Чтоб им пусто не было

К началу Олимпиады готовы все, кроме болельщиков

ревизия


Вчера, за день до начала олимпийских соревнований, корреспондент Ъ АЛЕКСЕЙ Ъ-ДОСПЕХОВ решил в последний раз проинспектировать афинские стадионы. Увиденное заставило сделать странный вывод: к Олимпиаде Греция готова, но Олимпиада ей не так уж и нужна.
       Первым делом я отправился к стадиону Panathinaiko. Логично было начать с того, с чего начались 108 лет назад современные Олимпиады.
       По дороге я вспоминал, что читал о тех Играх. О церемонии открытия, поразившей воображение атлетов, потому что они не могли представить, что посмотреть на них, занимавшихся спортом не ради денег и славы, а исключительно ради удовольствия и здоровья, придут 60 тысяч человек. И среди них — король и королева Греции, представители знатных европейских фамилий.
       О первом олимпийском чемпионе, американце Джеймсе Коннолли. После прыжка соперника из Франции он снял кепку, положил ее на фут дальше отметки, на которой тот приземлился, показав таким образом зрителям, куда намерен приземлиться сам. А потом прыгнул еще дальше.
       О финише марафонца Спиридона Луиса, которого после главной — и до сих пор, судя по частоте упоминаний фамилии то ли почтальона, то ли пастуха из Марусси,— спортивной победы Греции несли на руках по кругу почета члены королевской семьи.
       Panathinaiko был там, где и должен был быть: стоял впритык к горе. И вроде бы был такой же, как на тех старых фотографиях, оставшихся после Олимпиады 1896 года: три высокие трибуны. Но и какой-то не такой. Не может же быть таким серым и неярким легендарный мрамор, которым восхищались все, кому довелось увидеть этот стадион и кто стал называть его, соответственно, Мраморным в конце позапрошлого века! Думать о Коннолли, Луисе, зорко наблюдающем за рождением Олимпийских игр бароне Пьере де Кубертене как-то расхотелось.
       А совсем испортил настроение охранник, которому я уже успел отдать перед металлоискателем сумку:
       — Проход запрещен,— сказал он довольно грозно. И вернул сумку.
       Впрочем, проходить на Panathinaiko, если откровенно, было не нужно: все, что происходило внутри, просматривалось через огромную дырку вместо не предусмотренной копировавшими столетие с лишним назад творение древнего архитектора Ликурга греческими строителями одной из трибун. Не происходило внутри ровным счетом ничего: семь-восемь человек в спецодежде копошились на трибунах. Но едва ли занимались они чем-то таким секретным, что стоило бы охранять от посторонних.
       И тут я заметил у стадиона пожилую пару — они покупали билеты на стрельбу из лука. Это были единственные люди, подошедшие к кассе за те полчаса, что я провел у Panathinaiko.
       Но, успокоил я сам себя, в восемь утра очередей быть и не должно. И потом, на стадионе ведь и проходят только два соревнования — это не слишком популярная стрельба из лука и финиш, как в 1896 году, марафона, который, видимо, все же выиграет не грек, а, например, эфиоп или кениец. Да и до финиша, назначенного на заключительный день Олимпиады, еще две с лишним недели.
       За олимпийским ажиотажем на душном афинском метро я отправился в прибрежную зону. Выйдя на улицу, сразу увидел стадион Мира и дружбы — для нас важный, потому что там будут играть в волейбол, а у России в этом виде неплохие шансы. И в Греции волейбол, насколько мне известно, почти в таком же почете, как футбол или баскетбол.
       Однако представшая перед глазами картина ничем не отличалась от той, что была в окрестностях Panathinaiko. Разве что о том, что проход во дворец запрещен, мне сообщил не на отвратительном английском мрачный тип, а на вполне хорошем вполне симпатичная девушка. И у касс, простояв полчаса, я не дождался ни одного жаждущего посмотреть волейбол человека. Это начинало казаться странным. Тем более что и у соседнего большого комплекса стадионов Faliro, где вот-вот начнут биться гандболисты, пляжные волейболисты и тхеквондисты, толп болельщиков не наблюдалось.
       Потом был трамвай. Тоже, кстати, своего рода олимпийский объект, так как пущен был вдоль моря, чтобы связать несколько стадионов. Греки гордо именуют его скоростным.
