Рост влияния КНР в мировой экономике и региональной политике меняет расклад сил среди трех крупнейших экономик мира — кроме Китая, это ЕС и США. Несмотря на замедление прироста ВВП КНР и на то, что США, вероятнее всего, сменят Китай на позиции мирового лидера по темпам экономического роста в 2022 году, экономическое соревнование между ними продолжится и даже обострится, и его геополитические эффекты могут оказаться долгосрочно важнее, чем ежегодная экономическая статистика, предполагает в колонке для «Ъ» заместитель директора ИМЭМО РАН Владимир Миловидов.
Замдиректора ИМЭМО РАН Владимир Миловидов
Фото: Из личного архива
Замдиректора ИМЭМО РАН Владимир Миловидов
Фото: Из личного архива
В течение последних 50 лет в мире сформировались как минимум три центра экономической силы: США, Европа, Китай. В среднем с 1971 по 2021 год годовые темпы роста ВВП составили в Европе 2%, в США — 2,7%, а в Китае — 8,68%. На протяжении практически всего этого периода китайская экономика в несколько раз опережала по темпам роста развитые страны. Исключением стал 1989 год, когда темпы роста в трех экономических регионах максимально сблизились: в США они составили 3,67%, в Европе — 4,1%, в КНР — 4,21%.
В 2020 году Китай лучше Европы и США перенес коронакризис: годовые темпы роста ВВП в стране составили 2,35% при спаде на 6,4% в Европе и на 3,6% — в США. В 2021 году экономика КНР восстанавливалась также быстрее — но уже к концу года инерция роста начала выдыхаться. В четвертом квартале темпы роста ВВП КНР упали до 4%.
По существующим оценкам, в 2022 году ВВП США может в среднем вырасти на 4,1%, Европы — на 3,9%, КНР — на 5%. Второй раз в истории разрыв не столь существенный.
Однако за весь 50-летний период эти ожидаемые годовые темпы роста ВВП в США будут выше средних на 1,4 п. п., в Европе — на 1,9 п. п., а вот в Китае отклонение от среднего показателя составит минус 3,7 п. п. В 2022 году с учетом исторического опыта мы можем говорить о продолжении и даже ускорении темпов роста экономики в Европе и США, и об историческом замедлении темпов экономического роста в Китае.
Регионализация экономического влияния
Инвестиционные стратеги банка Goldman Sachs определили 2022-й как год экономического превосходства США. Этот тезис подкреплен достаточно оптимистичными данными об американской экономике: снижение безработицы, рост заработной платы, экономической активности, накопление активов домохозяйств. Означает ли это, что США смогут возглавить процесс восстановления мировой экономики? С 1961 года динамика ВВП США в наибольшей степени коррелировала с среднегодовыми темпами роста в странах ОЭСР (корреляция 0,88), Европы и Центральной Азии (0,72), в гораздо меньшей степени — со странами Восточной Азии и Тихоокеанского региона (ТР) (0,53), Латинской Америки и Карибского бассейна (КБ) (0,42). С другими регионами связь была крайне низкой. Начиная с 1971 года Европа берет реванш в процессе регионального экономического влияния. По уровню корреляции темпов экономического роста она обгоняет США в странах—членах ОЭСР (0,91), в Восточной Азии и ТР (0,55) и Латинской Америке и КБ (0,62). Однако ситуация коренным образом меняется с начала 2000-х, ознаменовавшихся, в частности, существенным скачком экономического развития Китая и его международным признанием как важной экономической державы. В 2001 году КНР стала членом ВТО.
К началу 2022 года США остаются драйверами роста для стран ОЭСР (корреляция темпов роста 0,97), для Южной Азии (0,72) и зоны евро (0,86). Евросоюз лидирует по влиянию в странах Европы и Центральной Азии (0,99), Центральной Европы и Балтики (0,93), с небольшим перевесом обгоняет США и Китай в странах Восточной Азии и ТР (0,79), а также усиливает влияние на экономический рост в России (0,67). При этом Китай становится безусловным лидером по экономическому влиянию в странах Африки (корреляция темпов роста в среднем 0,79), Латинской Америки и Карибского бассейна (0,79), арабского мира (0,71), Ближнего Востока и Северной Африки (0,69). При этом роль Китая существенно выросла в регионах традиционного доминирования американцев: в Восточной Азии и ТР, в Центральной и Восточной Европе, Южной Азии и даже в странах—членах ОЭСР.
Инструменты конкуренции
Китай комплексно подходит к усилению своего регионального влияния. Например, это проявляется в динамике государственного финансирования инфраструктурных проектов, по объемам которого КНР уже опережает США. По данным на 2017 год, максимальные финансовые вливания КНР пришлись на страны Азии и Тихоокеанского региона ($293 млрд), Африки ($207,4 млрд), Америки ($192,3 млрд). Примерно в той же пропорции распределились региональные поставки китайских вакцин от коронавируса. На сегодня в странах Азии и ТР они составили 845 млн доз, Америки — 283 млн доз, Африки — 117 млн доз. В ряде стран китайские вакцины от коронавируса занимают существенную долю рынка. Это Бразилия, Мексика, Иран, Пакистан, Мьянма, Индонезия, Бангладеш. Эти данные наглядно иллюстрируют региональные приоритеты Китая.
Укрепление региональной роли КНР в условиях сближения темпов постковидного развития в ключевых центрах экономической силы не может не беспокоить США, которые наверняка усматривают в этом и претензии на военно-политическое влияние. Столкновение интересов США и КНР и их борьба за экономическое лидерство безальтернативны. Правда, вряд ли они будут сопровождаться апробированными Дональдом Трампом торговыми войнами. Скорее в ход пойдут более скрытые и непрямые формы сдерживания конкурента (ВТО, тендеры, поставки технологий, финансы, возможно, локальные санкции).
Причем, в годы относительно высоких темпов экономического роста США, как правило, активизируют свои претензии на глобальное лидерство.
Так было в 1962–1966, 1976–1979, 1983–1989, 1992–2000 годах. Эти периоды запомнились многими знаковыми событиями от Карибского кризиса до развала СССР. Начало 2022 года подтверждает эту закономерность.
В результате геополитическая обстановка становится более конфликтной и напряженной. Однако для Китая это может означать не только опасности, но и возможности — например, отвлечение внимания его главного конкурента на другие регионы и проблемы. Более того, благодаря своей политике «нулевых заражений» (zero-COVID policy) Китай жестко регулирует работу предприятий, деловую активность в стране, искусственно сдерживая последнюю, в результате чего получает возможность регулировать экспортно-импортные потоки, спрос и предложение на мировом рынке, а значит, и глобальный рост. И эта роль КНР как регулятора роста может оказаться важнее его лидерства в области экономического роста.