Лебедянь Замятинского уезда
Путешествие на родину автора антиутопии «Мы»
Сто лет назад, в 1921 году, и в советской России, и на Западе стало известно о скорой публикации новой фантастической повести Евгения Замятина «Мы». На английском языке она была впервые опубликована в США в 1924 году, на русском языке за пределами СССР — в 1927-м, а в Советском Союзе — только в 1988-м. Замятин, по его собственным словам, «всерьез начал писать» в 1911 году. Его первая повесть «Уездное» сегодня мало известна. Но без «Уездного» могло не быть антиутопии «Мы», а без Лебедяни, родного города Евгения Замятина, не было бы «Уездного».
Собор Казанской иконы Божией Матери в Лебедяни
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Собор Казанской иконы Божией Матери в Лебедяни
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Поп Покровской церкви и его приход
«Если я что-нибудь значу в русской литературе, то этим я целиком обязан Петербургскому охранному отделению: в 1911 году оно выслало меня из Петербурга, и я года два очень безлюдно жил в Лахте. Там, от белой зимней тишины и зеленой летней — я написал "Уездное"» (Евгений Замятин, «Автобиография», 1922 год).
Действие «Уездного» происходит в тихом патриархальном провинциальном городке, ритм жизни которого подчинен религиозным праздникам — Ильину дню, Пасхе. Название городка не упоминается ни разу, но это, без сомнения, Лебедянь, уездный город Тамбовской губернии (в настоящее время — райцентр Липецкой области).
Написанная в 1911 году повесть «Уездное» была впервые напечатана в 1913 году в журнале «Заветы». Корней Чуковский, прочитав ее, заявил, что «родился новый Гоголь». В 1916 году повесть была издана отдельной книгой. Автор обложки — Дмитрий Митрохин
Фото: художник Дмитрий Митрохин / Wikipedia
Написанная в 1911 году повесть «Уездное» была впервые напечатана в 1913 году в журнале «Заветы». Корней Чуковский, прочитав ее, заявил, что «родился новый Гоголь». В 1916 году повесть была издана отдельной книгой. Автор обложки — Дмитрий Митрохин
Фото: художник Дмитрий Митрохин / Wikipedia
Река Дон делит Лебедянь на две части. Автобусы из Липецка приходят на равнинный левый берег. В этой же части города находится и железнодорожный вокзал, но в 2014 году пригородное железнодорожное сообщение с Лебедянью было признано нерентабельным и отменено. Ничего особо интересного на левом берегу нет, в том числе на улице, носящей имя Замятина. С автовокзала имеет смысл сразу отправиться на другой берег Дона.
Берега соединяют два моста. Новый — для автотранспорта, а старый, построенный в 1910 году саратовской фирмой «Инженеръ-технологъ И. Г. Грингофъ и Б-тъ» — пешеходный. Перила пешеходного моста украшают навесные замки (ключи, конечно, выброшены в Дон) с написанными на ними именами молодоженов.
«В начале зимы 23-го года Борис Михайлович захотел сделать мой портрет — и недели две подряд я приходил к нему почти каждое утро. В мастерской еще была настоянная за ночь тишина, потрескивала печь, за окном — в Введенской церкви — звонил колокол…». (Евгений Замятин, «Встречи с Кустодиевым»)
Фото: Wikipedia
«В начале зимы 23-го года Борис Михайлович захотел сделать мой портрет — и недели две подряд я приходил к нему почти каждое утро. В мастерской еще была настоянная за ночь тишина, потрескивала печь, за окном — в Введенской церкви — звонил колокол…». (Евгений Замятин, «Встречи с Кустодиевым»)
Фото: Wikipedia
С моста открывается вид на Тяпкину гору. Если пойти направо и подняться на нее, то попадешь в исторический центр города. Налево — бывшая Покровская слобода. Параллельно Дону идет улица Ситникова, бывшая Покровская. Название улице и слободе дала Покровская церковь, в которой служил Иван Дмитриевич Замятин, отец писателя. Жила семья Замятиных в собственном доме на Покровской улице. В 2009 году в нем открылся дом-музей Евгения Замятина. Найти его легко — перед домом установлен бюст писателя.