       И вот я погрузился в этот скоростной трамвай, которого от метро выгодно отличало наличие мощного кондиционера. В 38-градусную жару он был как нельзя кстати. Невыгодно отличала, конечно же, скорость. Я засек время: путь до комплекса стадионов Helliniko, по карте расположенного в нескольких километрах от Faliro, занял полчаса. Практически все мои попутчики, которых я было принял за долгожданных греческих фанатов спорта, успели за это время трамвай покинуть: их интересовали не фехтование, бейсбол и хоккей на траве, а море и пляжи. На этих пляжах, мелькавших за окном, были тысячи загорающих и купающихся. И мне показалось, что Олимпиада их совершенно не волнует. Хотя, может, я и ошибался.
       На территорию Helliniko пропустили спокойно. А у окошечка местной кассы увидел наконец очередь. Небольшую — пять человек, но очередь! Увы, все обернулось очередным разочарованием. Я подошел поближе — эти пятеро были солдатами, заигрывающими с молоденькой билетершей.
       Вскоре я вообще пожалел, что пошел сюда. Жара стала уже абсолютно нестерпимой, жутко хотелось пить. На центральной площади этого комплекса стояло с полдюжины шатров с холодильниками. А в этих холодильниках стояли батареи бутылок с минералкой и кока-колой. Я бросился к первому, доставая на ходу бумажник.
       Девушка за стойкой, увидев деньги, развела руками: "Не работаем". И показала на соседний шатер. Там не было никого. В третьем за стойкой стоял молодой парень. Я опять достал бумажник.
       — Завтра. Все открывается завтра,— пообещал он.
       — А где же мне тогда купить воду?
       В ответ на мой вопрос он во второй раз повторил это прекрасно заученное им английское слово "tomorrow".
       В этот момент к стойке подошел еще один человек с желтой журналистской аккредитацией. Он был поначалу терпелив и долго втолковывал парню, что без воды на такой жаре можно упасть в обморок или того хуже. Парень все понимал, но холодильник открывать отказался. Тогда терпеливый журналист вдруг преобразился, резко шагнул вперед, сам открыл дверцу и взял бутылку с водой. Продавец, выкатив глаза, смотрел на все это, но не произнес больше ни слова.
       Потом мы разговорились. Терпеливый журналист приехал из Франции. "Знаешь, на ралли Париж--Дакар воду найти гораздо проще",— пошутил он.
       Мы осмотрели огромный ангар для фехтования, хоккейный и бейсбольный стадионы. Отметили, что, вопреки слухам, никаких недоделок не наблюдается, и с чистой совестью поехали на метро в главный олимпийский спортивный комплекс — туда, где через семь часов начиналась торжественная церемония открытия.
       Эта церемония и этот комплекс были моей последней надеждой. И вот на выходе со станции метро Irini я вижу то, что уже отчаялся увидеть,— сидящих на ступеньках людей. Их два десятка, не меньше, и они ждут, когда откроются кассы, чтобы купить билет на церемонию. Они очень хотят на нее попасть и поэтому пришли пораньше! Наверное, подумал я, на территории комплекса таких людей я встречу намного больше.
       Но комплекс был почти пустынен. Никого, кроме нескольких рабочих, рядом с Олимпийским стадионом, похожим на белого паука архитектурным чудом Сантьяго Калатравы, не было. Никого не было и рядом с основным бассейном. И ни одно кафе, ни одна палатка не работали.
       Я пошел на теннисный комплекс. На одном из кортов занимался Энди Роддик. На его тренировку пришли трое волонтеров и фотокорреспондент. На тренировку Винус Уильямс, которая работала на соседнем корте, не пришел никто.
       А я вместо рассказов о торжествах в связи с триумфом Спиридона Луиса вспоминал Сидней четырехлетней давности. Тренировки теннисистов, которым не давали пройти на корты и уйти с них десятки людей, которым во что бы то ни стало нужен был автограф Марата Сафина или той же Винус Уильямс. Большой и красивый Олимпийских парк за несколько часов до открытия игр — музыка, огни. Какого-то возбужденного австралийца, с гордостью демонстрировавшего мне веер билетов, которые он успел раздобыть: "Вот на хоккей на траве — это было просто, вот на бокс, а вот на гимнастику — за этими пришлось стоять три часа".
       Вспоминал другого австралийца, который интересовался у меня, приедут ли в Сидней русские регбисты: "Я видел их прошлом году — огромные ребята!" Меня тогда рассмешила его невежественность: регби ведь нет в программе Олимпиады.
       А вчера мне пришла в голову мысль, что сильно хочется, чтобы во время прогулки по олимпийскому комплексу мне хоть кто-то задал какой-нибудь, пусть нелепый, вопрос об этой Олимпиаде.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...