Завтра группа "Машина времени" отпразднует свое 35-летие концертом на Красной площади. Перед юбилеем с лидером группы АНДРЕЕМ МАКАРЕВИЧЕМ встретился БОРИС Ъ-БАРАБАНОВ.
— Вам не избежать ассоциаций с прошлогодним концертом Пола Маккартни на Красной площади...
— Мы тут не виноваты, и Маккартни не виноват, и Красная площадь не виновата — мало у нас таких мест, как Красная площадь, и мало артистов, которые на нее приезжали.
— Народу, думаете, столько же соберется?
— На Маккартни было тридцать тысяч зрителей, но стоячий партер обычно не считают, так что всего на него пришли, я думаю, тысяч девяносто. Надеюсь, что у нас будет то же самое, мы в этом смысле очень от погоды зависим. Если будет ледяной дождь со снегом, наверное, нормальные люди не пойдут. Я сейчас, как капитан дальнего плавания, ловлю прогнозы погоды, сверяю их с западными, пока все говорит о том, что будет тепло и солнечно. Но концерт состоится в любом случае.
— Концерт пройдет под эгидой борьбы со СПИДом?
— Да, и мы в это дело включились не для того, чтобы засветить один раз на Красной площади и все. Пока мы не решили проводить этот концерт под эгидой борьбы со СПИДом, голова все время была занята другим. Как у всего населения нашей страны. А у нас от СПИДа гибнет гораздо больше людей, чем от терактов, катастроф, чем в Чечне. Жуткая вещь. Пока лекарство не придумали, надо хотя бы чудовищную нашу безграмотность ликвидировать. Но показного рыдания на концерте не будет, праздник мы не омрачим.
— Скажите, почему вы не пригласили на сцену участников прошлых составов группы или друзей-коллег?
— Мне очень не хотелось, чтобы этот концерт превратился в мемориальный вечер. Нам ценно прежде всего то, что мы делаем сегодня и будем делать завтра, а все остальное — это приятно, это кайфово, но не более того.
— Вы готовите новый альбом, а существует ли неизданная "Машина времени"?
— Существует довольно много записанных концертов "Машины времени", в основном начала 80-х. Саня Кутиков, кажется, собирается включить их в "Антологию" из 18 альбомов, которую мы сейчас выпускаем. Есть еще какие-то песни начала 70-х, совсем старые, которые никогда не были записаны, я их не считаю достаточно совершенными, чтобы дарить человечеству, все это довольно убого.
— Сейчас ваш коллега Евгений Маргулис консультирует русскую постановку мюзикла "We Will Rock You". На меня очень сильное впечатление произвело то, как люди реагируют на него в Лондоне — буквально бабушки сидят, подпевают... Согласитесь, рок-музыка не стала у нас тем, чем она стала для той же Англии, универсальным языком, который все понимают, несмотря даже на такую популярность "Машины".
— Ну, может быть, эта команда более любима, чем остальные. Но в общем и целом всему этому жанру пришлось тут столько говна съесть, что я бы не стал сравнивать условия, в которых он развивался в мире, и условия, в которых он развивался здесь. Да и вообще говоря, у нас с музыкальной культурой-то плоховато. Это на уровне генетики. Может быть, это не распространяется на классический балет и на исполнителей классики. А все, что касается, скажем так, музыки вчерашней и сегодняшней, весь этот ужас советской эстрады... Это отпечатывается генетически, ну ничего ты с этим не сделаешь. Оно так, наверное, и до революции было. Я собираю и интересуюсь той музыкой, которая до нас дошла на носителях, потому что, естественно, ноты атмосферы не передают. Я послушал нэпманскую музыку — ну тот же Шнур в принципе, нет разницы. Все в генах.
— Может измениться ситуация?
— Нет. И не должно. Нету интернациональной музыки. Блюзы правильные — это дельта Миссисипи, а "Ой, мороз, мороз" негры, наверное, хуже споют, чем наши бабушки. Я это условно говорю. Я не знаю, в каком жанре работаем мы и те группы, у которых что-то получается, те, кто известен и любим. Каждый из нас в себя что-то впитал, что-то от битлов, что-то от панков, что-то от кельтов, все это замешалось на чем-то неосознанном, генетическом нашем, и получилось что-то третье. Кроме того, сегодня это очень индустриализированный жанр — ну тогда давайте сравнивать автомобили, будет примерно та же дистанция.