Событие недели — "Пианист" (Le Pianiste, 2002) Романа Поланского, фильм, получивший все высшие награды мирового кино от каннского золота до "Оскара", а в отечественной прессе подвергшийся насмешкам, отдающим изрядной политической некорректностью (7 мая, "Первый канал", 23.05 *****). Дескать, Поланского осыпали призами только за то, что он на старости лет вспомнил о своих еврейских корнях и потешил мировой истеблишмент плоской и унылой историей пианиста Шпильмана, выжившего в оккупированной нацистами Варшаве. Так, да не так. Фильм о чем угодно, но только не о войне, не о холокосте, не о героизме и страданиях. Скорее уж он проповедует не слишком приветствуемую в современном обществе мораль: пусть весь мир в огне и крови, спасать его ни в коем случае не надо. А надо исповедовать буддистскую отрешенность от судеб своего народа, своего города, своей страны, быть, в лучшем случае, наблюдателем, а еще лучше — совсем не быть. Гимн героической трусости. По аналогии с фильмом братьев Коэн "Пианиста" можно было бы назвать "Пианистом, которого там не было". Для Шпильмана жизнь — это музыка и ничего больше. Годы оккупации из жизни просто выпадают: в 1945 году он возвращается в студию варшавского радио, разрушенную бомбежкой в 1939 году, так, словно вышел из нее вчера. Когда прячущегося в руинах Шпильмана находит немецкий офицер, оказавшийся нежданно-негаданно его спасителем, бедолага на вопрос "Кто ты?" может только промямлить: "Я — пианист". Приученного к героическим коллизиям зрителя Роман Поланский дразнит постоянно. Вот Шпильман в гетто достает из мешков с продуктами припрятанные пистолеты. Кажется, еще минута, и мы увидим пианиста на баррикадах. Но он убегает из гетто накануне отчаянного восстания 1943 года и наблюдает за уличными боями сквозь щели в жалюзи. Так же он будет наблюдать и за гибелью Варшавы в пламени восстания 1944 года. Его спасают только невероятные случайности. И сам он не в состоянии никого спасти: ставший его добрым ангелом немец умрет в советском лагере, так и не дождавшись помощи, на которую он надеялся. Но пианист никого и не осуждает: ни поляков, которые обирали его и морили голодом, ни нацистов, выглядящих на экране не как белокурые бестии, а как пьяная сволочь, быдло из подворотни. И нет сомнения, что Роман Поланский вложил в "Пианиста" не только детскую память о войне, но и весь свой жизненный опыт эмигранта, апатрида, вынужденного конформиста. "Это начинается сегодня" (Ca commence aujourd`hui, 1999) французского классика Бертрана Тавернье, напротив, проповедь "активной жизненной позиции", редкий в наши дни пример квазидокументального, яростно реалистического, социального кино (8 мая, "Первый канал", 4.00 *****). Герой фильма — учитель из городка в северной Франции: заводы и шахты закрылись, безработица, безнадежность, алкоголь, самоубийства, заброшенные дети. Учитель пытается сделать хоть что-то, что в его слабых силах. В фильме нет ни капли сентиментальности, ни грана "чернухи" или ложного пафоса. Жесткое, упругое, мужское и мужественное кино, снятое режиссером, который никогда не ленится прожить некоторое время рядом с героями своих будущих фильмов, будь то шпана из парижских спальных районов или полицейские из бригады по борьбе с наркотиками, чтобы не допустить ни единой фальшивой ноты. Особенно впечатляюще выглядит "Это начинается сегодня" на фоне попыток молодого французского кино делать как в Голливуде. "Багровые реки" (Les Rivieres Pourpres, 2000) Матье Кассовица, экранизация романа талантливого детективщика Жан-Кристофа Гранже — образец как раз такого галльского псевдо-Голливуда (10 мая, "Первый канал", 21.20 **). Как и положено в полицейском кино, следствие ведут весьма отличные друг от друга напарники: высланный из Парижа комиссар с задатками психопата и талантливый молодой мент из провинции. В горах, где элитарные школы соседствуют с лыжными курортами, творятся