Дом прекрасно отреставрирован, за домом — красивый сад, но в экспозиции музея в основном представлены фотографии и цитаты из замятинских произведений и писем. Дом-музей является филиалом Лебедянского краеведческого музея им. П. Н. Черменского. В основном здании музея (улица Мира, 11) хранятся личные вещи, документы и прижизненные издания Замятина.
Дом-музей Замятина находится в доме, построенном в середине XIX века и принадлежавшем деду писателя по матери, священнику Покровской церкви отцу Александру Платонову
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Дом-музей Замятина находится в доме, построенном в середине XIX века и принадлежавшем деду писателя по матери, священнику Покровской церкви отцу Александру Платонову
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Если пройти по бывшей Покровской улице чуть дальше, то на пересечении с Молодежным переулком можно увидеть пустой земельный участок, а на нем — небольшой крест в окружении молодых еловых саженцев и множества пустых бутылок из-под водки.
На кресте — надпись, сообщающая, что на этом месте стояла Покровская церковь. Последний священник Покровской церкви Иван Голубев в 1937 году был арестован и в 1938-м расстрелян. Церковь закрыли, а в 1946 году взорвали. Церковное кладбище, на котором были похоронены родители Замятина, уничтожено.
В «Уездном» эта церковь упоминается несколько раз. «И вот в Покровской церкви к вечерне вызванивали». «По праздникам над балкашинским двором, на верху переулочка, звонила Покровская церковь — и от звона было еще лютее Барыбе. Звонит и звонит, в уши гудит, перезванивает…»
«У Ивана, отца Замятина, были золотые руки, и он много сделал, чтобы благоустроить свой скромный одноэтажный деревянный дом на пыльной Покровской улице. Он вырастил фруктовый сад на участке земли, сбегавшем по крутому склону прямо к Дону: этот район… известен многочисленными сортами хрустящих, сочных яблок». (Джули Куртис, «Англичанин из Лебедяни»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«У Ивана, отца Замятина, были золотые руки, и он много сделал, чтобы благоустроить свой скромный одноэтажный деревянный дом на пыльной Покровской улице. Он вырастил фруктовый сад на участке земли, сбегавшем по крутому склону прямо к Дону: этот район… известен многочисленными сортами хрустящих, сочных яблок». (Джули Куртис, «Англичанин из Лебедяни»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«После всенощной либо после обедни догонит Чеботариху батюшка Покровский, головой покачает и скажет:
— Неподобно это, мать моя. Ходить нужно, проминаж делать. А то, гляди-ка, плоть совсем одолеет.
А Чеботариха на линейке своей расползется, как тесто, и, губы поджавши, скажет:
— Никак ни можно, батюшка, бизпридстанно биение сердца.
В этом месте стояла церковь, в которой служили отец и дед Замятина
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
В этом месте стояла церковь, в которой служили отец и дед Замятина
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
И катит Чеботариха дальше по пыли, облепляя линейку — одно целое с ней, грузное, плывущее, рессорное. Так, на своих ногах без колес,— никто Чеботариху на улице и не видел. Уж чего ближе — до бани ихней чеботаревской (завод кожевенный и баню торговую муж ей оставил), так и то на линейке ездила, по пятницам — в бабий день».
Уж не своего ли отца вывел Евгений Замятин в повести под именем «батюшки Покровского»?
Чеботариха
«На дверях редакции была надпись: "Прием от 2 до 4". Я опоздал… За столом сидел Иванов-Разумник и с ним какой-то черный, белозубый, лохматый цыган. Как только я назвал себя, цыган вскочил: "А-а, так это вы и есть? Покорно вас благодарю! Тетушку-то мою вы как измордовали!" — "Какую тетушку? Где?" — "Чеботариху, в «Уездном» — вот где!"
Цыган оказался Пришвиным, мы с Пришвиным оказались земляками, а Чеботариха — оказалась пришвинской теткой…
Эту пришвинскую тетку я не один раз видел в детстве, она прочно засела во мне, и, может быть, чтобы избавиться от нее — мне пришлось выбросить ее из себя в повесть. Жизни ее — я не знал, все ее приключения мною выдуманы, но у нее в самом деле был кожевенный завод, и внешность ее в "Уездном" дана портретно. Ее настоящее имя в повести я оставил почти без изменения: сколько я ни пробовал, я не мог ее назвать иначе — так же, как Пришвина не могу назвать иначе, чем Михаил Михалыч»
(Евгений Замятин, «Закулисы»).
