XVIII Московский международный кинофестиваль, само открытие которого еще месяц назад казалось проблематичным, тем не менее прошел и завершился в начале этой недели. Оценки МКФ в прессе и среди кинематографистов колеблются от резко негативных, выносящих "медицинское" заключение о летальном исходе кинофестиваля, до вполне бодрых уверений руководителей российской кинематографии о том, что буквально через пару недель на очередном заседании Коллегии Роскинокомитета единственным вопросом в повестке дня будет рассмотрение хода подготовки к будущему, XIX Московскому кинофестивалю.
Московский фестиваль между ностальгией, рутиной и скандалом
Стартовав "на последнем дыхании" (см. Ъ от 1 июля), в атмосфере распри со спонсорами, XVIII Московский международный кинофестиваль быстро перетек в привычное рутинное русло, чтобы на финише опять взорваться скандалом. Награждение главным призом фильма "Я — Иван, ты — Абрам", снятого француженкой Иоландой Зоберман в Белоруссии и на Украине, вызвало скептическую реакцию. Далеко не всех убедили и другие решения жюри под руководством Клода Лелуша.
Сюжет нынешнего Московского кинофестиваля в миниатюре повторяет его уже достаточно долгую историю. Впервые скандал здесь разразился 30 лет назад. Он был связан с "вирусом феллинизма", который не только проник в идеологически стерильную обстановку, но и заразил проверенных членов жюри во главе с Григорием Чухраем, вопреки партийным инструкциям отдавших Гран-при МКФ фильму "Восемь с половиной".
Затем погрузившись на десятилетия в застойную спячку, фестиваль проснулся от шума перестройки, но вскоре начал впадать в новый сон. Сон отчасти кошмарный, навеянный экономическим и бытовым развалом в стране, криминогенной ситуацией, отсутствием надежных сервисных структур. И, конечно, незаинтересованностью западных продюсеров и дистрибьюторов в выходе на российский дикий, пиратский кинорынок.
Отметившись в горбачевской Москве, мировые кинознаменитости все реже в дальнейшем выражали желание вернуться back in USSR, который, впрочем, со времени прежнего кинофестиваля в июле 1991 года почил в бозе. Несмотря на хаотические усилия организаторов, а порой и вследствие их, конкурсная программа МКФ стала более вторичной и необязательной. Московская публика, ныне избалованная зрелищами и обделенная хлебом, больше не рвалась на просмотры. Фестиваль перестал быть событием как для города, так и для киносообщества, на нем все сильнее проступала печать провинциальной рутины.
Все говорило о том, что ХVIII МКФ в Москве окажется критическим. Либо он отойдет в небытие, либо резко изменит свою формулу и ориентацию.
Жизнь если не опровергла прогнозы, то все же заметно их скорректировала. На фоне безрадостных ожиданий сам факт того, что фестиваль открылся и начал функционировать, показался едва ли не чудом. Над этим чудом можно иронизировать, как и над костюмом Клода Лелуша, председателя жюри. Однако, даже в "приколах" самой раскованной и свободной в мире прессы чувствовалась скрытая нежность. Российские журналисты, успев побывать за последние годы на знаменитых зарубежных кинофестивалях, убедились: и на солнце встречаются пятна. Домашнее кинематографическое событие все-таки ближе и роднее, оно удобнее даже как мишень для критического остроумия: не надо думать, пригласят ли в следующий раз.
И пусть теперь не толпы, слепо закупившие абонементы на все дни фестиваля, а лишь отдельные зрители посещают отдельные фильмы за отдельную и немалую плату. Значит, произошел естественный отсев — пришли те, кто не мог не прийти.
Выяснилось, что у кинофестиваля есть-таки своя ностальгическая легенда — уже упомянутая история с лентой Федерико Феллини (ее с гордостью вспомнил и член жюри Павел Лунгин на итоговой пресс-конференции). Из легенды родилась программа "Восемь с половиной": в нее вошли "Высокие каблуки" Педро Альмодовара (Pedro Almodovar), "Дикие ночи" Сирила Коллара (Cyril Collard), "Леоло" Жана-Клода Лозона (Jean-Claude Lauzon) и другие наиболее эстетские, синефильские фильмы, собравшие соответствующую публику. Заодно был приобретен первый опыт структурирования информационной программы, которая раньше составлялась механически, а сеансы сдваивались по принципу "вьетнамский фильм о партизанах плюс пикантная французская комедия".
Как ни странно, финансовые трудности в чем-то пошли на пользу кинофестивалю, избавив его от разного рода балласта. Среди зарубежных гостей поубавилось любителей "халявы". И здесь тоже произошел естественный отбор — приехали те немногие, кто не мог не приехать.
