театр премьера
Пока Театр на Таганке праздновал свое сорокалетие, на соседней сцене "Содружества актеров Таганки" театральное агентство "Арт-партнер XXI" представило свою премьеру, спектакль "Дон Жуан". Разглядеть таинственного обольстителя в герое "Бумера" и "Бригады" Владимире Вдовиченкове пыталась МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
Обычно спектакли многочисленных столичных антреприз остаются вне поля зрения театральных обозревателей из-за низкого качества и откровенно коммерческой направленности. Но нынешняя постановка театрального агентства "Арт-партнер XXI" претендовала на внимание иной, не случайной, а сугубо театральной публики. Той, которая при упоминании "Дон Жуана" непременно вспомнит легендарный спектакль Анатолия Эфроса, поставленный им в Театре на Малой Бронной около 30 лет назад.
Пытаясь привлечь этих зрителей, авторы спектакля играют на их ностальгических чувствах. Конечно же, спектакль не спорит со знаменитой постановкой и не пытается ей подражать, но ненавязчиво так намекает на свои родственные отношения с эфросовским шедевром. На роль отца Дон Жуана приглашен актер Геннадий Сайфулин, который на Малой Бронной играл одного из юных братьев Доньи Эльвиры. А в качестве художника постановки рекрутирован Дмитрий Крымов, сын Анатолия Эфроса, который в оформлении спектакля процитировал сценографию Давида Боровского из отцовского "Дон Жуана": обнес сцену стеной из грубых досок и осветил яркими боковыми прожекторами, безжалостные лучи которых, казалось, готовы были просветить героев насквозь.
Но господин Крымов привнес в спектакль и нечто исключительно свое: водрузил над сценой гигантский, косо подвешенный деревянный ящик-контейнер с надписью "Париж--Мадрид--Сицилия--Москва". По этому донжуанскому маршруту, как выяснилось в финале, путешествовала огромная статуя Командора. Но этот "дамоклов меч", нависавший над Дон Жуаном и время от времени угрожающе вздрагивавший, так и не обрушился на голову грешника. В финале ящик осторожно подняли, статую боком аккуратно положили на треногу и стали раскручивать вокруг своей оси. Грозный Командор, перст судьбы, оказался на удивление несамостоятельным, а гибель Дон Жуана — до обидного неэффектной.
Впрочем, за исключением скомканного, неудачного финала, спектакль выглядит не по-антрепризному достойно. Приглашенный на постановку режиссер Марк Вайль, руководитель ташкентского театра "Ильхом" (о его последней премьере в Театре Моссовета "Дамская война" Ъ писал 8 декабря), умеет делать крепкие и умные спектакли. Выверенный ритм, бодрая музыка, заглушающая героев, когда они разражаются слишком уж длинными для сегодняшнего времени монологами, продуманное сочетание лирики и юмора, зрелищные и яркие, похожие на эстрадные или цирковые номера сцены. Все второстепенные герои спектакля существуют в эстетике комедии дель арте: Сганарель, Шарлотта, Дон Карлос и даже Донья Эльвира похожи на Арлекинов, Пьеро и Коломбин, ведущих в спектакле свою собственную игру. Григорий Сиятвинда (Сганарель) выступает здесь в своем уже привычном амплуа: комикует, работает на публику и разве что не ходит по сцене колесом. Ирина Гринева (Донья Эльвира) тоже представляет характерный для себя образ томной и загадочной роковой женщины. Зато музыкант и актер Владимир Панков проявляет себя с новой стороны: в этой постановке он играет сразу четыре небольшие роли, каждая из которых — яркая и острая эксцентрическая миниатюра.
По замыслу режиссера суетливые и потешные персонажи-маски должны контрастировать с фигурой главного героя — брутального и таинственного обольстителя, эдакого сверхчеловека, бунтующего против земного и небесного миропорядка. Журналистам даже был выдан специальный пресс-релиз, растолковывающий, что Владимир Вдовиченков, чьи герои из "Бумера" и "Бригады" — это бандиты с человеческим лицом, олицетворяет собой двойственность и противоречивость человеческой натуры, столь свойственные Дон Жуану. Но, к сожалению, даже будучи заранее вооруженным письменно изложенной режиссерской концепцией, в герое Владимира Вдовиченкова трудно увидеть внутреннюю контрастность, сложность и драматичность. Актер неплохо справляется с комическими сценами и живыми диалогами, но ему не хватает театрального опыта, чтобы раскрыть внутренний мир своего героя и объяснить, что же заставляет женщин вешаться ему на шею. Демонстрируя подходящий для роли и чарующий поклонниц экстерьер, актер остается абсолютно холодным и непроницаемым. В конце концов вопрос-восклицание Сганареля: "Что за человек?" — исключительная личность или жертва собственного имиджа, рыцарь любви или закосневший грешник — в спектакле так и остается риторическим.
А без ответа на этот главный для пьесы вопрос и яркая игра свиты, которая изо всех сил делает короля, и концептуальные декорации, и использование нового (то есть старого, но до сих пор не звучавшего со сцены) перевода Михаила Кузмина, и тем более отсылки к спектаклю Анатолия Эфроса остаются бессмысленными, как разговоры об адюльтере так и не кончившимся постелью.