Что касается Чеботарихи, то ее реальный прототип известен. А вот от ее дома сохранился только фундамент, остальное перестроили новые хозяева.
Но перейдем к главному — к упомянутому выше Барыбе. Поднимемся на Тяпкину гору, в исторический центр Лебедяни и окажемся в «Уездном».
Физиономия станционного жандарма
«Все это — среди тамбовских полей, в славной шулерами, цыганами, конскими ярмарками и крепчайшим русским языком Лебедяни — той самой, о какой писали Толстой и Тургенев». (Евгений Замятин, «Автобиография», вариант 1929 года)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Все это — среди тамбовских полей, в славной шулерами, цыганами, конскими ярмарками и крепчайшим русским языком Лебедяни — той самой, о какой писали Толстой и Тургенев». (Евгений Замятин, «Автобиография», вариант 1929 года)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Исторический центр Лебедяни напоминает обе столицы разу. Планировка — квадратная, как в Санкт-Петербурге, не заблудишься. Но при этом кипит напряженная работа по укладке тротуарной плитки — как в Москве. Ну и что, что не все старинные дома отреставрированы, а некоторые отреставрированы халтурно, что фасады изуродованы множеством вывесок, никак не сочетающихся друг с другом. Всему свое время. Зато многие приметы «Уездного» видны и 110 лет спустя.
В 1924 году Замятин писал в автобиографии: «На какой-то маленькой станции, недалеко от Москвы, я проснулся, поднял штору. Перед самым окном, как вставленная в раму — медленно проплывала физиономия станционного жандарма, низко нахмуренный лоб, медвежьи глазки, страшные четырехугольные челюсти. Я успел прочитать название станции: Барыбино. Так родился Анфим Барыба и повесть "Уездное"».
Барыба — главный герой, а точнее — антигерой «Уездного». Туповатый, рано созревший, физически сильный подросток. В начале повести ему «годов пятнадцать, а то и побольше». Барыба «бегал с другими ребятами на Стрелецкий пруд — глядеть, как бабы купаются. А ночью после — хоть и спать не ложись: такие полезут жаркие сны, такой хоровод заведут, что…
Дон. «В полдень — ни спать, ни купаться на реке нельзя: бес-то полуденный вот он — как раз и прихватит». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Дон. «В полдень — ни спать, ни купаться на реке нельзя: бес-то полуденный вот он — как раз и прихватит». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
До пруда мы еще дойдем. Экскурсию по замятинско-барыбинским местам можно начать сразу после подъема на Тяпкину гору, в самом начале улицы Ленина, бывшей Первой Набережной. На некоторых адресных табличках в центре Лебедяни указаны как новые, так и старые названия улиц. На пересечении улиц Ленина и Почтовой расположена районная больница. В прошлом — земская. В ней работал Александр Пришвин, старший брат писателя Михаила Пришвина. А в книге в этой больнице был поставлен диагноз Тимоше, приятелю и собутыльнику Барыбы. «Ту-бер-ку-лоз, брат. Так фершал в больнице и сказал. Простужаться — ни боже мой». Тимоша знал, что алкоголь ему вреден, но пил «по старому своему обычаю — пиво с водкой». А еще завел себе красный ситцевый платок, чтобы кашлять в него, «в благородном месте на пол не харкать».
Наискосок от больницы — двухэтажное здание, украшенное плакатом «Славься ты, славься, школа моя!» Сейчас это средняя школа №2. В прошлом — уездное училище, в котором по настоянию отца учился Барыба, просиживая по два года в каждом классе и под конец завалив выпускной экзамен по закону Божию.
Вот как его ответ на экзамене описан в книге:
«Адам и Ева. Между Тигром и… этим… Ефратом. Рай был огромный сад. В котором водились месопотамы. И другие животные...
«Тимоша хихикнул криво и сказал Барыбе:
— Вот, господа бога искушаю. В больнице говорят — она, мол, прилипчивая, чахотка-то. Ну вот и погляжу: прилипнет к ребятам ай нет? Поднимется у него, у господа бога, рука на ребят несмысленных,— поднимется ай нет?». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Тимоша хихикнул криво и сказал Барыбе:
— Вот, господа бога искушаю. В больнице говорят — она, мол, прилипчивая, чахотка-то. Ну вот и погляжу: прилипнет к ребятам ай нет? Поднимется у него, у господа бога, рука на ребят несмысленных,— поднимется ай нет?». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Поп кивнул, как будто очень ласково. Барыба приободрился.
