выставка фото
Ретроспектива 80-летнего Роберта Франка, одного из важнейших фотографов века, проходит в лондонской Tate Modern. Работы последнего из могикан фотографии, не дающего интервью уже многие десятилетия, изучал специально для Ъ АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
В жизни и трудах Роберта Франка удивляет масса вещей. Эмигрировав после войны из Швейцарии в Америку, он поступил на службу в "глянец глянцев" — журнал Harper`s Bazaar — и стал ездить в командировки по всему свету. Места, куда Франк отправился поначалу, могли кому-то показаться экзотичными: за полгода в Южной Америке можно и сегодня насмотреться такого, что в итоге ощутишь на себе груз не одного столетия одиночества. Но экзотика в бульварном понимании Франку оказалась не близка. В перуанской и боливийской жизни он очаровался самой жизнью, повседневной, грубоватой, как носки из козьей шерсти, утомительной и даже унылой, но от этого не менее витальной. Сегодня та ранняя серия открывает его ретроспективу, расположившись в первом из отведенных фотографу восьми залов галереи Tate.
Судя по следующим залам, Франк никогда не стремился быть репортером, хотя и не снимал ничего, кроме будней. Более того, он словно подчеркнуто не боится штампов. Если Париж, то только такой, каким запоминают его туристы, если Лондон — исключительно в тумане, с фигурами в котелках и тем неуловимым духом диккенсовских романов, от которых замирает дух, как в хорошем кино. Отдельный его снимок никогда не выглядит столь же эффектным, как серия; как и фраза в романе, пусть самом гениальном, всегда слабее романа в целом — может, потому, что сам принцип эффекта связан у него с погружением, а не показной остротой мгновенного взгляда, с попыткой прочувствовать и тем самым понять ход вещей, а не журналистским легкомыслием.
Прессу Франк и впрямь не очень-то жалует, судя по его категорическому нежеланию давать интервью. На вернисажи своих выставок он даже приходил в майке с надписью "Silenzio". А его внутренний конфликт с журналом Life, где его ценили как мало кого другого, возник из-за необходимости разверстывать фотоисторию по схеме "начало--продолжение--конец". Вместо схем Франк ценил интуицию, но ее секреты невозможно сформулировать в бюрократическом формуляре. При этом сами снимки оказываются порой очевидно социальными и очевидно критичными, будь то хрестоматийные работы из жизни уэльских шахтеров начала 1950-х или американский цикл, составивший знаменитую книгу Франка "Американцы" (The Americans). Фотограф отдал ей два года работы, исколесив всю страну, по собственному признанию, в роли чужестранца, постороннего. Впрочем, так казалось не только ему, но и полиции: в Литтл-Рок в Арканзасе он даже был арестован и допрошен по подозрению в шпионаже.
Подозрения в каком-то смысле подтвердились в тот момент, когда вышла книга. Из 28 тыс. сделанных снимков он отобрал лишь 83. Их хватило, чтобы закрепить франковский переворот в истории фотоискусства. Он связан не только с мышлением сериями снимков, но и с особым взглядом на мир, возвращающим в снимки неуловимое ощущение странности происходящего.
Кажется, что продуцировать такие серии и такие книги — неизбежный финал для человека, ставшего классиком. Многие коллеги Франка по цеху именно так и поступили, развивая свой первоначальный успех ежемесячными мини-революциями в глянцевых журналах и став поп-звездами фотожурналистики. О том, кто в итоге окажется руководящим хвостом, а кто собакой в этом симбиозе прогрессивного художника и ласково принимающей его в свои объятия прессы, остается только догадываться. Франк догадался одним из первых, уйдя из большой журналистики и переключившись в 60-е годы на производство фильмов. Успех сопутствовал лишь авангардному "Pull My Daisy", где текст от автора читал Джек Керуак, да фильму "Chappaqua" — истории американца в Париже. В этом апофеозе поп-арта Франк был одним из операторов, музыку к ленте написали Филипп Глас и Рави Шанкар, последний в нем и снялся вместе с Жан-Луи Барро и Уильямом Берроузом. Остальные работы оказались слишком экспериментальными для выпуска в прокат; на полке осталась, например, документальная лента о гастрольном туре Rolling Stones в 1972 году по США и Канаде. Цензоры увидели здесь слишком много секса и наркотиков и не захотели, чтобы об их существовании догадались другие. Но и в этой ситуации Франк не делает шаг навстречу рынку. Последние 30 лет, живя на канадском острове, он посвятил в основном работе с полароидной камерой, экспериментальной эстетике, где царит не гармония, но жесткость и грубость, то есть занимается чем-то не просто элитарным, но очень-очень элитарным. Это не мешает ему оставаться любимым фотографом ностальгирующих редакторов отделов моды и режиссера Вонга Кар-Вая. И по-прежнему избегать встреч с репортерами.