выставка объекты
В Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка Андрея Красулина. Известный художник и скульптор-шестидесятник представил около 100 работ. На выставке побывал обозреватель Ъ ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
На выставке есть абстрактные картины Андрея Красулина, деревянные объекты, жанр которых академик Дмитрий Сарабьянов во вступительной статье к каталогу определил словом "чурбанчики" — их показывали несколько лет назад в Манеже; есть офорты, сделанные художником на рукописях его жены Людмилы Улицкой, которые тоже служили предметом специальной выставки; есть абстрактные скульптуры из металла, картона, гипса; есть случайные графические наброски; есть, наконец, настоящие расписанные табуретки и деревянные ящики.
Это искусство своеобразно смотрится в брежневских залах новой Третьяковки: оно вдруг проявляет их неприятную торжественность. Когда глядишь на эти чурбанчики, заборы, рельефы, фиксирующие следы не совсем понятно чего на не совсем понятно чем, то в них остро ощущается камерная атмосфера — мастерской, друзей, знакомых, знакомых друзей, круга, который в общем-то ни при каких условиях не мыслил себя в торжественном брежневском зале, разве что в ЗАГСе и в крематории. И то, что теперь вот это искусство выставлено в Третьяковке, подводит черту эпохе, когда существовал этот круг, и вообще-то эта черта, наверное, и составляет некий нерв этой выставки.
Это сильное чувство. Ну вот вы видите вырезанный из грубо тесанной топором доски силуэт головы. Со следами тупого ножа и тупого же топора. Высотой сантиметров 40. Называется "Портрет" — чей, кого, бессмысленно спрашивать. И вдруг за этим встает — нет, не архаическая скульптура Африки, не опыты авангардной скульптуры 20-30-х, а именно эта атмосфера 70-х годов, этот круг, эти мастерские, когда все ходят друг к другу в гости и искусство, кажется, существует вообще только как образ жизни знакомых друг другу людей. Выставка, кстати, так и называется — "Образ жизни".
Ведь, согласитесь, это странный образ жизни — от конца 60-х до начала 80-х годов, от вторжения в Чехословакию до гонки на лафетах, которую устроили Брежнев, Андропов и Черненко. Потому что, с одной стороны, не было времени глуше и безысходнее. Бывало куда страшнее, но бессмысленнее — вряд ли. Писать — в стол, рисовать — на антресоли, думать — в разговоре на кухне, идти — в никуда. А с другой — ничего сравнимого по уровню со времени Бродского и Лотмана русская культура не произвела. И тут не понятно, то ли они как-то дико жили, то ли мы одичали.
Все время думаешь, как им это удавалось? Что они делали? Выставка Андрея Красулина — ответ на эти вопросы. У него такие работы, что видно: он никому не хочет понравиться. Он не собирается ни с кем объясняться — у него нет цитат из известных мастеров, он ни на кого особенно не похож и ни с кем не соревнуется, он не занят изобретением нового языка и не хочет возвращаться к старому. У него совсем другая тема. Весь вещный мир, который попадает в поле его зрения, обладает достоинством соизмеренности с основами бытия. Это трудно объяснить, но легко почувствовать. Вот это — дерево, оно есть, его создал Бог. Оно жило и умерло, его рубили топором — вот следы. Из него сделали портрет человека, ножом — вот следы этого ножа. Точно так же с красками: цвет в его работах существует в каком-то первичном, изначальном виде — это такая материя, она есть сущее.
Это такой образ жизни, когда можно открывать бесконечность мира рядом с собой, но как бы вне того пространства, в котором мы живем обычно. Есть вымороченный мир, в котором шевелит бровями Брежнев, и все остальное: райкомы, заводы, книгоиздательство, телевизор — тоже шевелит бровями значительно и рефлекторно. Нужно произвести некую мыслительную операцию, которая позволила бы понять ничтожность всего этого, но не потерять смысла собственной жизни. Она и производится — когда дерево, холст, цвет, свет, дорога, день, земля соотносятся с основами бытия, когда как бы заново решается вопрос о том, что есть сущее. И оказывается, что весь мир шевеления бровями не есть сущее, его вообще-то даже и нет, зато в деревянном чурбане открываются основы бытия. Вообще-то это идеальная защита от проходящего на дворе тысячелетия. В такое мировосприятие невозможно вмешаться.
У Леонида Баткина в начале 90-х была такая книжка — "Впадение в историю". Он там очень красочно описывал, как мы все до того выпали из истории, а теперь обратно в нее впадаем и у нас появилось пространство социального и гражданского действия. Но я вот думаю, что в выпадении из истории есть свое величие. Они там жили как библейские патриархи, которые пасли свои стада, размышляя о природе вещей.
Лично мне больше всего понравились картины Андрея Красулина, представляющие его опыт изучения табуретки. Он всю жизнь думал о табуретках, у него с 70-х годов сотни работ по мотивам табуреток, но это некий итог, сделанный в последние пять лет. Это огромные абстрактные холсты, заполненные сложными геометрическими построениями. Трехмерные балки тянутся куда-то вдоль холста, пересекаются поперечинами, плоскостями, сходятся, расходятся. Горизонтали, вертикали. Все это довольно изысканно, даже эстетски по цвету. Вдумчивость с известной даже нежностью — приглушенный салатовый, розовый, голубой, охра. Я никогда не подозревал, какие глубины могут быть открыты в табуретке. Когда так укрепляется вертикаль, это очень обнадеживающее открытие.