— Это кто же-с месопотамы-то? А, Анфим? Объясни-ка нам, Анфимушка.
— Месопотамы... Это такие. Допотопные звери. Очень хищные. И вот в раю они. Жили рядом...»
Возможно, эту или похожую историю Замятин слышал от отца. В адрес-календаре Тамбовской губернии на 1910 год в описании города Лебедянь читаем в списке сотрудников мужской гимназии — «законоучитель священик Iоаннъ Дмитр. Замятинъ». Но закон Божий Иван Замятин преподавал не в уездном училище, а в мужской гимназии. В ней же учился в 1893–1896 годах Евгений Замятин, после чего перевелся в Воронежскую гимназию, которую окончил в 1902-м с золотой медалью.
Здание бывшей мужской гимназии Лебедяни расположено неподалеку от здания бывшего уездного училища — в доме 12 по улице Интернациональной, бывшей Кузьминской, на углу с улицей Мира, бывшей Христорождественской. В советское и постсоветское время в здании размещались педагогический техникум (училище, колледж), потом оно пустовало, было продано в частные руки, перестроено под магазины. В настоящее время реставрируется.
«Встанет Барыба наутро смурый и весь день колобродит. Зальется до ночи в монастырский лес. Училище? А, да пропадай оно пропадом!» (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Встанет Барыба наутро смурый и весь день колобродит. Зальется до ночи в монастырский лес. Училище? А, да пропадай оно пропадом!» (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Но вернемся от автора к его персонажу. Провалив экзамен, Барыба не вернулся домой — отец обещал выгнать, а мог еще и выпороть. Анфим поселился в заброшенном доме, воровал еду на базаре и овощи на огородах. Был пойман на краже цыплят Чеботарихи. Купеческая вдова не только простила юношу, но и сделала своим «потешником», как потом выразится Тимоша.
У Барыбы началась новая жизнь. «На всем на готовеньком, в спокое, на мягких перинах, в жарко натопленных старновкою (солома, получаемая при обмолоте ржи или пшеницы.— “Ъ”) комнатах. Весь день бродить в сладком безделье. В сумерках прикорнуть на лежаночке рядом с мурлыкающим во все тяжкие Васькой». «Сапоги-бутылки, часы серебряные на шейной цепочке, калоши новые резиновые — и ходит Барыба рындиком (рындик — здоровяк, молодец, согласно толковому словарю Даля.— “Ъ”) этаким по чеботаревскому двору, распорядки наводит».
Книги без пива — деньги на ветер
«Со скуки зеленой пойдет Барыба на кухню, к Польке: дура-дура, а все жив человек. Разыщет там кота, любимца Полькина, и давай его в сапог сажать». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Со скуки зеленой пойдет Барыба на кухню, к Польке: дура-дура, а все жив человек. Разыщет там кота, любимца Полькина, и давай его в сапог сажать». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Старый знакомый Барыбы почтальон Чернобыльников, увидев, как тому хорошо живется, уговорил Анфима угостить друзей в трактире.
«К семи часам, как уговор был, пришел Барыба в чуриловский трактир. Ну, и место же веселое, о господи! Шум, гам, огни. Половые белые шмыгают, голоса пьяные мелькают спицами в колесе». В трактире пили «кронбергское пиво» (сваренное на заводе «Елецкая Бавария», принадлежавшем купчихе Марье Кронберг после смерти ее мужа Карла в 1906 году).
В фамилии владельца трактира Замятин изменил только две последние буквы. В жизни, а не в книге трактиром владел не Чурилов, а Чурилин. Купец второй гильдии Иван Афанасьевич Чурилин занимал должность директора Лебедянского городского общественного банка с 1882 по 1885 год, когда банк обанкротился и закрылся. Кроме трактира у Чурилина был и другой бизнес. В 1892-м на первом этаже своего дома (современный адрес — улица Мира, 8) он открыл первый в Лебедяни книжный магазин. Дом расположен напротив кафедрального собора Казанской иконы Божией матери. В книжном магазине Чурилина (от отца дело со временем перешло к сыновьям, Владимиру и Никанору) продавались первые открытки с видами Лебедяни. Удивительным образом магазин сумел просуществовать на этом месте уже почти 130 лет, хотя сейчас в нем торгуют не только книгами, а здание явно нуждается в капитальном ремонте.