страшные вещи: Матье Кассовиц вволю щекочет нервы зрителей, демонстрируя изуродованные трупы, засунутые какими-то маньяками в ледяные расщелины. В ходе путаного, поразительно небрежно прописанного со сценарной точки зрения расследования выясняется, что речь идет о заговоре ученых-евгеников с нацистскими замашками, вознамерившихся вырастить расу сверхчеловеков. Какое отношение евгеника имеет к расчлененке и выдавленным глазам, господин Кассовиц не объясняет. Видимо, сам не силен в вопросе. Но "Багровые реки" покажутся шедевром по сравнению с "Говорящими с ветром" (Windtalkers, 2002) Джона Ву, окончательно адаптировавшегося и окончательно утратившего свое оригинальное лицо в Голливуде (8 мая, НТВ, 19.35 **). В 1945 году во время битвы между американцами и японцами за остров Сайпан радистами и шифровальщиками у янки работают индейцы племени навахо: они ведут переговоры на родном языке, японцам недоступном. В качестве дополнительной предосторожности к каждому из них приставлен свой персональный "загрядотряд", капрал, который пристрелит краснокожего брата в случае угрозы плена. Интрига предсказуема. Сначала герои, индеец и его "комиссар", не поладят, потом побратаются, потом американец должен будет пристрелить друга, но рука не поднимется, потом они совершат кучу подвигов, и индеец погибнет, спасая друга. Главная ошибка фильма в том, что капрала играет Николас Кейдж, безбожно гримасничающий, пучащий глаза и ковыляющий после контузии так, словно подлые японцы связали ему шнурки. По большому счету Джону Ву на события второй мировой войны плевать. Поэтому он снимает простую ходилку-стрелялку, нагло компьютерную, как положено, кровавую и, как положено, совершенно неубедительную. Правда, есть в фильме и один смешной эпизод, в котором совершающий ритуальное омовение индеец раздевается догола и немедленно получает по полной от однополчан, принявших его за японца.
Телекино с 7 по 13 мая
Событие недели — "Пианист" (Le Pianiste, 2002) Романа Поланского, филь
Событие недели — "Пианист" (Le Pianiste, 2002) Романа Поланского, фильм, получивший все высшие награды мирового кино от каннского золота до "Оскара", а в отечественной прессе подвергшийся насмешкам, отдающим изрядной политической некорректностью (7 мая, "Первый канал", 23.05 *****). Дескать, Поланского осыпали призами только за то, что он на старости лет вспомнил о своих еврейских корнях и потешил мировой истеблишмент плоской и унылой историей пианиста Шпильмана, выжившего в оккупированной нацистами Варшаве. Так, да не так. Фильм о чем угодно, но только не о войне, не о холокосте, не о героизме и страданиях. Скорее уж он проповедует не слишком приветствуемую в современном обществе мораль: пусть весь мир в огне и крови, спасать его ни в коем случае не надо. А надо исповедовать буддистскую отрешенность от судеб своего народа, своего города, своей страны, быть, в лучшем случае, наблюдателем, а еще лучше — совсем не быть. Гимн героической трусости. По аналогии с фильмом братьев Коэн "Пианиста" можно было бы назвать "Пианистом, которого там не было". Для Шпильмана жизнь — это музыка и ничего больше. Годы оккупации из жизни просто выпадают: в 1945 году он возвращается в студию варшавского радио, разрушенную бомбежкой в 1939 году, так, словно вышел из нее вчера. Когда прячущегося в руинах Шпильмана находит немецкий офицер, оказавшийся нежданно-негаданно его спасителем, бедолага на вопрос "Кто ты?" может только промямлить: "Я — пианист". Приученного к героическим коллизиям зрителя Роман Поланский дразнит постоянно. Вот Шпильман в гетто достает из мешков с продуктами припрятанные пистолеты. Кажется, еще минута, и мы увидим пианиста на баррикадах. Но он убегает из гетто накануне отчаянного восстания 1943 года и наблюдает за уличными боями сквозь щели в жалюзи. Так же он будет наблюдать и за гибелью Варшавы в пламени восстания 1944 года. Его спасают только