В Москве дал два концерта знаменитый классический гитарист Пол Гэлбрайт. Живущий в Бразилии шотландский музыкант известен и благодаря своей восьмиструнной гитаре довольно причудливой конструкции, которая позволила ему расширить собственный репертуар до немыслимых раньше пределов. Зачем это нужно было делать, ПОЛ ГЭЛБРАЙТ рассказал СЕРГЕЮ Ъ-ХОДНЕВУ.
— Как вы пришли к мысли о том, что гитару нужно усовершенствовать?
— Когда я играл на обычной гитаре лютневую музыку Баха, меня не переставало мучить ощущение того, сколько же эта музыка теряет. Просто из-за того, что у классической гитары мало струн. Шесть одинарных струн — против тринадцати двойных у барочной лютни! Бах, конечно,— только пример, но важный: это ведь сердцевина нашего репертуара. Поэтому и появились примеры "усовершенствованных" гитар: есть люди, которые играют барочную музыку кто на десятиструнных инструментах, кто на одиннадцатиструнных. Я хотел играть все, что можно, на одном и том же инструменте. Первая моя мысль была просто добавить седьмую струну — басовую: так часто делают в Бразилии, где я живу. Это вроде вашей, русской гитары, где седьмая струна — сопрановая. Так что моя гитара комбинирует оба эти усовершенствования. В результате — шире диапазон, примерно на октаву.
— Но у вас же, помимо числа струн, еще более сложные технические инновации?
— Остальные усовершенствования появились благодаря замечательному мастеру, с которым я работал,— Дэвиду Рубио. В начале 60-х, когда он начинал, испанцы задавали тон абсолютно во всем, что было связано с гитарой. Поэтому гитарному мастеру зваться Дэвид Спингс было как-то, знаете, неприлично. Вот он и взял псевдоним — El Rubio, это "рыжий" по-испански. Так вот, по моим запросам он изменил несколько базовых вещей в гитаре. Обычно все струны ведь одинаковой длины — здесь же они одна длиннее другой. Как в фортепиано, или в арфе, или... или вот был очень похожий старинный инструмент, род лютни — орфарион. Это очень меняет весь баланс инструмента.
— А что вы думаете о будущем вашего инструмента? Вообще для вас он — ваша персональная находка или всеобщее достояние?
— Да, это вопрос. В гитарном мире все время разные моды: то на одиннадцатиструнную гитару, то на какие-то еще типы. Причем каждый следующий "модный" вариант отрицает предыдущий, просто потому, что вы не можете, скажем, на семиструнной гитаре играть репертуар десятиструнной. И, мне кажется, сейчас гитаристам действительно хочется большей универсальности. С другой стороны, я совсем не такой человек, чтобы размахивать своим знаменем и орать: "Эй, смотрите на меня! Моя гитара изменит мир!" Это бессмысленно. У меня — получается. Но это не значит, что каждому мой опыт подойдет.
— А почему ваша гитара называется "Брамс-гитарой"?
— Я обожаю Брамса. Это совершеннейшая музыка, которая при этом слушается совершенно естественно, без усилий. Я помню, как меня впечатлили его фортепианные "Вариации", сочинение 21А — я тогда решился сыграть эту пьесу на гитаре. И удивился тому, как неплохо она звучала. Понимаете, Брамс и гитара — это же как параллельные линии: между ними вроде бы нет ничего общего. Но тут они для меня пересеклись. Именно эту пьесу я записал первой на "своей" гитаре. Это для меня было важно, я очень волновался. Дэвид Рубио понимал это мое волнение и потому сам — на правах изготовителя — назвал инструмент "Брамс-гитарой".
— Положим, мысль об исполнении фортепианных вещей на гитаре еще не кажется совсем странной. Но вот скрипичные сонаты и партиты Баха...
— Вы правы, это совсем другое. На первый взгляд. Но Бах — композитор своей эпохи, для которой гибкость и текучесть были характерны. И он разделял этот вкус к гибкости. Вспомните эти его бесчисленные переложения концертов, сделанные для клавира соло — на случай каких-то посиделок, встреч, семейного музицирования. Насчет его семи клавирных концертов говорят, что они все — переложения, что в оригинале там было другое соло. А клавесин (ведь не на фортепиано же играли в баховские времена) имеет не так мало общего с гитарой. Даже звук похож. Наконец, баховская Четвертая сюита для лютни — это авторская транскрипция его же Третьей скрипичной партиты. И еще есть пример Третьей лютневой сюиты, которая также существует в виолончельном варианте. Понимаете, без транскрипций в гитарной музыке обойтись сложно. Они не просто расширяют репертуар, они совершенствуют технику, заставляют искать новые приемы. И если принимать во внимание все, что я только что сказал насчет Баха, то мои переложения — уже не такая дикость, правда?