В бывшем доме купца Чурилина книжная торговля идет уже почти 130 лет
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
В бывшем доме купца Чурилина книжная торговля идет уже почти 130 лет
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
От чурилинского книжного магазина до «чуриловского» трактира можно дойти по Советской (бывшей Дворянской) улице, главной улице города. Исторического трактира больше нет, хотя само здание (дом 91) сохранилось. В нем сейчас находится магазин продуктов «У Ксении», заведения бытовых услуг, муниципальные структуры.
С кафе-ресторанами-трактирами в Лебедяни вообще дела обстоят неважно. Если посмотреть отзывы на лучшие рестораны города на сайте Tripadvisor, то можно узнать, что в самом лучшем «испортилась кухня», номер второй рейтинга — «столовая, застрявшая в 90-х», а в номере третьем — еда оставляет желать лучшего.
На северной окраине города находится женский Свято-Троицкий Лебедянский монастырь. До революции монастырь был мужским. В «Уездном» у Барыбы в монастыре был приятель-собутыльник Евсей, который вел явно не монашеский образ жизни. В книге упоминается один из храмов монастыря, сильно пострадавший в советское атеистическое время и пока не возрожденный монастырский храм святого Илии. «Низенькая, старая, мудрая церковь — во имя древнего Ильи. Видала виды: оборонялась от татаровья, служил в ней, говорят, проездом боярин Федор Романов, в иночестве Филарет. В решетчатые окна глядят старые липы». Под церковным престолом Евсей прятал денежную заначку.
Новый поворот в судьбе Барыбы произошел после того, как Чеботариха выгнала его из дому, узнав, что тот насилует дворовую девку Польку.
Трактир, в котором пьянствовал Барыба с дружками, находился в этом доме, но до наших дней не дошел
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Трактир, в котором пьянствовал Барыба с дружками, находился в этом доме, но до наших дней не дошел
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Барыба, очумелый, шатался по городу, присаживался на всех лавочках по Дворянской.
— Что ж теперь дальше-то, а? Что ж теперь? Куда?»
Выкрутился. Украл деньги Евсея и снял жилье в Стрелецкой слободе у жены солдата-сверхсрочника Апросиньи.
«Стрелецкий пруд, старые лозинки кругом, обомшалый скользкий плот, стучат, нагнувшись, бабы вальками, ныряют утята.
У самого пруда, на Стрелецкой слободской стороне присуседилась Апросина избенка. Ничего себе, теплая, сухая. Под скобку стриженная соломенная крыша, оконца из стекольных зацветших верешков».
Бывшая Стрелецкая слобода и сегодня выглядит так, как будто с 1911 года прошло немного времени. Тот самый пруд, на который Барыба бегал смотреть на купающихся баб, находится напротив домов 53–61 по улице Крупской. В наши дни вряд ли кому-то захочется купаться или стирать белье в этой зеленой луже.
«Непристанный, шатущий, бредет в эту пору Барыба. Как будто и сам не знает — куда. А ноги несут — в монастырь». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Непристанный, шатущий, бредет в эту пору Барыба. Как будто и сам не знает — куда. А ноги несут — в монастырь». (Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Часть украденных денег Барыба отнес не в чуриловский трактир, а в другое заведение купца. «Накупил Барыба книжонок. Так, лубочных, дешевка, да очень уж завлекательные: "Тяпка — лебедянский разбойник" (единственное упоминание в книге родного города.— “Ъ”), "Преступный монах и его сокровища", "Кучер королевы испанской". Валялся Барыба, подсолнухи лущил, читая».
Барыба стал спать с солдатской женой, попытался устроиться на должность в казначейство — «отказали, дьяволы, кто их знает, почему, какого рожна им еще нужно». Но затем нашлась новая, притом очень хорошо оплачиваемая работенка — у адвоката Семена Семеныча Моргунова. Нужно было давать в суде свидетельские показания, адвокат подсказывал, какие именно. Примерно так: «Гляди, не позабудь, Василий-то Курьяков, купецкий сын, толстый-то этот,— он только руку поднял первый. А ударил первым мещанин, рыжий который… А ты, мол, был у садового забора и самоглазно все видел».
