|
Укус специфический |
 |
| Фото: ZUMA PRESS |
| Только благодаря кинематографу люди знают, как правильно вести себя с вампирами |
Бывает, что научный феномен поэты называют по имени до его "официального" рождения: так, Андрей Белый придумал словосочетание "атомная бомба". Но бывает, что искусство с ленцой обращается к некоей научной реальности уже после ее дотошного изучения специалистами. Так было с вампирами. На протяжении XVI-XVII веков многочисленные церковные ученые исследовали вампиризм на Балканах и в Восточной Европе: было доказано, что рыжеволосые и голубоглазые люди предрасположены к вампиризму, входят, так сказать, в группу риска, а греческие упыри набрасываются на жертву, только если та откликается на обращение по имени, причем дважды кровососы никого не окликают. Но только в начале XIX века вампиры, определяемые наукой как "живые, зловредные и кровожадные мертвые тела", стали достоянием искусства.
Скучающим, изощряющимся в изобретении невиданных фантомов романтикам было наплевать на "настоящих" вампиров народных преданий, мохнатых, клыкастых, неотесанных крестьян из Трансильвании, некрасиво гложущих козо- и свинопасов. Доктор Полидори, друг Байрона и супругов Шелли, вывел в романе "Вампир" (1819) таинственного странника лорда Рутвена, несущего сладкую смерть соблазненным девицам. То есть типичного денди-романтика, щеголяющего мрачным мистицизмом, разочарованием в жизни и цинизмом в любви.
Романтики первыми заявили о любви к бульварному, народному или псевдонародному зрелищу. Логично, что кинематограф, первое в истории по-настоящему массовое искусство, с самого своего рождения по-вампирски присосался к романтическим мифам. Первый "Вампир" (The Vampire) был снят в 1913 году Робертом Виньолой. Но не стоит заблуждаться: в нем, как и во многих современных ему фильмах под тем же названием, речь шла о женщинах-вамп, "высасывающих" мужчин. Первый настоящий "Дракула" (Drakula) появился, естественно, в Венгрии в 1921 году: его автор — забытый режиссер Карой Лажтай. Но уже через год немецкий экспрессионизм создал первый бесспорный вампирский шедевр — "Носферату, симфония ужаса" (Nosferatu, eine Symphonie des Grauens) Фридриха Вильгельма Мурнау, вольную экранизацию романа Брема Стокера "Дракула" (1896), являющегося, в свою очередь, вольной интерпретацией фольклорных преданий о валашском князе Владе Дракуле, свирепствовавшем во имя христианской веры в начале XVI века.
За следующие 60 лет, по подсчетам авторитетного французского исследователя Филиппа Росса, было снято свыше 200 фильмов о кровососущих уродах. Впрочем, уродами их можно назвать чисто условно. Правда, Макс Шрек, сыгравший Носферату, отличался столь характерной внешностью и приверженностью к ночному образу жизни, объяснимой, впрочем, пристрастием к кокаину, что родилась версия, будто Мурнау пригласил неподдельного упыря (см. фильм Элиаса Мэрхиджа "Тень вампира" (Shadow of The Vampire, 2000)). Но безусловно и то, что в гипнотической власти вампира над своими жертвами зашифрован сексуальный смысл. Вампир не столько насиловал, сколько соблазнял, его укус сродни запретной садомазохистской ласке. Образцовые вампиры мирового кинематографа — Бела Лугоши в "Дракуле" (Dracula, 1931) "голливудского Эдгара По" Тода Броунинга, и Кристофер Ли, начиная с 1958 года неоднократно игравший Дракулу в фильмах Теренса Фишера, козырного режиссера английской студии "Хаммер", подхватившей на время выпавшее из рук Голливуда знамя фантастического кинематографа. Оба они — истинные джентльмены, чьи черные плащи с кровавым подбоем, привычка спать в гробу и жить в затянутых паутиной замках кажутся причудами аристократов не от мира сего, изгоев пошлого буржуазного мира. Оба они напоминали скорее воспетого Лукино Висконти короля Людвига, упорно отказывавшегося признать реальность "железного" XIX века, сексуального девианта, застроившего Баварию средневековыми замками и удушенного своими приближенными.
