премьера кино
VIP-премьера в "Пушкинском" "Статского советника" Филиппа Янковского по одноименному роману Бориса Акунина — очередное статусное событие отечественного кино, теперь чуть ли не каждую неделю выдающего по новому высокобюджетному продукту. Самый новый опробовал АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Выброс на рынок каждого такого суперпродукта сопровождается рекламой, по количеству и качеству которой можно понять, кто его производители и продавцы. Хоть "Первый канал" и значится в титрах, но объем рекламы значительно меньше, прокатывает картину сеть "Каро", а произвела студия ТРИТЭ. Когда у ребенка столько именитых кровей, возникает вопрос, какая возьмет верх.
Роль биологического отца отведена Борису Акунину, который после кассовых рекордов "Турецкого гамбита" считается одной из главных дойных коров российской киноиндустрии. При этом ему хочется считаться художником и наконец увидеть своего Фандорина в воплощении более тонком, чем представили в прежних экранизациях простоватые актеры Носков и Бероев. Ну куда уж тоньше: на экране — Олег Меньшиков, отъявленный эстет и метросексуал, адепт японского сладострастия, со своими словно нарисованными усиками и маскообразным лицом почти из театра но. К лицу и японский антураж в виде слуги, банных медитаций и японской порнографии, давней предшественницы манга. Олег Меньшиков, самый стильный и энигматичный актер российского кино, рожден для того, чтобы сыграть Эраста Фандорина, и в этом смысле авторские амбиции Бориса Акунина должны быть удовлетворены — по крайней мере, пока за дело не взялся какой-нибудь Пол Верхувен.
Из числа родителей не выбросишь, естественно, режиссера Филиппа Янковского. Его дебют "В движении" был несколько наивной, но симпатичной попыткой авторского ремейка "Сладкой жизни" в московских фактурах. В новом фильме следы знакомой манеры видны в динамичной работе оператора Владислава Опельянца, в постановке трюков, драк и взрывов, непривычно ломающих канон изображения старой Москвы. Так никогда не снимали в доперестроечном кино: город выглядит даже не музейной реконструкцией, а детищем евроремонта. Но ведь и весь акунинский сюжет — прививка аккуратно скроенного европейского авантюрного жанра (недаром один из героев зачитывается "Графом Монте-Кристо") к расхлябанной русской реальности. От реальности в итоге почти ничего не остается, ее заменяют культурные иконы и мифы.
Главный из них — персонаж Никиты Михалкова по имени Пожарский, не совсем мелкий бес, занятый тем же, что и большинство других героев фильма,— спасением России на свой лад. Устал он, бедняга, общаться "с кувшинными рылами, с чугунными башками", лавировать между чиновничьими "гусиными шеями" и подлыми "рэволюцинэрами", трудно ему, цепному псу самодержавия, играть роль "клистирной трубки" для прогнившего организма, да куда денешься. Ведь он "себя от России не отделяет": то, что выгодно России, выгодно ему, и vice versa. Здесь Никита Сергеевич с презлобным азартом и бешено сверкающими глазами отыгрывает имидж титулованного злодея, который больше уже не пытается соблазнять искрометным обаянием, а только давит и пугает (нельзя сказать, чтобы было совсем уж не страшно).
Столь высокого градуса и остальным исполнителям, и фильму в целом явно не хватило. Провалены женские образы, за исключением упомянутой госпожи Фандеры в роли а-ля Софья Перовская. Неубедителен Константин Хабенский, играющий главного террориста, а Владимира Машкова спасает только то, что его эпизодическое появление предельно коротко. Лучшая сцена, которая могла бы стать камертоном ко всему остальному,— спасение Пожарского от теракта в Петросовских банях, где Никита Михалков буквально ныряет в месиво голых баб. Было бы больше вот такого водевильного безумия — фильм был бы иным и, возможно, лучше. Но в нем и так есть на что посмотреть и даже о чем подумать. В одном патриот Михалков не преуспел: образ России получился не слишком духоподъемным, несмотря на маковки церквей, особняки с колоннами и сани с хрустящим снегом. Все-то ее надо спасать, несчастную.
Можно рассуждать о том, насколько силен в его персонаже авторский акцент, но очевидна также высокая мера иронии (воздержимся от приставки "само-"), которую не заглушает даже сумасшедшая энергия этого перформанса. И очень скоро, почти что с первым появлением Пожарского, становится очевидно, что Фандорину, порождению иноземного декаданса, с этим матерым человечищем рядом делать нечего. Художественный руководитель проекта (так господин Михалков обозначен в титрах) не ограничивается ролью старшего наставника и советчика. Он делает то, что американцы называют steals the role,— крадет роль у своего партнера или, говоря русскими образами, перетаскивает одеяло на себя, оказываясь главным героем постановки. Это было очень хорошо ощутимо по реакции VIP-зала: маленькие клаки, радостно улюлюкавшие, когда представляли Федора Бондарчука или Оксану Фандеру, слились к финалу фильма в промихалковском экстазе и только что не зааплодировали, когда Пожарский расстрелял в упор своих и чужих. Финальному проходу по лестнице статского советника Фандорина похлопали более из приличия.