«Закрыл Барыба — и опять открыл глаза. В окна глядит летний жгучий день. Где-то там сверкает Стрелецкий пруд, купаются, белеет тело…» (Евгений Замятин, «Уездное»). Сложно представить, что это и есть тот самый пруд
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Закрыл Барыба — и опять открыл глаза. В окна глядит летний жгучий день. Где-то там сверкает Стрелецкий пруд, купаются, белеет тело…» (Евгений Замятин, «Уездное»). Сложно представить, что это и есть тот самый пруд
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Особенно удачным оказалось дело о двух завещаниях купца Игумнова, владевшего рыбной торговлей. Под старость купец связался с гувернанткой, учительницей дочери. «Только перед смертью старик и очухался. Призвал жену с дочерью, прощенья просил и завещание на ихнее имя написал. А первое завещание у мадамы осталось, у гувернантки этой самой, и все в том завещании ей было отписано.
Думали-гадали Семен Семеныч с Барыбой. Покопался-покопался Барыба и вспомнил: видал как-то Игумнова, покойника, из бани он зимою выбежал и в снегу валялся. Дело у нас самое обыкновенное. А в таком сорте представили, что он зимой по улицам не в своем виде бегал. И свидетелей еще подыскали: что ж, правда, многие видывали».
Суд выиграла вдова купца.
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Игумнов — реальная фамилия лебедянских купцов. Один из самых красивых домов на бывшей Дворянской улице, да и во всем городе (дом 10) — родовое гнездо Игумновых. На деньги Ивана Ивановича Игумнова был достроен кафедральный собор в центре города. После банкротства лебедянского банка Игумнов, самый крупный должник банка, вынужден был этот дом продать. В Лебедяни сохранилось еще несколько домов, принадлежавших в разное время роду Игумновых. Детская музыкальная школа №1, расположенная на углу Советской и улицы Мира, носит имя профессора московской консерватории пианиста Константина Игумнова, внука Ивана Ивановича. Перед зданием установлен его бюст.
Дружба дружбой, а служба службой
«У острога Барыба остановился, спросил у будочника:
— Иван Арефьич у себя?
— Никак нет, уехали на убийство».
(Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«У острога Барыба остановился, спросил у будочника:
— Иван Арефьич у себя?
— Никак нет, уехали на убийство».
(Евгений Замятин, «Уездное»)
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
«Утром, в веселый базарный день, перед острогом, перед местами присутственными — визг поросят, пыль, солнце; запах от возов с яблоками и лошадей; спутанный, облепленный базарным гамом колокольный звон — где-то идет крестный ход, просят дождя».
В конце повести «Уездное» до города докатились революционные потрясения, хоть друг-собутыльник Барыбы Тимоша и утверждал: «Не-ет, до нас не дойдет». Дошло. И именно до него. После налета на трактир Чурилова, видимо, с целью революционной экспроприации, был арестован один из налетчиков. Губернское начальство требовало от местного исправника провести громкий судебный процесс. Начальству нужна была антиправительственная организация, а не преступник-одиночка. Вторым подсудимым стал Тимоша, а Барыба дал на друга ложные показания, после чего «преступники понесли законное наказание» — были повешены.
Анфим Барыба в награду за помощь суду и следствию был назначен урядником. «Белый, ни разу не стиранный еще китель, серебряные солнышки пуговиц, золотые жгуты на плечах». Социальный лифт, выражаясь современным языком.
Лебедянь в истории русской культуры
Помимо Евгения Замятина с Лебедянью связаны имена многих других представителей русской литературы и искусства.
Памятный знак, посвященный возможному пребыванию Ивана Тургенева в Лебедяни и его рассказу из цикла «Записки охотника», в котором главному герою в Лебедяни дешево продали лошадь, оказавшуюся больной и хромой
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Памятный знак, посвященный возможному пребыванию Ивана Тургенева в Лебедяни и его рассказу из цикла «Записки охотника», в котором главному герою в Лебедяни дешево продали лошадь, оказавшуюся больной и хромой
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
У Ивана Тургенева есть рассказ «Лебедянь». Предположительно, в нем описана поездка Тургенева с братом Николаем на конную ярмарку в Лебедяни. По преданию, братья Тургеневы останавливались «в нумерах» при трактире Голева. Тургеневу и его рассказу установлен памятный знак, указывающий на здание бывшего трактира (улица Мира, 10).
