Итальянский, два мексиканских, американский и французский — таков неполный национальный диапазон фильмов, представленных за последние два дня в Венеции. Столь же широк жанровый спектр — от социальной или экзистенциальной драмы до подросткового комикса. В пестрой панораме венецианского конкурса разбирается Елена Плахова.
Вопреки прозаичному названию, «Дыра» показывает надземную и подземную Калабрию на самый поэтичный лад
Фото: Calabria Film Commission
Вопреки прозаичному названию, «Дыра» показывает надземную и подземную Калабрию на самый поэтичный лад
Фото: Calabria Film Commission
Элегическое название «Закат» оправдывает себя в картине Мишеля Франко: это элегия финала жизни, который герой в исполнении Тима Рота хочет прожить наилучшим из возможных образом. Когда его сестра (Шарлотта Генсбур) срочно отбывает в Лондон хоронить мать, он остается в Акапулько и ни в чем себе не отказывает, проводя дни в кресле на пляже, а ночи — с местной красавицей. У него есть веская причина для того, чтобы себя так вести, но главное — есть возможность: пожизненная рента в $10 тыс. ежемесячно, которую платит ему богатая семья. Правда, приходится соприкоснуться с теневой стороной жизни: Акапулько стал криминальной столицей, и жертвой преступности может стать каждый.
Но лишь по верхам затронув социальную тему, фильм вновь прикидывается экзистенциальной драмой, что ему удается процентов примерно на двадцать.
Другая мексиканская лента, «Коробка», говорит о преступности в полный голос: она начинается с того, что родственникам выдают боксы с останками жертв массового убийства, найденными в одном из тайных захоронений. Получив такой бокс с прахом своего отца, мальчик обнаруживает, что реальность еще страшнее, и постепенно втягивается в порочный круг насилия. Фильм снят венесуэльцем Лоренцо Вигасом, в чьем активе венецианский «Золотой лев», в медитативной и временами эзотерической манере, характерной для нового латиноамериканского кино. Но сквозь нее проступают жесткие современные реалии: чего стоит хотя бы монолог фабричного вербовщика, объявляющего войну не на жизнь, а на смерть китайским гастарбайтерам.
Французское «Событие» Одри Диван — фильм о студентке начала 1960-х — событием не стало. Картина подробно живописует переживания девушки, для которой случайная беременность оборачивается катастрофой, блокируя все пути к учебе и карьере. Единственный выход — добровольный аборт, а он в эти годы во Франции свирепо преследовался, и только под напором феминистского движения ситуация изменилась к середине 1970-х. В свое время Кристиан Мунджу снял великий фильм «4 месяца, 3 недели и 2 дня»: через локальную историю одного аборта режиссер показал, как тоталитарный режим (в данном случае режим Чаушеску в Румынии) убивает человечность. «Событие» же не поднимается над частной историей, и максимум, что ему удается,— выгодно показать неплохую игру актрисы Анамарии Вартоломей.
Еще один фильм о мытарствах женщин — «Мона Лиза и кровавая луна» американки Аны Лили Амирпур. Кореянка Чон Джон Со играет проблемную девушку, вырвавшуюся из психушки, а Кейт Хадсон — стареющую стриптизершу, чью и без того нелегкую жизнь усложняет необходимость растить десятилетнего сына. К счастью, кореянка обладает экстрасенсорной способностью обращать агрессию обидчиков против них самих, в чем не раз имеет случай убедиться преследующий ее чернокожий полицейский. Разыгранный под аккомпанемент итальянского техно и heavy metal, фильм оформлен в стилистике подросткового комикса и в конкурсе серьезного фестиваля смотрится немного странно.
Зато его, несомненно, украшает «Дыра» итальянца Микеланджело Фраммартино. Рожденный в Милане выходцами из калабрийской семьи, архитектор по первому образованию, этот режиссер обладает особенной чуткостью к контрастам современной цивилизации и природы.
В новой картине камера вместе с молодыми спелеологами погружается в недра самой глубокой (700 метров от уровня земли) пещеры Калабрии. Это само по себе магическое зрелище, но не меньшее впечатление производит одинокая повседневная жизнь старого пастуха на горном плато — жизнь буквально на грани соприкосновения со смертью. Если попытаться определить жанр этого удивительного фильма, в котором практически не произносится слов, скорее всего, это будет документальная поэзия.