|
Менестрель переходного периода |
 |
| Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ, "Ъ" |
| Алексей Ходорыч и Киса Кацман: "О, Сюзанна, не плачь, но что с тобой..." |
Вспомнить былое я решил не просто так. Во-первых, мне неожиданно позвонил Дима по прозвищу Дьякон (по его словам, Дьяконом он стал в связи с тем, что некоторое время был послушником в Свято-Троицком монастыре) и сообщил, что уже две недели как в Москве — играет на гитаре в подземных переходах в районе станций метро "Охотный ряд" и "Библиотека имени Ленина" (на сленге уличных музыкантов — "Даун Таун" и "Библ"). С Дьяконом я познакомился этим летом в Анапе, где готовил статью о виноделии; от нечего делать присоединился к музыкантам на набережной — играл с ними часа три, а главным там был как раз Дима. Во-вторых, осенью журнал "Деньги" существенно увеличивается в объеме, текстов нужно больше, вот я и решил поиграть вместе с Дьяконом, чтобы потом об этом написать — тема интересная вполне. Дьякон был не против, особенно когда узнал, что я приду с шестиструнным банджо, о котором я ему еще в Анапе рассказывал. Инструмент этот имеет два неоспоримых достоинства: привлекательную внешность и очень громкий звук, раза в три громче, чем у любой гитары,— как раз то, что нужно уличному музыканту.
Я сразу нацелился на Арбат, но Дьякон стал меня отговаривать, приводя весомые аргументы: "Там лабухов пруд пруди, через каждые десять метров стоят. А если у тебя нет программы и запаса шуток-прибауток, чтобы держать публику между песнями, на Арбате вообще делать нечего".
Программа — это отработанный перечень различных номеров, желательно разноплановых. Исполнение песен перемежается фокусами, анекдотами, пантомимой — подобное представление, например, собирает толпы зевак у Театра имени Вахтангова. Если же ты просто умеешь более или менее сносно исполнять песенки под собственный аккомпанемент, лучше делать это в подземных переходах. Тем более что там и акустика получше, и холод с осадками не страшны. Еще одна площадка — переходы между станциями метро, но этот вариант имеет один большой минус — милиционеры не позволяют петь (просто играть можно) и выпрашивать деньги у прохожих. Этим занимается специальный человек — "аскер" (английское "to ask" — "просить"), использование "аскера" повышает доход в несколько раз.
Все это мне подробно растолковал Дима Дьякон, но я от Арбата не отказался — какая разница, что денег немного заработаем, зато будет о чем написать! В голове мелькали выигрышные для публикации сцены: вот я сражаюсь за место под солнцем с музыкантами-конкурентами, вот арестован милицией за нарушение общественного порядка и паспортного режима (паспорт я решил не брать), а вот с меня пытаются взять дань местные криминальные элементы...
В конце концов Дьякон сдался — Арбат так Арбат. Решили играть в ближайшее воскресенье, причем Дима пообещал привести с собой скрипача и "аскера", но я на всякий случай договорился еще и со старым своим приятелем Кисой Кацманом (по паспорту Алексей Федосов), ныне студентом ГИТИСа. Киса, с которым я каждый год встречаюсь в одном культовом месте под названием Лиманчик (бивуак недалеко от Абрау-Дюрсо, каждое лето туда со всей России съезжаются люди с музыкальными инструментами), отлично знал мой репертуар и, как я решил, смог бы составить мне компанию, если Дьякон вдруг не придет.
Он и не пришел, точнее в субботу мы не смогли созвониться — абонент был "временно недоступен", столь же недоступен он был и с утра в воскресенье. И вот мы с Кацманом мрачно пьем пиво на Арбате, ожидая, что все как-нибудь образуется. Довольно холодно, ветер. А время идет, вот уже двенадцать, вот уже час дня, народу на Арбате все больше. В общем, ясно, что нужно начинать, тем более что вот-вот должен прийти фотограф.
Критический момент — надо расчехлить банджо и начать на нем играть посреди снующих прохожих. Мандража как такового нет, скорее — некоторая неловкость, к тому же на Арбате в это время ни одного музыканта. Но — расчехляю, метров за 50 от театра им. Вахтангова, открытый кофр кладу прямо под ноги, чувствуя, что малость краснею.
— Ну и с чего начнем? — спрашиваю я Кацмана, хотя знаю, что он ответит, просто тяну время.
— Как с чего? С "Сюзанны"...— отвечает он с очередным выученным (на этот раз вологодским) акцентом.
И мы заводим "Сюзанну": "Я пришел из Алабамы, с моим банджо за спиной, я пришел в Луизиану, там живет моя любовь..." Русскоязычный вариант песни Стефана Фостера "Oh, Susanna" звучит не так залихватски, как обычно, даже как-то жалковато, но прохожие начинают останавливаться, многие улыбаются, правда денег никто не бросает.