У драматурга Михаила Загоскина есть интермедия «Лебедянская ярмарка», в которой, правда, не упоминаются ни Лебедянь, ни ярмарка.
Лебедянь упоминается в пьесе Александра Островского «Лес».
В Лебедяни у родственников неоднократно бывал Михаил Пришвин.
Поэт и писатель Тихон Чурилин, пасынок купца Василия Чурилина, изобразил свой город в авангардном романе «Тяпкатань» (в названии прочитываются Тяпкина гора и Лебедянь).
Уроженец Лебедяни пианист Константин Игумнов неоднократно бывал в гостях у Льва Толстого — в московском доме и в Ясной Поляне. Толстой очень хвалил его исполнение, особенно произведений Шопена. Двоюродная сестра пианиста Юлия одно время была литературным секретарем и переписчицей Толстого.
В 1926 году по приглашению Замятина в Лебедянь приехал на отдых и провел в ней последнее лето своей жизни Борис Кустодиев. В Третьяковской галерее хранится его картина «Лебедянь», написанная на крыльце дома 21 по Елецкой улице. Изображенная на ней церковь Рождества Богородицы в советское время была заброшена, а колокольня разобрана на кирпичи.
Фото: Борис Кустодиев / Государственная Третьяковская галерея
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Андрей Белый в августе–сентябре 1932 года провел в Лебедяни медовый месяц в гостях у сестры жены, успев при этом поработать над последним томом мемуарной трилогии «Между двух революций».
Актриса Мария Скрябина-Татаринова, дочь композитора Александра Скрябина, была осуждена за приверженность антропософскому учению и отбывала в Лебедяни ссылку в 1931–1932 годах.
Михаил Булгаков, закончив работу над романом «Мастер и Маргарита» летом 1938 года, приехал в Лебедянь на отдых. В доме 24 по улице Ситникова жила его жена Елена Сергеевна с сыном от предыдущего брака Сергеем, сыном сестры Александром и гувернанткой Екатериной Буш (Лоли). На этом доме установлена памятная доска, но работать Булгаков уходил в снятый специально для этой цели соседний дом 22, где в течение месяца написал черновик пьесы «Дон Кихот».
Барыба совершал смертные грехи и нарушал заповеди. Он был ленивым, жадным, похотливым, злобным, завистливым чревоугодником и гордецом. Он прелюбодействовал, крал, лжесвидетельствовал, а потом стал и соучастником убийства. А также служителем закона, символом власти.
В окнах первого этажа бывшего здания присутственных мест — бумажки с надписью «Осторожно! Крыша в аварийном состоянии. Возможно обрушение». На ведущей от обрыва к зданию кирпичной стене — жестяная табличка с похожим предупреждением «Ходить опасно. Стена в аварийном состоянии». И только над боковым входом — жизнерадостная надпись «Добро пожаловать».
Лебедянский острог, в котором закончилась жизнь Тимоши, находился в здании присутственных мест. Его официальный адрес — площадь Ленина, 51, но о существовании такой площади карты Google почему-то не знают, а в интернете растиражирован неправильный адрес — улица Ленина, 51. Площадь Ленина находится в самом начале улицы Ленина, на той стороне улицы, что ближе к обрыву горы. Неподалеку от памятника «Пограничникам всех поколений» и небольшой пушки, нацеленной на другую сторону Дона, где стоит завод соков, принадлежащий компании Pepsico. В 2017 году на заводе случилась авария и несколько тысяч тонн сока потекли по улицам в Дон.
Памятник «Русскому оружию»
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Памятник «Русскому оружию»
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ
Заканчивается повесть «Уездное» сценой в трактире, где изрядно нагрузившийся урядник Анфим Барыба злится на смеющихся приказчиков.
«У нас теперь смеяться с-строго не д-дозволяется… Нет, пс-стой, я сам!
Покачиваясь, огромный, четырехугольный, давящий, он встал и, громыхая, задвигался к приказчикам. Будто и не человек шел, а старая воскресшая курганная баба, нелепая русская каменная баба».
Что касается главной книги Евгения Замятина, то в концепции благоустройства Лебедяни, поданной в 2020 году на Всероссийский конкурс лучших проектов создания комфортной городской среды в малых городах и исторических поселениях, предусматривалось создание сквера имени Замятина, оформление которого отсылало бы к антиутопии «Мы». Возможно, когда-нибудь этот проект будет реализован.