фестиваль опера
Во французском Экс-ан-Провансе продолжается 56-й традиционный Festival d`Art Lyrique. "Травиата" Верди в постановке Петера Муссбаха — один из двух спектаклей, которые зрителям фестиваля, в том числе РОМАНУ Ъ-ДОЛЖАНСКОМУ, удалось посмотреть только со второй попытки (см. Ъ от 10 июля), год спустя после забастовок и отмены показов в 2003-м.
Чтобы собрать под одной обложкой все фестивали, проходящие летом в Провансе, пришлось издать довольно толстую книжку. Самые важные из них, значение и слава (и, разумеется, бюджет) которых выходят далеко за границы региона и даже всей Франции,— Авиньонский и в Эксе; в последние годы "поднялся" еще и Марсельский фестиваль. Но каждый городок, в котором есть в лучшем случае античный театр, а в худшем — просто крепость с внутренним двориком (а таковая имеется ну почти везде), торопится обзавестись собственным фестом, хотя бы недорогим джазовым, или просто серией вечеров камерной музыки. В итоге все фестивали и фестивальчики напрямую зависят от погодных условий: большинство игровых площадок находится под открытым небом. Собственно говоря, вечернее звездное небо над Провансом в июле-августе кажется бесплатным даром природы, за "аренду" платить не надо. Но вот недавно случились два холодных дождливых лета — и фестивали понесли убытки, особенно чувствительные в случае курдонера Папского дворца в Авиньоне и Архиепископского театра в Экс-ан-Провансе: мест много и билеты недешевы. С тех пор здесь стали-таки интересоваться прогнозами погоды.
Режиссер Петер Муссбах устроил в Архиепископском театре искусственный дождь. Как только началась увертюра вердиевской "Травиаты" (это копродукция фестиваля в Эксе и берлинской Государственной оперы, которой руководит господин Муссбах), на бурый полупрозрачный занавес, отделяющий от зрителей и сцену, и оркестровую яму, стали шлепаться крупные капли ливня. Вода была, естественно, ненастоящая, а благодаря видеотехнике капли оказались огромными. Там, точно за мокрым окном, показалось сначала светящееся белое платье, потом лицо и руки женщины. На полу сцены обозначились какие-то зеленоватые мазки. Пока игралось вступление, она медленно шла из глубины вперед, приближаясь к намокшему "стеклу", и на последнем аккорде увертюры рухнула лицом вперед, а голова свесилась в оркестровую яму.
"Это история умирающей женщины, так она написана,— напоминает Петер Муссбах.— Поэтому она современна". Спектакль сделан как история молодой женщины, которая умирает на глазах зрителя, обреченного, в свою очередь, остаться равнодушным к ее смерти. Сетка экрана так никуда и не исчезнет, весь спектакль проходит словно в полуразмытом изображении. Но зритель не просто сидит за стеклом, он уподоблен одинокому водителю машины, едущей сквозь ночной город. Художник Эрих Вондер превратил зеркало сцены в выгнутый прямоугольник, как будто это громадное ветровое стекло автомобиля. Даже дворник есть — будто маятник он проплывает влево-вправо по стеклу, отбивая эпизоды один от другого. То и дело вновь начинается ливень, рядом и вдалеке пульсируют косые отблески разноцветной городской рекламы, машина едет по каким-то пустынным тоннелям, а зеленоватые мазки — это дорожная разметка. Город похож на монстра, и хочется поскорее домой, к теплу и свету.
Никакого парижского быта на сцене, темный серебристый задник, один стул. Виолетта одна неизменно в белом, все остальные персонажи в черном — простое контрастное решение, вроде бы банальнее некуда, но замыслу очень подходит. Виолетта Валери эффектна словно культовая кинодива — открытые плечи, блондинка со взбитыми волосами. Вроде бы мало похожа на умирающую. Но очевидно, что это та самая болезненная красота, которая не что иное, как печать скорого конца. Обреченность, кстати, в спектакле Петера Муссбаха сближает Виолетту не с возлюбленным Альфредом, а с его отцом, Жермоном-старшим. Дуэт темпераментного российского сопрано Анны Самуил (Виолетта) и глубокого сербского баритона Желико Лучича (отец) исполнен не только драматического антагонизма, но и взаимного влечения. Двоих объединяет знание и переживание кончившейся любви.
Союз солистов и оркестра гармоничен. Виртуозный и чуткий Даниэль Хардинг — один из тех дирижеров, которые способны ответственно увлечься режиссерским замыслом. "Травиата" Муссбаха и Хардинга становится ночным видением путешественника. Виолетта остается навязчивым призраком, никак не исчезающим с дороги, то лихорадочно мечущимся, то распростертым на асфальте. Камерный оркестр имени Малера под управлением господина Хардинга, постоянный участник фестивалей в Экс-ан-Провансе, начинает "Травиату" именно так, как могла бы возникнуть мелодия в сознании одинокого задумчивого водителя: вроде бы ниоткуда, внезапно, неизвестно почему, но очень властно и пронзительно. В кульминациях же Верди звучит так сильно и захватывающе, что забываются все прочие звуки мира, и надо бы нажать на тормоза, чтобы не врезаться в столб. Однако наш путь пока продолжается, что бы ни происходило за стеклом. Умирая, женщина остается на дороге совершенно одна, подходит прямо к стеклу, тянет руку вперед, и вдруг тело ее "гаснет", а в темноте остается только светящееся белое платье.