через десять лет, либо половину, но завтра. Однако государство не имеет права снизить налоговый долг. Второй конфликт интересов заключается в том, что сегодня государство имеет контрольный пакет в этом процессе. К тому же интересы государства, тем более такие крупные, на предприятии представляет чиновник. Тут возникают все основания для коррупции. Когда чиновник имеет право выбирать, у него может возникнуть соблазн руководствоваться не только общественным интересом.
Еще одна и, может быть, главная коллизия заключается в том, что одна из целей процесса банкротства — восстановить платежеспособность должника. Но на это нужно время. А налоговой службе, которая сейчас представляет интересы государства в процессах банкротства, нужно как можно быстрее получить налоговый долг. Налоговик во всех странах мира — просто сборщик, а у нас в процессе банкротства он фактически выступает как регулирующий орган. Вот и получается конфликт интересов. В итоге сегодня из-за такого примитивного подхода государства большая часть банкротств скатывается в конкурсное производство, то есть в ликвидацию предприятий. А ликвидация должна происходить как крайняя мера, когда бизнеса уже не существует.
— А зачем тогда вообще при принятии закона в 2002 году государство передвинули из безголосой привилегированной очереди в общую с кредиторами очередь с правом голоса?
— Я уже говорил, что сегодня в России сложилась уникальная ситуация: в структуре долгов предприятий 20-30% — это долг государству по налогам, который накапливался с начала 1990-х годов. Видимо, все ждали, что простят. Но не простили и в будущем не простят. Государство же по старому закону 1998 года о банкротстве стояло в привилегированной очереди вместе с трудовыми коллективами, инвалидами и т. д и должно было автоматически получать долги перед коммерческими кредиторами.
Однако из-за несовершенства законодательства о банкротстве кредиторы с гораздо меньшим долгом, чем государство, получали возможность "кинуть" все привилегированные очереди, распродав имущество предприятия за копейки фактически самим себе. В Петербурге, например, одно предприятие оказалось в процессе банкротства из-за бестолкового государственного собственника. Но у него был интересный кусок земли, интересные фонды и т. д. Так вот, в процессе банкротства этого предприятия 19 крупных объектов — жилой дом, склады, административное здание и тому подобное — были проданы за три тысячи рублей. И никто ничего не смог сделать.
Теперь это затруднено — собственник может опротестовать решение кредиторов о продаже, а государство может не допустить. Когда мы принимали этот закон, мы рассчитывали, что государство в процедурах банкротства будет представлять упраздненная ныне ФСФО (служба по финансовому оздоровлению), которая меньше заинтересована в ликвидации предприятия. Но в итоге эту функцию отдали налоговой службе. Поэтому сегодня проблема стала еще острее.
— Из ваших слов получается, что и нынешний вариант закона плохой, и старый (государство без голоса) — не лучше. Как защитить интересы государства, не искажая процедуры банкротства его участием в общей очереди?
— Если мы сможем защитить интересы государства другими способами, чтобы его не "кидали" в результате сговоров, тогда его можно будет исключить из общей очереди. Мы уже обеспечили условия состязательности в процессе банкротства, и субъективизм судебных решений резко уменьшился. К тому же мы возложили ответственность на оценщика, на арбитражного управляющего, на СРО. Мы готовы рассмотреть возможность на этом или на следующем этапе оставить государство участником процесса банкротства, исключив из собрания кредиторов, то есть дав возможность государству ходатайствовать в суде и опротестовывать решения кредиторов. Раньше, по старому закону, как я уже говорил, кредиторы, арбитражные управляющие и суд фактически представляли одну сторону в процессе. А собственник и государство как кредитор по налогам бегали вокруг и ничего не могли сделать. Теперь собственнику дали право опротестовывать решения. Мы считаем, что можем использовать такой же механизм и для защиты интересов государства.
Есть и второй вариант: оставить государство в голосующей очереди, но децентрализовать все госдолги. Сейчас ведь государство в процессах банкротства отвечает за все долги: по налогам в федеральный бюджет, в региональные бюджеты, в местные бюджеты, по обязательствам перед Минфином (бюджетные ссуды, кредиты). Но у каждого бюджета свой интерес к конкретному предприятию. Федеральный чиновник может сказать — да гори оно огнем, лишь бы налоги получить, а местный говорит — стоп, это же градообразующее предприятие, его нельзя ликвидировать, у меня будет социальный взрыв. Не обязательно вводить в процесс чиновников от всех бюджетов. Но пусть хотя бы единый орган представляет позицию после того, когда представители всех бюджетов соберутся все вместе и решат проблему этого предприятия.
В общем, вариантов может быть много. Мы все это еще будем обсуждать. Кстати, необходимо еще, наконец, решить вопрос о возможности погашения налоговых долгов банкрота третьими лицами. Сейчас это запрещено. Хотя непонятно, какая разница государству. Ему это только выгодно. Погашение долга третьими лицами также решает проблему участия государства в общей очереди. В этих случаях государство сразу исключается из процесса и не мешает кредиторам договариваться с должником о мировом соглашении или восстановлении платежеспособности.
— Есть ли у вас свои дополнения к правительственным поправкам в нормы закона о банкротстве, касающиеся саморегулируемых организаций (СРО) арбитражных управляющих?
— На сегодняшний день механизм саморегулируемых организаций арбитражных управляющих работает, работает успешно. Это доказала практика. Однако при принятии закона о банкротстве мы не успели прописать механизм управления средствами компенсационного фонда через независимые управляющие компании, как у инвестиционных фондов. Без этого механизма уже появляются липовые СРО, которые инициируются либо чиновниками, либо олигархами. Существуют и другие неточности в законодательстве о банкротстве, которые мы будем устранять ко второму чтению.
— Третий блок поправок касается расширения ответственности за преднамеренное и фиктивное банкротство. Правительство все предусмотрело?
— Мы считаем, что этот блок недостаточно детально прописан. У нас сегодня обе статьи не работают. Возбуждено более двух тысяч дел, и всего два-три дела доведены до суда. Мы должны не просто ужесточить ответственность за эти виды банкротств, а четко квалифицировать, за что она наступает. Например, арбитражный управляющий в процессе банкротства имел все основания для того, чтобы восстановить платежеспособность, но не восстановил, а продолжал "пилить" предприятие. Или, например, директор предприятия не заявил вовремя о банкротстве, потому что (это происходит сейчас в девяти случаях из десяти) вступил в сговор либо с захватчиками, либо с собственниками, либо с налоговиками, в результате чего предприятие "упало на колени". В новой редакции закона мы предложим четко прописать, за что тюрьма, за что штраф, а за что общественное порицание.