Прежде всего, отборщики зарубежных кинофестивалей — от Канна до Торонто — посетившие Москву, разумеется, не ради Вендерса и Альмодовара, а ради старых и новых талантов постсоветского кино. Все эти визитеры — в той или иной степени эксперты по региону бывшего СССР, внимательно следящие за меняющейся ситуацией. В первые дни их было трудно разглядеть в огромных холлах гостиницы "Москва", где даже не было неформального центра общения.
В отсутствие звезд и — что особенно абсурдно — крупных западных киножурналистов (впервые на МКФ в Москве не работало жюри международной кинопрессы ФИПРЕССИ) складывалось впечатление, что "не приехал никто", и фестиваль просто перестал быть международным. Но вот постепенно стайки из трех-пяти иностранцев начали фанатично стекаться в залы Союза кинематографистов и Киноцентра, где с утра до вечера шли специальные просмотры российских фильмов.
Их итоги превзошли все ожидания — целый ряд картин, главным образом, молодых режиссеров, получили по пачке приглашений на различные кинофестивали мира. Лидерами здесь стали "Жизнь с идиотом" Александра Рогожкина и "Остров мертвых" Олега Ковалова. Успехом пользовались также "Никотин" Евгения Иванова, "Два капитана-2" Сергея Дебижева и "Барабаниада" Сергея Овчарова. Характерно, что несмотря на кризис, давно предрекаемый "ленинградской киношколе", география интересов зарубежных экспертов вновь сместилась от казахских степей к "брегам Невы" и сосредоточилась на Петроградской стороне, где расположен "Ленфильм".
Так стоило ли, спрашивается, ради этого приезжать в Москву и отсматривать обширную кинопродукцию некогда необъятной страны?! Как бы то ни было, никто из приехавших по линии отбора фильмов не пожалел об этом, а некоторые даже сочли, что дела в постсоветском кино не столь катастрофичны, как кажется порой "внутренним" специалистам. И здесь по-прежнему делается удивительное множество лент, пускай чересчур специфичных для конкурса Канна или Берлина, но вполне годных и даже жизненно необходимых Локарно, Роттердаму, Гетеборгу, Салоникам и берлинскому Форуму молодого кино.
Состоялась в рамках МКФ в Москве и кинодискуссия — столь же содержательная, сколь и бессмысленная, показавшая полное, с точностью до "наоборот", несовпадение критериев и подходов "у нас" и "у них".
То, что в России считается постмодернизмом ("Прорва", "Дети чугунных богов") и — в переносном смысле — "авангардом", на Западе зачастую оценивается как коммерческий компромисс. Отечественные потуги на то, чтобы вписаться в европейскую кинокультуру, воспринимаются там как маргинальные и подражательные. То, чего мы стыдимся как "страна третьего мира", вдруг на каком-нибудь высокоцивилизованном кинофестивале возводится на пьедестал почета. Пока в России не щадя сил боролись с соцреализмом, он спокойно восторжествовал за границей, и даже на МКФ в Москве в картинах "Чаплин" и "Сталинград". А употребление слова "экзотичный" по отношению к китайскому или корейскому кинематографу является просто дурным тоном, к тому же чреватым синдромом шовинизма.
Общение с коллегами оказалось как никогда прежде поучительным и обнажило расширяющуюся пропасть, ту самую "прорву" между отечественным и западным миром. Миром, в котором уже почти отменены слова "актриса" и "стюардесса", как оскорбляющие женское достоинство. Где борьба за равенство и права меньшинств грозит не оставить камня на камне от фундамента общества. Кажется, мы все это когда-то где-то проходили.
Вряд ли меньшинство журналистов, принимавших участие в этой памятной дискуссии, не в пример большинству коллег хоть сколько-нибудь удивилось вердикту жюри. Фильм "Я — Иван, ты — Абрам" вполне вписывается в идеологию и стилистику, определяющую фестивальную киномоду — он был показан до этого в Канне и не без успеха — в Париже. Спорить с выбором жюри тем более неплодотворно, поскольку в конкурсе не было ни одной другой картины универсального качества и бесспорного уровня. А когда нет лидера — возможно все.
И дело, естественно, не во "франкофонском" или "сионистском" лобби, о чем тут же зашептали в кулуарах кинофестиваля. Просто состав жюри с самого начала был сомнительным в плане творческого авторитета. Лелуш уже давно не пользуется на своей родине доброй кинематографической славой, и только в Москве, восхищавшейся в юности "Мужчиной и женщиной", до сих пор может считаться звездой. Ту же траекторию — через мимолетный каннский успех к показушным гастролям в "стране дураков" — проделал в очень короткий срок и Павел Лунгин. "А судьи кто?" — вот в чем вопрос.