— А вы отойдите от стенки и кофр подальше поставьте,— говорит нам паренек в пальто, похожий на Сюткина.— Кстати, я Миша, на таможне работаю, можно с вами?
Мы следуем его совету и продолжаем голосить кантри, чтобы как-то оправдать наличие банджо; мелодии у этих песен почти не отличимы одна от другой, и получается забавный микс. Но прохожие денег все равно не дают. А тут еще к нам подбегает дама в фуфайке и довольно грубо предлагает отойти подальше от ее точки, угрожая милицией. Дама обслуживает аттракцион, динамик которого мужским голосом предлагает ахнуть как следует молотом по импровизированной наковальне — мы этот голос совсем заглушили своими песнями, в общем, мешаем.
Мы отходим и понимаем, что сделали ошибку,— эти аттракционы повсюду. Очередной недовольной служительнице Миша (он по-прежнему с нами) заносчиво говорит: "Да вызывайте кого хотите!" Я продолжаю играть, но тут к нам подходит оператор передвижного пункта СТС, около которого мы оказались, и просит не мешать съемке. Просьбе коллеги-журналиста мы, разумеется, вняли, но с новой позиции решили уже не сходить — в конце концов, если какой конфликт случится, для статьи только лучше.
— Ходорыч, давай что-нибудь общеизвестное,— предлагает Кацман,— а я начну с шапкой к прохожим приставать, актерское мастерство потренирую. И, кстати, смотри на людей, когда поешь, не опускай взгляд.
Я затягиваю "Прощай, со всех вокзалов поезда..."-- и зарабатываю первые за сессию деньги. В кофр сыплют мелочь, а Кацману в шапку суют "десятки".
Уже позже я понял, что дело не в песне — на "Сюзанне" потом мы тоже немало заработали, просто действительно нечего смотреть себе под ноги, когда поешь,— уличная публика это не приветствует и денег дает мало. Увидев, что многие слушатели подпевают и пританцовывают, я окончательно вхожу в раж, но тут замечаю, что до крови ободрал о струну палец — нужен пластырь. Однако останавливаться не хочется — как бы удачу не спугнуть.
И тут выясняется, что Миша может меня подменить с банджо. Причем он, левша, играл на правую руку, перевернув инструмент,— первая струна оказалась вверху, шестая, соответственно, внизу. Что на качестве исполнения ничуть не отразилось — играл и пел он очень прилично. Материал же оказался сюткинским. Я ушел на поиски пластыря под "Любите, девочки, простых романтиков...", а когда вернулся, около нашей точки и правда стояла группа юных особ, воодушевленных романтическим репертуаром.
Однако набор купюр в кофре по-прежнему ограничивался "десятками" — и я снова взял банджо, чтобы использовать свой, как мне казалось, козырь — "Хава нагилу" на иврите. Но 50- и 100-рублевые купюры в кофр по-прежнему не летели, я уже начал замерзать, настроение как-то упало. От безысходности я начал на ломаном английском горланить битловскую "Yellow Submarine", в которой знаю только припев, но тут позвонил Дима, сказал, что скоро будет.
Вообще, музицировать на улице — занятие довольно муторное, совсем не то, что где-нибудь в компании. Прохожие идут мимо, ты стараешься играть громче, но голос все равно теряется в общем шуме, те песни, которые ты считаешь хитами, оказываются не хитами и наоборот... В любом случае зрительский отклик минимален, что негативно сказывается на общем настрое. Тем не менее к приходу Дьякона у нас уже были постоянные слушатели (или зрители?) — невысокая девушка, видимо студентка, хлопец с пивом, похожий на дальнобойщика, рокерская парочка и высокий парень с сумкой, в которой лежал какой-то театральный костюм. Денег они не давали, но исполнять песни стало значительно комфортнее.
Дьякон пришел в три часа с приятелем и барышней Лидой, рассказал, что их товарища взяли с "травой" и они все его выручали. Посмотрев в кофр, он сразу оценил наш заработок: "У вас тут рублей 700, сколько уже играете?" — "Два часа".— "Ну, для двух часов на Арбате это еще ничего".
Дима взял в руки банджо, и тут мы все поняли, как должен работать настоящий уличный музыкант. В общем, ничего особенного в плане репертуара, голоса и звукоизвлечения, но каков артистизм! Как потом сказал Дьякон, людям по большому счету все равно, что, кто и как играет и поет, можно это делать из рук вон плохо, но, если ты артистичен, они твое искусство обязательно оценят.
Второй залог успеха уличного музыканта — это "аскер". Лида оказалась "аскером" Дьякона, но,"поаскав" минут десять, куда-то отошла; Кацман же, пристроившись на подоконнике, что-то писал в тетрадку (как потом оказалось, стихи) и "аскать" уже не хотел. Пришлось взять головной убор в свои руки.
