Событие недели — "Магнитные бури" (2003) Вадима Абдрашитова, возможно, самый сильный фильм двух последних киносезонов и наверняка единственный, в котором создана убедительная метафора современной России (21 января, РТР, 23.25 *****). В нем есть все, что уже тридцать лет ассоциируется с понятием "кино Абдрашитова--Миндадзе": крепкие — даже не мужчины, а мужики; социальная точность, ненавязчиво обретающая почти мистический оттенок; смятение героев, переданное без всякой режиссерской истерики. Действие разворачивается в некоем, очевидно, уральском городе, где время остановилось еще в 1970-х годах, если не во времена горьковской "Матери": те же рабочие общаги, то же отсутствие телефонов, автомобилей, кроме милицейских, вообще любых примет современности. Впрочем, одна примета есть: за завод, на котором работают герои и где уже давно не платят зарплату, борются, вернее, как выяснится, делают вид, что борются, два олигарха. И мужики, отстояв смену, по ночам не спят, а, разделившись безо всякой логики, безо всякого собственного интереса, на две вооруженные арматурой толпы, устраивают безжалостные ночные побоища. С молчаливого — слышен лишь топот ног — движения этих толп и начинается фильм; знаменитая массовая драка из пролога "Банд Нью-Йорка" Мартина Скорсезе отдыхает. Но в этих побоищах никто не погибает, да и увечий серьезных, кажется, не получает. Социальный факт перерастает в кафкианский кошмар, реалистическая драма — в притчу: пролетарии двигаются, как живые мертвецы, любое событие можно отыграть назад, на месте любимой жены, переменившей имя и внешность и уехавшей путанить в Москву, может оказаться чужая и страшная женщина. Фигуранты войны за завод могут после ночной бойни как ни в чем ни бывало, переодевшись в чистые рубахи и смыв кровь, хлопать друг друга по плечу и вспоминать, кто у кого на свадьбе играл на баяне; фирменные абдрашитовские мужские братания приобретают здесь кошмарный оттенок. "Свадьбу в сезон дождей" (Monsoon Wedding, 2001) поставила Мирна Наир, самый известный в мире современный индийский режиссер, успешно работающая ныне в англосаксонском кинематографе (21 января, "Первый канал", 3.20 ***). Фильм увенчали "Золотым львом" Венецианского фестиваля, но, кажется, западный зритель увидел в нем то, что хотел увидеть: портрет Индии, активно принимающей достижения современной цивилизации, но не желающей отказываться от патриархальных привычек, исполненный в манере, которую критика сравнивала с манерой Эмира Кустурицы. Но Кустурица искусно стилизует действие своих фильмов под бесшабашную балканскую свадьбу. Для Индии же любовная история со вставными музыкальными номерами, с чередованием мелодраматических и почти бурлескных эпизодов — излюбленное народное зрелище. Сама же Мирна Наир, кажется, вовсе не осуждает, как показалось европейцам, традиции, в соответствии с которыми девушку, даже столь эмансипированную телевизионщицу, как ее героиня, можно выдать замуж за совершенно неизвестного ей, пусть и хорошего человека. Во всяком случае, в интервью она говорила, что для нее главное — передать чисто индийское ощущение "масти", то есть "радости коллективной жизни". Два часа на экране сначала идут приготовления к свадьбе, аранжированной как спектакль, потом свадьбу играют, и даже обрушившийся на гостей муссон кажется сугубо театральным эффектом. Все выясняют отношения, падают друг другу в объятия, бросают, как сейчас модно, отцам и дядям обвинения в педофилии и в конце концов сливаются в экстазе. Но театральность Наир кажется гораздо полнокровнее и органичнее, чем театральность Франко Дзеффирелли, почтенного мастера экранизаций Шекспира и оперных шедевров. "Чай с Муссолини" (Tea with Mussolini, 1999) — самый интимный его фильм, воспоминания о детстве, пришедшемся на эпоху Муссолини, объяснение, откуда у незаконнорожденного и рано осиротевшего мальчика возникла всепоглощающая любовь к Шекспиру (22 января, РТР, 1.00 **). Но то ли слишком долго Дзеффирелли готовился рассказать о сокровенном, то ли слишком долго снимал пышные и условные постановки. Прошлое получилось в фильме шаржированным, аляповатым, а то и карикатурным. В начале 1930-х годов Флоренция обжита многочисленными англичанами и американцами. Англичанки пьют чай, восхищаются Муссолини, который, такой душка, обещал им свое покровительство, неумело осваивают искусство реставрации фресок эпохи Кватроченто и презирают вульгарных американок: лесбиянок, авангардисток и бывших кабаретных див. Но именно эти американки приходят на помощь леди, посаженным под домашний арест, когда Италия объявляет войну Англии. Вскоре они присоединятся к ним: Италия бросит вызов и Америке. Конец должен был быть по замыслу Дзеффирелли героическим, но получился нелепым. Подросший мальчик Лука, глазами которого мы видим происходящее, врывается во главе партизанского отряда во Флоренцию и освобождает осознавших свои прежние заблуждения и приковавших себя к стенам своего отеля англичанок. Правда, "История любви" (Decalage horaire, 2002) Даниэль Томпсон еще экстравагантнее в своей нелепости (22 января, РТР, 21.15 *). В парижском аэропорту, парализованном одновременно забастовкой, компьютерным сбоем и нелетной погодой, встречаются два одиночества, две паранойи. Он (Жан Рено) — трижды разведенный и давно небритый торговец замороженными продуктами, который жрет снотворное и ненавидит все физическое — прикосновения и особенно запахи, кроме кухонных. Она (Жюльетт Бинош) — изувеченная вульгарным макияжем массажистка, названная в честь Розы Люксембург, которая страдает от грубости любовника, роняет мобильник в унитазы, все физическое обожает и рыдает при звуках "Марсельезы". Естественно, они полюбят друг друга с первого взгляда, и все у них будет хорошо.