Вообще все эти "чтения в душах" и кривотолки вокруг "тайных механизмов жюри" изрядно поднадоели. Полной объективности решений все равно не добиться, и существует только один вопрос: есть ли доверие к тем, кто их принимает? Скажем, творческая репутация Тильды Суинтон, музы Джармена и двуполой персоны из "Орландо", безупречна. Однако у многих вызвало недоумение присуждение приза за лучшую женскую роль бывшей фотомодели Хюле Авшар, сыгравшей в турецком фильме "Берлин в Берлине", к тому же режиссер фильма Синан Четин остался не слишком доволен ее работой. Можно представить его изумление, когда жюри объяснило присуждение приза актрисе стремлением... хоть как-то поощрить режиссера.
Подобные "кви про кво" хоть чуть-чуть оживили вялое течение фестивального конкурса, но при этом подчеркнули его нежизнеспособность самого по себе. В таком виде, как он сейчас существует, он не нужен никому и служит лишь заложником ничем не обеспеченных амбиций. Фактически МКФ в Москве давно перестал существовать в качестве фестиваля группы "А", и произнесение этой гласной с ностальгическим придыханием превратилось в среде российских кинематографистов в странного рода национальный мазохизм. Спасенный героическими усилиями в восемнадцатый раз, фестиваль побуждает вспомнить циничные строки поэта Альтаузена: "А может, лучше было не спасать?"
Если же и спасать, то только преодолев роковую альтернативу: ленивое самодовольство чиновников или авантюризм дилетантов. Преодолев закулисную возню "кто главнее?" и дележ "между собой" зарубежных поездок. Кто главнее, кто имеет на это профессиональное право — тот и должен судить и отбирать фильмы. Единолично ли, с двумя, тремя коллегами и единомышленниками, а не с оравой нахлебников.
Фестивалю необходим лидер, знающий тонкости этого дела и способный на солидную концепцию, пользующийся авторитетом в международном фестивальном движении. Нужны субсидии государства и участие частных спонсоров, не вмешивающихся в творческие вопросы. Нужна работоспособная структура и технология международных связей. Нужна ... Но об этом говорилось и после XV, XVI и XVII фестивалей с куда большим пылом. Видно, рок распорядился, дабы маялся МКФ полуживым-полумертвым.
Сказанное относится к претензиям МКФ на большой конкурсный (или даже не конкурсный) фестиваль, к его имиджу и культуре. Относится к неутоленной мечте о зарубежных звездах и к безуспешным попыткам сделать пресс-центр международным и даже к борьбе за московскую публику, которую теперь не возьмешь голыми руками.
Это совершенно не относится к сепаратно отколовшейся части фестиваля, де факто заменившей и подменившей его собою — программе постсоветского кино. Пока есть у нас таланты в сфере творчества (в отличие от сферы организации), к нам будут ездить за уловом из Монреаля и Римини, Сан-Себастьяна и Рио-де-Жанейро. Просто чтобы увидеть и отобрать фильмы. И для этого вовсе не нужно пыжиться и толкаться без очереди в группу "А".
АНДРЕЙ ПЛАХОВ
Не так страшен фестиваль...
Трудно отвлечься от споров вокруг прошедшего МКФ в Москве, от внекинематографической ситуации, и по возможности беспристрастно оценить фильмы, показанные на кинофестивале. Однако, завершая обзор фестивальных лент в Ъ, не так уж и легко проигнорировать решение жюри МКФ в Москве — все равно надо попытаться понять причины, побудившие членов жюри дать имеющиеся в их распоряжении призы именно этим, а не каким-то иным картинам.
Подбор конкурсной программы Московского кинофестиваля нельзя назвать в полной мере удачным и отражающим современные тенденции мирового кино, но он все-таки выдержан на среднедостойном уровне — и, по сути, в каждом фильме кто-то из критиков находил нечто для себя любопытное и важное. Другое дело, что в конкурсе не было явных лидеров, картин, которые по праву претендовали бы на Гран-при. Если бы жюри воспользовалось своим естественным правом и не отметило главной премией ни одну из представленных картин, это решение, по мнению экспертов Ъ, встретило бы более благосклонный прием у журналистов и критиков, которые в большинстве своем придерживались именно такой точки зрения относительно отсутствия безусловного лауреата.