В голову сначала приходит сакраментальное "Же не манж па сис жур — я не ел шесть дней". Потом — "Помогите, на 'икс пятый' не хватает". С этими двумя фразами и шапкой наперевес я и вышел на дело, подходил к прохожим, заглядывал им в глаза. Фразы-попрошайки меня самого очень веселили, так что улыбаться получалось без труда — может быть, поэтому мне давал деньги практически каждый второй. Мужчины, женщины, молодые, среднего возраста, явные провинциалы, коренной столичный контингент — никакой системы. "Аская" непрерывно, можно было заработать весьма приличную сумму, но такой способ добывания денег по большому счету ничем не отличается от обычного попрошайничества — несмотря на наличие музыканта, которому вроде как есть за что платить. Чувство неловкости никак не исчезало, поэтому, заработав шапкой рублей 300 за десять минут, я надел ее на голову и таким образом пустил наш бизнес на самотек.
Собственно, через какое-то время наш проект трансформировался в некую тусовку — не ради денег, а удовольствия для; новые люди подходили, пробовали играть на банджо, что-то пели, потом пели мы... Именно в эти моменты, видимо, нам и накидали в кофр какое-то количество 50-рублевых и 100-рублевых купюр.
Я спел "Сансару", и из толпы к нам тут же вышел гитарист, работавший с Ревякиным,— по крайней мере, так он нам сказал. Миша в очередной раз взял банджо, и тут Дьякон, увидев, что он играет на правую руку, его узнал — оказывается, Миша таким же образом садился на хвост уличным музыкантам в Анапе. Мир действительно оказался тесен.
Миша играл на банджо какие-то совсем уже незнакомые мне песни, Кацман с затуманившимся взором по-прежнему писал в тетрадке, а у нас с Димой состоялся примерно такой диалог.
— Ты каждый день играешь? В какое время больше всего можно заработать?
— В будни с утра и до обеда, потом можно опять начинать часов с трех и до конца.
— И сколько выходит в целом?
— Иногда бывает и 3 тыс. руб. в день, но в среднем — 1,5 тыс., причем играть приходится не весь день, а четыре-пять часов, редко больше.
— А если без "аскера"?
— Если играешь на гитаре, без "аскера" — вообще не вариант, можно и 200 руб. заработать. Вот на саксофоне или скрипке можно без "аскера", на нашем жаргоне играть без "аскера" — это "штырять".
— 3 тыс. руб. — это предел?
— Да нет. У меня приятели играют не на акустике, у них усилитель с колонками, микрофоны, да и вообще, сыгранный коллектив, так они в среднем по 12-15 тыс. в день снимают.
— Какая публика самая щедрая?
— Люди из провинции много дают — для них, наверное, это все в диковинку. Вояки — отзывчивая публика, особенно если с ними разговориться. Но самый выгодный клиент — блатные, если, конечно, знать соответствующий репертуар и уметь с ними на их языке общаться. Эти могут и 500 руб. оставить, и $100, мне как-то $350 в кофр положили — мой рекорд.
— Ну а проблемы бывают? С конкурентами, с криминалом, с милицией?
— Да нет, никаких проблем. С коллегами всегда можно договориться. А с криминалом и договариваться не нужно — у них даже в ходу поговорка "С лабуха спроса нет". Не беспокоят. Да и милиция, в общем, тоже не трогает. Несмотря на то что наши почти все без прописки. Откупаться приходится редко, как правило, речь идет о 50 руб., не больше.
Действительно, несколько раз мимо нас проезжали милицейские "уазики", но интереса у стражей порядка мы не вызвали никакого. А музыканты-коллеги если и подходили, то исключительно познакомиться и попробовать банджо.
Кацман тем временем снова решил "поаскать", чтобы не замерзнуть. Слышу диалог:
— Денег-то дайте! — с вологодским акцентом.
— Да нам бы самим кто денег дал!
— Так возьмите!
Прохожие (мужчина и женщина, по виду далеко не бомжи) взяли деньги и ушли (Кацман потом сказал — 100 руб.).
Сменяя друг друга, мы играли часов до шести вечера. Играли по очереди все, кто к нам прибился. Например, высокий парень с сумкой, в которой лежал костюм, сыграл нам Майка Науменко. И опять было кантри: "Вырос и родился я в деревне, своего хозяйства не завел, очень долго ездил, был в Москве проездом и случайно банджо приобрел" — под эту песню народ несколько раз пускался в пляс, что было очень актуально, потому как замерзли все страшно.
Наконец считаем деньги — 1100 руб. "бумагой" и рублей пятьсот примерно "железом" (примерно — потому что "железо" специально не пересчитывали, Дьякон на глаз определил).
1600 рублей на нескольких человек за день — это, конечно, мало. С другой стороны, если бы я работал вдвоем с "аскером", сумма была бы точно такой же. А если бы "аскер" был поактивнее (не как Кацман), мы спокойно заработали бы в несколько раз больше.
Только на Арбат я вряд ли когда-нибудь еще пойду. Тяжелая это работа — быть уличным музыкантом, особенно в ноябре.
АЛЕКСЕЙ ХОДОРЫЧ