В "Кладбищенских историях" Б. Акунин и Г. Чхартишвили зовут читателя прогуляться по кладбищу: один из них обещает быть экскурсоводом, а другой — развлекать соответствующими историями. В принципе ничего необычного — многие писатели не прочь отвлечься от "основной работы" для документального повествования. Англичанин Питер Акройд, например, пересказывает биографию Лондона, а Владимир Сорокин ищет эрогенные зоны на теле Москвы. Акунин, он же Чхартишвили, исследует кладбища Москвы, Лондона, Парижа, Иокогамы, Иерусалима и Нью-Йорка. Мог бы, конечно, предложить что-нибудь более жизнерадостное. Но зовет именно на кладбища — что ж, автор популярного литературного проекта имеет на это право. Вот меня, например, тоже недавно один почтенный литературовед через журнал "Вопросы литературы" приглашал чайку попить — такой ускоренный сценарий наших отношений показался ему возможным только потому, что я "запросто" подписываю свои тексты именем Лиза. У одного человека может быть много разных воплощений: встретились же под одним переплетом беллетрист Борис Акунин и эссеист Григорий Чхартишвили!
В предисловии к новой книге Григорий Чхартишвили называет себя "татофилом", "любителем кладбищ", разгадывающим "Тайну Прошедшего Времени", и объясняет, что шесть его эссе собирались постепенно, на протяжении пяти лет, что он путешествовал по Англии и Франции, Японии и Америке. Видимо, рассказы Б. Акунина возникли как необходимая нагрузка к довольно кратким и схематичным кладбищенским экскурсиям. Так, история про Салтычиху дополнила эссе о Донском кладбище, детективный рассказ об Эрасте Фандорине — эссе об Иностранном кладбище в Иокогаме, Оскар Уайльд проиллюстрировал главу о Пер-Лашез, а упырь Карл Маркс, чуть не выпивший кровь самого Григория Шалвовича, украсил сюжет о Хайгейтском кладбище. Истории "в нагрузку" при всей их шутливости все же перетянули главное повествование. Кажется, Григорий Чхартишвили нарочно сыграл с Борисом Акуниным в поддавки. Конечно, тут действовал не татофил: настоящий кладбищенский маньяк буквально рыл бы носом землю. Например, не прошел бы так быстро мимо надгробия Аполлинера, а гораздо подробнее расписал, откуда "шеренги четверостиший" и откуда каллиграмма в виде сердца (для чего вовсе не обязательно "в совершенстве овладевать французским языком", как уверяет путешественник). Но если бы автор вдавался во все подробности, книга получилась бы совсем неподъемной, как могильная плита. А так у читателей осталось много пространства для собственных наблюдений.Ну а в целом книга получилась очень грустной. Постарайтесь не обращать внимания на всю эту шокирующую авторскую браваду: "От действующих московских кладбищ меня с души воротит... Там слишком тихо говорят и слишком громко плачут". Писателю отнюдь не легче, чем настоящим, живым людям, приходящим прощаться со своими близкими. У него тоже в руках скомкан мокрый от слез платок. Ведь в этой книге много чего похоронено и много для чего запасено места — от уже навязших в зубах метафор "вампирская сущность Карла Маркса" и сравнений Салтычихи с Лубянкой до некоторых не слишком долгосрочных литературных проектов.
Гораздо оптимистичнее, при всей многообещающей мрачности ее заглавия, оказалась последняя книга Рея Брэдбери "Из праха восставшие". Ностальгическая история про коммунальное житье одной семейки монстров окончательно убедила критиков в том, что Рей Брэдбери — не кто иной, как "Эдгар По для оптимистов". В 2000 году писатель завершил свой давний замысел, возникший еще в 1945 году. Так в одной книге встретились молодой начинающий сочинитель, сражающийся с редакторами за свои первые рассказы, и умудренный фантаст, которому в свои восемьдесят приходится отстаивать права на слишком знаменитое словосочетание "451 градус по Фаренгейту", которое новомодный документалист Майкл Мур обыграл в названии своего кинохита.
В 1940-х Рей Брэдбери опубликовал несколько рассказов о необычном семействе Эллиотов. Иллюстрации к историям выполнил Чарльз Адамс, карикатурист из "Нью-Йоркера", вскоре придумавший и свою собственную "семейку Адамс". А пока рассказы Брэдбери проходили в печать с трудом. Издатели просили что-нибудь традиционное — "о кладбищах, предрассветном мраке, таинственных незнакомцах и кошмарных убийцах" (вот, наверное, "Кладбищенские истории" Б. Акунина американским журналам 1940-х пришлись бы по вкусу!). А Рей Брэдбери уже тогда не хотел "бесконечно эксплуатировать призраков, водивших хороводы вокруг Скруджа". Призраки по фамилии Эллиоты действительно оказались не похожими на других: они умели и пугать, и бояться. Таким же несчастным, например, был оборотень из рассказа Бориса Виана: вместо того чтобы устрашать, он по ночам прятался от жестоких людей в своей уютной норе. А бессмертному семейству Эллиотов люди завидовали, не понимая, что знание о смерти могло бы и для них быть не "бременем, а полезной ношей". Поэтому только-только обосновавшись в доме на холме и устроив по комнатам и чердакам всех своих ведьмочек, невидимых дядюшек, "тысячу раз прапрабабушек" и бесконечных кузенов, Эллиоты должны были спешно бежать в неизвестность. Как выяснилось, новое прибежище для них все-таки нашлось: старые рассказы, пополненные новыми, составили книгу "Из праха восставшие". А писатель в конце концов признался, что был так верен семье Эллиот потому, что прототипами всех этих крылатых и вампирообразных дядюшек и тетушек были его собственные родственники. Этому роману он отдал самое родное, то, что никакой Майкл Мур у него не отнимет.
Б. Акунин. Г. Чхартишвили. Кладбищенские истории. М.: Колибри, 2004
Рей Брэдбери. Из праха восставшие. Семейные воспоминания / Перевод с английского М. Пчелинцева. М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2004