Председатель жюри Клод Лелуш (Claude Lelouche) сетовал на итоговой пресс-конференции на то, что программа якобы негармонична и включала в себя телевизионные ленты. Так и осталось неясным, что он на самом деле имел в виду. Может быть, к телевизионным следовало бы отнести финскую картину "Рипа", но она вполне оригинальна и необычна по режиссерской манере.
Легко поддаться предубеждению и воспринять, например, китайский фильм "Дедушка Гэ" режиссера Хань Гана (Han Gang) как очень простенькую, даже примитивную историю о старике и его внуке, увидеть в конфликте двух героев банальную схему столкновения разных образов жизни. Но все это не имеет никакого значения по сравнению с неординарным человеческим характером, как бы застенчиво, со смущением воплощенным на экране Ли Баотянем (Li Baotian). Актер постепенно приближает его к зрителям и заставляет почувствовать и понять правду этой достойной и несуетной натуры, в основе которой — действительно вековые, тысячелетние традиции, память многих поколений одной из древнейших наций и культур.
Вызывает определенный интерес и попытка испанского режиссера Марио Камуса (Mario Camus) в ленте "Тени одного сражения" использовать несколько зашифрованный стиль аллюзийной притчи. Картина повествует о психологических последствиях диктатуры Франко и террористической борьбы молодых испанцев, которые спустя полтора десятилетия расплачиваются за экстремизм юности. Кстати, в этом фильме убедительный женский образ создала актриса Кармен Маура (Carmen Maura), которая, как и китаец Ли Баотянь, могла бы рассчитывать на приз МКФ.
Во внеконкурсной программе МКФ наблюдался примерно такой же расклад сил и возможностей, как и в конкурсе. Ровный список средних и чуть выше среднего уровня фильмов давал определенное представление о состоянии сегодняшнего кинематографа. Причем прославленные мастера (Вендерс, Вайда) несомненно разочаровывали; другие (Занусси, Альмодовар, Иоселиани) искусно повторяли прежде найденное. Поэтому наибольшее внимание привлекали работы молодых режиссеров — Жана-Клода Лозона (Jean-Claude Lauzon), Ильдико Сабо (Ildiko Szabo), Хулио Медема (Julio Medem) — или известных актеров, дебютировавших в режиссуре — Лив Ульман (Liv Ullmann).
Между прочим, лента "Софи", снятая Ульман на датском языке при содействии норвежской и шведской кинофирм, дает знаменательный урок — зрителям, критикам и членам жюри МКФ — настоящего, высокохудожественного еврейского кино. От частных проблем одной семьи шведско-датских евреев, от бытовой драмы режиссер вместе с удивительными актерами, прежде всего с гениальным Эрландом Юсефсоном (Erland Josefson), неуловимо воспаряет к высотам общечеловеческого духа, мировым нравственным и культурным ценностям. И в сопоставлении со столь поэтичным и уверенным режиссерским почерком дебютантки Лив Ульман не очень умелые попытки Иоланды Зоберман (Yolanda Zauberman) в картине "Я — Иван, ты — Абрам" кажутся вдвойне сомнительными и тем более не заслуживающими ни Гран-при, ни даже диплома за режиссуру.
Кстати, отмеченный подобным дипломом норвежский фильм "Крылья летучей мыши" тоже проигрывал в сравнении с "Софи" и в большей степени нуждался в вознаграждении за тонкую, изысканную работу оператора Пауля Рене Рестада (Paul Rene Roestad). И несколько других лент, показанных в конкурсе и вне его, подчас свидетельствовали о том, что операторы явно превосходят режиссеров по пониманию средств кинематографической выразительности и их использованию.
XVIII МКФ запомнится по незаполненным залам, не только по скромным, но и недостойным фестиваля класса "А", с массой глупостей и накладок, церемониям открытия и закрытия, по вызвавшему кривотолки вердикту жюри, наконец, по словно нарочно предсказанному в Ъ от 13 июля последнему скандалу. Лариса Махлаева, представляющая фирму "Ринко-Варяг", решила напоследок хоть как-то "подкусить" фестиваль и его жюри, отказавшись вручить одну из "Золотых рыбок" турчанке Хюле Авшар за ее роль в фильме "Берлин в Берлине" и подсластив горечь и унижение, испытанные в Москве итальянцем Роберто Фаэнцой (Roberto Faenza). Она пожелала отдать приз французской актрисе Жюльет Обри (Juliet Aubrey), сыгравшей в его картине "Иона, который жил во чреве кита".
CЕРГЕЙ Ъ-КУДРЯВЦЕВ