No comment

Are Saudis religious fanatics? A survey says "no"

Являются ли саудовцы религиозными фанатиками? Результаты опроса показывают, что нет

MANSOOR MOADDEL
МАНСУР МУАДДИЛЬ
       Террористические акты в Саудовской Аравии заставили многих задаться вопросом не только о том, насколько долговечным будет правление семьи Саудов, но и о том, не является ли королевство в своей основе нефункциональным и деструктивным. Почему-то создается впечатление, что саудовское общество породило поток жестокого фанатизма, который черпает вдохновение в радикальной религиозности.
       Из 19 террористов, участвовавших в угоне самолетов 11 сентября 2001 года в США, 15 были саудовцами, и под влиянием этого факта сложилось мнение о том, что королевство — оплот авторитарности и нетерпимости. В некоторых отношениях это мнение верно, но оно неприменимо к широкой саудовской общественности. Наоборот, было бы серьезной ошибкой предполагать, что фанатический исламизм полностью определяет отношение саудовцев к религии.
       В период с 2001 по 2003 годы я работал в составе группы, которая занималась изучением духовных ценностей в Саудовской Аравии, Египте, Иране и Иордании. В результате обнаружилась весьма специфическая картина отношения саудовцев к религии. По сравнению с респондентами в других странах Ближнего Востока саудовцы в целом менее религиозны, их отношение к демократии и браку по договоренности также свидетельствует о наличии умеренных настроений.
       Во всех этих четырех странах высокий уровень религиозности: более 90% респондентов говорили, что верят в Бога, в жизнь после смерти, в существование рая и ада. Однако саудовцы все же выглядели менее религиозными, чем другие мусульмане. Религиозными назвали себя 62% опрошенных саудовцев, в то время как таковыми считают себя 82% иранцев, 85% иорданцев и 98% египтян (американцы тоже производят впечатление более религиозных, чем саудовцы: 81% опрошенных граждан США считают себя религиозными).
       Отчасти это может быть объяснено национальными различиями в понятии религиозности. Например, американцы могут понимать ее не так, как жители Ближнего Востока, и их привязанность к религиозным убеждениям, возможно, более слабая, чем в исламских государствах. Этим же могут отчасти объясняться и различия между мусульманскими государствами.
       Однако различия в "уровне религиозности" между саудовцами, с одной стороны, и иранцами, иорданцами и египтянами — с другой, оказались настолько велики, что заставили усомниться в верности преобладающего представления о Саудовской Аравии как об очень консервативном и религиозном государстве. Дела говорят громче слов: лишь 28% саудовцев заявили, что еженедельно посещают богослужения,— по сравнению с 27% иранцев, 44% иорданцев, 42% египтян и 45% американцев. Полученные данные, хотя и противоречат общепринятым представлениям о саудовской культуре, не так удивительны, как кажется на первый взгляд. Специалисты по социологии религии уже давно говорят, что в монолитной религиозной среде, когда религиозные институты тесно связаны с государством, общая религиозность населения падает.
       Вполне разумно предположить, что, когда государственные власти навязывают людям строгий кодекс поведения, те начинают против этого протестовать и отходят от официально установленных институтов религии. Поэтому неудивительно, что египтяне и иорданцы, которые живут в странах, где государство не навязывает благочестия, более религиозны, чем иранцы и саудовцы, которым приходится уживаться с местной полицией "добродетели", поддерживаемой государством.
       Даже в отношении брака многие саудовцы высказывали довольно либеральные взгляды. Респонденты почти поровну разделились в вопросе договорных браков: половина поддержала идею заключения брака с согласия родителей, а 48% предпочитают, чтобы в основе союза лежала любовь. Принимая во внимание укоренившуюся сегрегацию по половому признаку и родительскую власть, эти данные раскрывают высокое стремление к большей свободе выбора в вопросе, который традиционно решался семьей.
       Наконец, саудовцы оказались убежденными сторонниками демократии, что опять же противоречит сложившемуся представлению о саудовском консерватизме. Из числа опрошенных саудовцев 58% считают демократию лучшей формой государственного управления, 23% с ними не согласны, 18% не имеют никакого мнения по этому вопросу.
       То, что демократию поддерживает большинство жителей в стране, не имевшей в своей истории светской власти и национализма, кажется нелогичным. На самом деле поддержка демократии сочеталась с множеством других либеральных взглядов, которые мы встретили в Саудовской Аравии. Сторонники демократии обычно менее религиозны, менее церковны, более терпимы к другим, более критично относятся к государственным институтам и больше обеспокоены тем, что они считают "культурным вторжением" Запада.
       Да и сама история показывает, что либеральные идеи становятся более популярными, когда монарх-деспот правит народом в союзе с религиозным истеблишментом. Либерализм довольно сильно проявился в XIX веке в османской Сирии в ответ на религиозный деспотизм султана Абдул Хамида. А антиклерикальное, светское движение конституционализма возникло в Иране как реакция на абсолютистский альянс каджарских шахов и религиозных иерархов.
       Ввиду сходства этих двух исторических прецедентов и культурных условий в Саудовской Аравии мы не должны исключать возможность изменений. К тому же данные исследования показывают, что саудовцы вскоре могут потребовать более прозрачной политики и меньшего вмешательства религии в частную жизнь.
       Мансур Муаддиль — профессор социологии университета восточного Мичигана, автор книги "Исламский модернизм, национализм и фундаментализм", которая вскоре поступит в продажу.
Перевела АЛЕНА Ъ-МИКЛАШЕВСКАЯ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...