Впервые в России вышел на CD альбом покойного Алексея Хвостенко (Хвоста) "Последняя малина". Это ярчайшее свидетельство глубокого внутреннего родства русской богемы со всякого рода проявлениями босяцкого, уличного или, как его чаще называют, блатного искусства, считает БОРИС Ъ-БАРАБАНОВ.
Самым ярким из недавних примером этого самого родства было неожиданно нежное внимание, с которым несколько лет назад отечественная эстетствующая публика отнеслась к появлению в эфире "Радио 'Шансон'". Тогда, помнится, в глянцевых журналах и на всевозможных арт-критических сайтах появилось множество статей о том, что вот, мол, наконец-то радиодеятели копнули глубоко и извлекли на свет божий то, что можно назвать поистине народным искусством, произведения, вскрывающие некие глубинные пласты национального самосознания, для которого образ оступившегося, образ каторжанина, постоянно соскальзывающего на дурную тропку и постоянно винящегося перед мамкой, является одним из корневых.
Интерес к хулиганским песням у российских интеллигентов возникает нечасто, но регулярно. Скажем, лет 20 назад, когда советские специалисты — врачи, инженеры, преподаватели — активно оказывали помощь странам, вставшим на путь строительства светлого социалистического будущего, вместе с двухкассетными магнитофонами Sharp они везли на родину значительно больше пленок с песнями запрещенных здесь Аркадия Северного, Алеши Димитриевича, с "одесским" творчеством Александра Розенбаума, чем записей западных рок-групп. Песенный блатняк каким-то образом всегда оказывался как бы изнанкой утонченных вкусов элиты с широкими взглядами и открытой выездной визой.
То же касалось и эмигрантов. Художник и бард Алексей Хвостенко, которого часто называют первым русским хиппи и битником, в 1981 году уехал из Израиля в Париж через Лондон. Там он, по свидетельству художника Михаила Гробмана, "подружился с русской женщиной, у которой были английский муж и подвал, полный вина, и жил там, пока не выпил все вино, запасов которого хватило на два года". Женщину звали Тамара Холболл, муж ее на самом деле был датчанин, а в Лондоне она жила с начала 70-х (интервью с ней см. ниже). Именно она стала продюсером главного альбома, записанного Хвостом,— "Прощание со степью". Альбом представлял собой талантливую рефлексию на разного рода эмигрантские темы, иронические марши с библейскими мотивами и эпический заглавный номер, посвященный Льву Гумилеву.
Закончив "Прощание со степью", Алексей Хвостенко решил записать несколько уличных песен, которые исполнял в Париже и Лондоне преимущественно во время эмигрантских застолий. Получился один из самых впечатляющих образчиков творчества наших "бывших", который в кассетном формате оперативно пересек советскую границу.
С тех пор многим песням с альбома "Последняя малина" приписывалось авторство Хвоста. Спетые неровно, со множеством ошибок, они тем не менее легко становятся в один ряд, например, с французскими записями Владимира Высоцкого. В "Последней малине", несмотря на исключительно блатное происхождение материала, значительно больше отстраненной философичности, самоиронии и грусти, чем кабацкой удали. Конечно, сегодня "Последняя малина" — это скорее специфический документ эпохи, нежели актуальное музыкальное произведение. Однако альбом родился на скрещении эмигрантской культуры 1970-х, тюремного шансона и эстетики хиппи, а это, поверьте, взрывная смесь.