Вчера в культурном центре на Петровских линиях (Петровские линии, 1/20) галерея "Селена-арт" представила работы почтенного московского художника Валерия Юрлова, вот уже более тридцати лет занимающегося абстрактной живописью и геометрическими объектами. Его персональная выставка называется "Вижу себя из себя".
Стабильность авторского почерка 60-летнего мастера и его верность пластическим темам, которые он разрабатывает с конца 50-х, вызывает осторожное уважение. Позиция художника определена, он имеет свой круг поклонников, уверенных, что художественные ценности вне моды еще существуют в современном искусстве.
Валерию Юрлову немногого не хватило до статуса "художественного мифа". Основные слагаемые налицо. Есть автор, известный еще с конца 50-х годов — эпохи "неравнодушного" поколения, дождавшегося своего глотка настоящего искусства. Есть его работы, исполненные с маэстрией и кажущейся легкостью, лаконичные цвета и свободная линия. Есть некоторая философия, скрывающаяся за простотой живописи, есть концепция "пара-форм", и человек, который не поленится вникнуть в теоретические построения автора, оценит запутанную "схему эволюции творческого процесса", "структуру умозрения", понятия "промежуточного времени", "новой фонетики цвета" и так далее. Правда, обнаружение этой скрытой дидактической подкладки в такой простой с виду живописи несколько разочаровывает.
Вкус шестидесятых неистребим в работах Юрлова, в его линии, в его цвете, в прозрачных пластмассовых листах, подсвеченных электрической лампочкой. (Цвета Матисса. Стихи Арагона. В переводе Эренбурга.) Нет ничего странного в том, что художник тяготеет к символам и пластическим ценностям своего поколения. Более того, чем убежденнее и четче станет он их держаться, тем понятнее и приятнее будет его искусство. Каждое поколение имеет право на своего художника.
Валерий Юрлов важен для русского искусства хотя бы потому, что у нас не было Ханса Арпа, Константина Бранкузи, Пита Мондриана — художников чистой линии и формы, у которых выбор овала или угла не выказывал никаких идеологических предпочтений, не означал ничего, кроме искусства. И если однажды мы будем вынуждены найти им отечественный аналог, без Юрлова нам не обойтись. Правда, и он не абсолютный формалист: не рождает таких русская почва. И его не раз тянуло в сторону "православно-религиозного умозрения Троицы". Но все-таки в лучших своих работах он ограничивается диалогом форм, а не Жизни, Смерти, Мира, Войны, Мужчины и Женщины, которые толпятся на абстрактных и фигуративных полотнах многих представителей его поколения.
Стремление художника сделать современную геометрическую икону, в сущности, очень симпатично. Мы могли бы только мечтать о том, чтобы он, как Матисс, на склоне лет расписал часовню или сделал для нее витражи. И может быть, слова "известный, но скучный художник" не покажутся обидными тем, кто будет когда-нибудь изучать историю искусств.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ, АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