невероятные случайности. И сам он не в состоянии никого спасти: ставший его добрым ангелом немец умрет в советском лагере, так и не дождавшись помощи, на которую он надеялся. Но пианист никого и не осуждает: ни поляков, которые обирали его и морили голодом, ни нацистов, выглядящих на экране не как белокурые бестии, а как пьяная сволочь, быдло из подворотни. И нет сомнения, что Роман Поланский вложил в "Пианиста" не только детскую память о войне, но и весь свой жизненный опыт эмигранта, апатрида, вынужденного конформиста. "Это начинается сегодня" (Ca commence aujourd`hui, 1999) французского классика Бертрана Тавернье, напротив, проповедь "активной жизненной позиции", редкий в наши дни пример квазидокументального, яростно реалистического, социального кино (8 мая, "Первый канал", 4.00 *****). Герой фильма — учитель из городка в северной Франции: заводы и шахты закрылись, безработица, безнадежность, алкоголь, самоубийства, заброшенные дети. Учитель пытается сделать хоть что-то, что в его слабых силах. В фильме нет ни капли сентиментальности, ни грана "чернухи" или ложного пафоса. Жесткое, упругое, мужское и мужественное кино, снятое режиссером, который никогда не ленится прожить некоторое время рядом с героями своих будущих фильмов, будь то шпана из парижских спальных районов или полицейские из бригады по борьбе с наркотиками, чтобы не допустить ни единой фальшивой ноты. Особенно впечатляюще выглядит "Это начинается сегодня" на фоне попыток молодого французского кино делать как в Голливуде. "Багровые реки" (Les Rivieres Pourpres, 2000) Матье Кассовица, экранизация романа талантливого детективщика Жан-Кристофа Гранже — образец как раз такого галльского псевдо-Голливуда (10 мая, "Первый канал", 21.20 **). Как и положено в полицейском кино, следствие ведут весьма отличные друг от друга напарники: высланный из Парижа комиссар с задатками психопата и талантливый молодой мент из провинции. В горах, где элитарные школы соседствуют с лыжными курортами, творятся страшные вещи: Матье Кассовиц вволю щекочет нервы зрителей, демонстрируя изуродованные трупы, засунутые какими-то маньяками в ледяные расщелины. В ходе путаного, поразительно небрежно прописанного со сценарной точки зрения расследования выясняется, что речь идет о заговоре ученых-евгеников с нацистскими замашками, вознамерившихся вырастить расу сверхчеловеков. Какое отношение евгеника имеет к расчлененке и выдавленным глазам, господин Кассовиц не объясняет. Видимо, сам не силен в вопросе. Но "Багровые реки" покажутся шедевром по сравнению с "Говорящими с ветром" (Windtalkers, 2002) Джона Ву, окончательно адаптировавшегося и окончательно утратившего свое оригинальное лицо в Голливуде (8 мая, НТВ, 19.35 **). В 1945 году во время битвы между американцами и японцами за остров Сайпан радистами и шифровальщиками у янки работают индейцы племени навахо: они ведут переговоры на родном языке, японцам недоступном. В качестве дополнительной предосторожности к каждому из них приставлен свой персональный "загрядотряд", капрал, который пристрелит краснокожего брата в случае угрозы плена. Интрига предсказуема. Сначала герои, индеец и его "комиссар", не поладят, потом побратаются, потом американец должен будет пристрелить друга, но рука не поднимется, потом они совершат кучу подвигов, и индеец погибнет, спасая друга. Главная ошибка фильма в том, что капрала играет Николас Кейдж, безбожно гримасничающий, пучащий глаза и ковыляющий после контузии так, словно подлые японцы связали ему шнурки. По большому счету Джону Ву на события второй мировой войны плевать. Поэтому он снимает простую ходилку-стрелялку, нагло компьютерную, как положено, кровавую и, как положено, совершенно неубедительную. Правда, есть в фильме и один смешной эпизод, в котором совершающий ритуальное омовение индеец раздевается догола и немедленно получает по полной от однополчан, принявших его за японца.