Как любая пассеистская традиция, романтическая вампирская мифология была во второй половине ХХ века обречена на вырождение. Набриолиненные кровососы со старомодными галантными манерами после кошмаров мировой войны уже не пугали и не прельщали. Если перефразировать знаменитую фразу философа Теодора Адорно, сказанную им по поводу поэзии, после Освенцима нельзя снимать фильмы о Дракуле. Неловкие попытки жанрового синтеза превратили вампирский цикл в посмешище. Скрещение его с вестерном породило признанный одним из худших фильмов всех времен и народов опус Уильяма Бодайна "Билли Кид против Дракулы" (Billy the Kid versus Dracula, 1965). Попытка присосаться к всемирной моде на фильмы боевых искусств — бредовая "Легенда о семи золотых вампирах" (The Legend of the Seven Golden Vampires, 1974) Роя Уорда Бейкера. Жан Роллен во Франции с конца 1960-х годов поставил на поток вампирское софт-порно с лесбийским уклоном. Закономерно, что в эпоху сексуальной революции фильмоделы вспомнили о "кровавой графине" Эржбете Батори: в начале XVII века она перерезала глотки 650 девственницам, ванны из крови которых гарантировали вечную молодость.
Естественно, пародии следовали одна за другой. Наиболее известны "Бесстрашные убийцы вампиров" (The Fearless Vampire Killers, 1967) Романа Поланского с идиотами--охотниками на упырей и феерической сценой гонок на гробах. Но не менее примечателен "Дракула Энди Уорхола" (Andy Warhol`s Dracula, 1973), поставленный соратником гуру поп-арта Полом Морисси: несчастного графа Дракулу в фильме непрерывно рвало, поскольку ему требовалась свежая кровь девственниц, а эмансипированные девицы, согласные подставить шейки под его клыки, лишь выдавали себя за невинных овечек.
Жанровый кризис, как всегда, разрешился революцией. В 1977 году автор "Ночи живых мертвецов" (Night of the Living Dead, 1968) Джордж Ромеро снял мало кем замеченный, но поворотный в истории вампирского жанра фильм "Мартин" (Martin). Впервые на экране появился вампир без старомодного прикида. Мартин — маргинальный, хрупкий, болезненный современный подросток, почти "бунтовщик без причины", у которого даже нет сил на бойцовский захват чужой аорты. Он усыпляет жертвы при помощи укола, а затем перерезает им горло бритвой. Начался второй великий этап вампирской киномифологии, продолжающийся и по сей день. Теперь уже "Носферату, призрак ночи" (Nosferatu, Phantom der Nacht, 1978) Вернера Херцога, "Интервью с вампиром" (Interview with the Vampire, 1994) Нила Джордана или "Дракула" (Dracula, 1992) Фрэнсиса Форда Копполы, где вампиры по-прежнему щеголяют в кружевах и дышат пылью семейных склепов, кажутся исключениями из мейнстрима, изысканными, но неактуальными ретростилизациями.
Вампиры среди нас — такова мораль нового вампирского кино. В "Голоде" (The Hunger, 1983) Тони Скотта вампиры отлавливали жертвы среди любителей группового секса из ночных клубов. В фильме Кэтрин Биглоу "Почти полная тьма" (Near Dark, 1987) вампиры — банда рокеров в черной коже, колесящих по Калифорнии, отплясывающих на барных стойках перед тем, как перекусить дальнобойщиками, и очень некрасиво плюющихся пулями, которые всаживают в них ошалевшие обыватели. В "Зависимости" (Addiction, 1995) Абеля Феррары — утомленные нью-йоркские интеллектуалы, ночи напролет спорящие о судьбах человечества и вьетнамском синдроме. В "Блейде" (Blade, 1998) Стивена Норрингтона — любители принимать кровавый душ на рейвах. Вампиры как были маргиналами, так и остались, только это не романтическая, театральная маргинальность, а современная, можно сказать, антиглобалистская. Впрочем, традиция не пресеклась в конце концов, все контркультурные движения второй половины ХХ века, к которым приписаны новые упыри, наследуют романтическому пафосу.
Под стать новым вампирам и новые охотники на них. Куда только подевались рыцари добра и невинные Минхен, самоотверженно отдававшиеся Носферату, чтобы задержать его до первого солнечного луча и ценой жизни спасти человечество. Джон Карпентер посвятил "Вампиров" (Vampires, 1998) новым Ван Хельсингам, которые ничем не лучше новых Дракул: грубые, циничные, прожженные, бесприютные мужики-рейнджеры, профессионалы убийств, коротающие редкие минуты отдыха в обществе придорожных проституток.
Тимур Бекмамбетов в "Ночном дозоре" очень точно вписался в современный мейнстрим, обрядив московских упырей в грязные халаты рыночных мясников или рейверские куртки с капюшонами. В России, как и во всем мире, под подозрением те, кто предпочитает ночной образ жизни. Артист Аристарх Ливанов, обративший в сентябре внимание органов на тех, кто мешает соседям спать, как на потенциальных террористов, не договорил всей правды: любители вечеринок — прежде всего потенциальные вампиры.