Вчера в залах Государственной Третьяковской галереи на Крымском валу завершилась выставка "Великая утопия. Русский авангард 1915-1932 годов", о которой Ъ писал 29 апреля. Эта выставка стала крупнейшим событием культурной жизни Москвы уходящего сезона.
"Великая утопия" стала событием культурной жизни, но не общественной. На нее не стояли огромные очереди, как на соотносимую с ней по масштабу "Москву--Париж" 1981 года. Русский авангард утратил часть своих поклонников. Кто-то из них нынче непосредственно участвует в политической борьбе, так как любовь к "Черному квадрату" уже не является признаком вольнодумства, другие ищут деньги на собственные романтические проекты и уже не вздыхают по "Летатлину", третьи выбрали иную форму проведения досуга, сфера которого теперь несказанно расширилась. Нынче есть иное чтение — помимо изучения художественных манифестов. Никого не волнуют сегодня и перипетии судеб классиков авангарда — все наслышаны об ужасах советского периода родной истории, в контексте которой жизни Татлина, Малевича и даже Филонова исключительными не кажутся. Никто не предъявляет нынче к героям "Великой утопии" политических претензий — недолгий период их комиссарства оплачен. То, что провинциальные музеи когда-то пополнялись образцами нового искусства по декретам Совнаркома, теперь только радует. Сегодня русский авангард деполитизирован — и это главный итог выставки.
Неизвестно, кто именно посещал амстердамскую, франкфуртскую и нью-йоркскую версии "Великой Утопии". В Москве на выставку приходили художники и искусствоведы (часто в компании западных коллег) и те, кого когда-то называли любителями искусства.
Россия подарила мировой культуре не так много феноменов — русский классический роман девятнадцатого века и русский класcический авангард двадцатого. Все остальное, нами горячо любимое, не столь конвертируемо. Запад нам не указ, но и мы ему тоже. Он вправе относиться к супрематизму и конструктивизму как к общему с нами прошлому. Потому что и блистательный итальянский дизайн, и архитектурные поиски новых форм всего нынешнего столетия, и классическая американская абстракция — все они по сей день питаются из мощного источника русского формального искусства 1915-1932 годов. Великая утопия осуществлена. Она победила. В мировом масштабе. Но не социальная — художественная.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА