премьера театр
Режиссер БДТ имени Товстоногова Николай Пинигин поставил "Екатерину Ивановну", пьесу написанную в начале прошлого века Леонидом Андреевым. Она заслуживает лучшего, считает ЕЛЕНА Ъ-ГЕРУСОВА.
Леонид Андреев — священная, почти мистическая и при это не слишком знакомая широкой публике фигура. В театре — предтеча экспрессионизма и автор знаменитой символистской драмы "Жизнь человека". Он картинно презирал буржуазное искусство и особенно буржуазный театр. Сюжетом его пьес была жизнь, безжалостно перемалывающая человека. Ставить его пьесы сложно, драматург он на самом деле сухой и жесткий. Но сюжеты закручивал лихо.
"Екатерина Ивановна" начинается с ночного переполоха: муж стреляет в жену. Заподозрил в неверности. Не попал, но выгнал из дома. Екатерина Ивановна осталась жива и невредима, пожила в материнском имении, супруг на коленях умолил ее вернуться. Выстрел все же оказался роковым, тело он не повредил, но погубил душу. И теперь уж Екатерина Ивановна и впрямь изменяет мужу, и вообще щекочет нервы близких декадентским поведением. В финале отправляется с малознакомым хлыщом-композитором, зимой, в открытом автомобиле на острова, что символизирует не окончательное падение этой женщины, но агонию ее души. Вполне сентиментальная горячка, неплохой сюжет для приближающегося кинематографа.
В БДТ история "Екатерины Ивановны" делится на четыре картины. В первой — на сцене буржуазный дом, с темной дубовой мебелью, свекровью в ночном чепце и истерикующим мужем. Но ночной выстрел разрушает его благополучие. Свекровь Екатерины Ивановны играет Лариса Малеванная. Железный опыт актрисы подчиняет себе все происходящее на сцене, и супружеская мелодрама остается где-то на ее фоне. Пытаясь собрать черепки разбившейся тарелки, Лариса Малеванная будто пытается собрать мир, где ночью в приличном доме спят, а не бегают с револьверами. При этом она успевает сыграть и любовь к сыну, и какую-то безразличную неприязнь к невестке, и социальное соответствие этой дамы в ночном дезабилье статусу матери депутата Государственной думы. Ее роль оказывается самой сильной, хоть и эпизодической.
Екатерина Ивановна в исполнении молодой героини БДТ Александры Куликовой очень хороша собой, ей равно идут и белые простые платья, какие она носит в орловском имении своей матери, и огромные черные шляпы периода душевного распада. То, что характер ее героини резко, без психологических нюансировок, меняется от действия к действию, можно было бы списать на замеченную режиссером ненависть драматурга к психологическому театру. Но больше похоже, будто встретил человека через год, а он как-то изменился. Почему муж Екатерины Ивановны хватался за револьвер от одной мысли об измене, а теперь покорно надевает ей белые носочки, отправляя с явно злонамеренным хлыщом на острова, нам не объясняют. Отчего это Екатерина Иванова стала вдруг такой демонстративно падшей, оттого ли, что узнала вкус греха или муки совести совершили такой странный кульбит, нам не разжевывают.
На спектакле рядом со мной сидели две дамы, и одна вполне логично объяснила, что, если кому-то неясно, отчего весь этот сыр-бор с Екатериной Ивановной, благополучной женой петербургского барина, теперь позирующей в ателье художника,— так неясно это оттого, что за сто лет психологический портрет женщины изменился так сильно, что нам уже не понять. Чувства не так тонки. Тайны женской души не так глубоки. На что другая отвечала, что в даму как-никак стреляли, и рассудок ее слегка повредился. А муж радуется, что промахнулся, не угодил из Государственной думы в "Кресты", и на этой почве все ему трын-трава. Какую версию выбрать — неясно, ибо неясны побуждения режиссера ставить "Екатерину Ивановну" в рамках бытового психологического театра. Предъявить Леонида Андреева гибридом Островского с Арцыбашевым никак не удается, а сделать почти невозможный шаг от бытового, психологического, к экзистенциальному театру режиссер явно не способен — даже под дулом револьвера.