лобби
Вчера в Московском государственном университете (МГУ) ректоры крупнейших российских вузов обсуждали будущее отечественного образования. К новому учебному году министр по образованию и науке Андрей Фурсенко пообещал обнародовать стратегию развития отрасли. У сторонников и противников экспериментов, которые проводил его предшественник Владимир Филиппов (за четыре года на них было истрачено около 8 млрд руб.), остается не так много времени, чтобы убедить нового министра в своей правоте. Впрочем, об исходе этой дискуссии говорит судьба самого Владимира Филиппова, не сумевшего сохранить за собой даже место в новом министерстве.
Английское наследство
Форпостом реформы образования, начатой Владимиром Филипповым, несмотря на все ее многообразие, остается единый госэкзамен (ЕГЭ). Технологию централизованного тестирования (школьники сдают экзамен одновременно по всей стране) Минобразования фактически скопировало с западных образовательных моделей (в большей степени — с британской): ЕГЭ отменяет двойную систему проверки знаний школьников — он вводится вместо школьных выпускных и вступительных экзаменов в вузы. От оценки результатов экзамена отстраняются как школьные, так и вузовские преподаватели (проверку работ осуществляют компьютер и федеральная экспертная комиссия). О зачислении в тот или иной вуз выпускники узнают из интернета, куда Федеральный центр тестирования обязан помещать данные о набранных баллах.За четыре года эксперимента в него было вовлечено больше двух третей российских регионов. На проведение ЕГЭ ежегодно выделялось из бюджета до 1 млрд руб. Всероссийский ЕГЭ должен был стартовать в 2006 году, и весь последний год о госэкзамене говорили как о деле решенном.
Такое наследство досталось новому министру по образованию и науке Андрею Фурсенко, получившему этот пост в марте нынешнего года. С момента вступления в должность господин Фурсенко, отвечая на вопрос, намерен ли он продолжать реформу, выступил с несколькими противоположными по смыслу заявлениями по поводу ЕГЭ: в первый день работы он заявил Ъ, что "не очень любит тесты" (обнадежив таким образом противников ЕГЭ), но уже через две недели сообщил, что у ЕГЭ есть перспектива, хотя экзамен и требует качественной переработки. Не указав масштаба грядущих перемен, министр окончательно запутал как сторонников ЕГЭ, так и его противников, пообещав, впрочем, что стратегию развития образования обнародует уже к началу учебного года. "Я буду сидеть, слушать и обобщать" — так господин Фурсенко описал свои планы на ближайшие месяцы.
Тесты за здравие
На господина Фурсенко, не успевшего еще обзавестись собственной позицией по вопросу реформирования отрасли (у профессиональных педагогов на освоение идеи ЕГЭ как раз и ушло четыре года), постараются повлиять два оппозиционных лагеря, которые возникли в ректорской среде (именно ректорское сообщество особенно остро восприняло отстранение от контроля за ходом экзаменов). Главным сторонником новых правил до сих пор выступал Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы экономики (ВШЭ), все четыре года, пока реформа проходила в экспериментальном режиме, принимавшей выпускников с сертификатами госэкзамена (высокий проходной балл позволял вузу в отсутствие конкуренции со стороны коллег "снимать сливки с регионов"). Именно господину Кузьминову приписывается авторство реформы, и все время, пока господин Филиппов руководил ведомством, ректору ВШЭ в кулуарах прочили место в правительстве после смены кабинета.Так же настойчиво, но только против введения госэкзамена, выступал ректор МГУ Виктор Садовничий, заявлявший, что университет не отступится от традиционных правил приема, направленных на выявление одаренных детей. Господин Садовничий заручился поддержкой руководителя столичного департамента образования Любови Кезиной, которая едва не выступила с официальным бойкотом ЕГЭ. Впрочем, господину Филиппову удалось сгладить конфликт и договориться с Москвой на ЕГЭ "по столичным правилам". Согласно этим правилам, единственным вузом, за которым сохранялось право не признавать ЕГЭ, оказывался МГУ.
Столкновение "реформатора" и "традиционалиста" (господин Кузьминов ратует за приближение к западным стандартам, которое позволит России выйти на мировой образовательный рынок с его доходами, в то время как господин Садовничий отстаивает "уникальную фундаментальность" отечественного образования, которая выгодно отличает его от западной школы, "растерявшей научный потенциал"), по сути, уже давно превратилось в политическое противостояние, в котором победитель получает право формировать образовательную стратегию государства, "заказывать моду" на образовательные технологии.
Как и подобает любой подобной схватке, ее участники осыпают друг друга небезосновательными упреками: господину Садовничему вменяют в вину нежелание открыть доступ в университет всем абитуриентам страны, независимо от того, были ли они подготовлены "специально для МГУ". А оппоненты господина Кузьминова настаивают на том, что ЕГЭ, который активно продвигает ректор ВШЭ, "оболванивает школьников", сводя учебный процесс к натаскиванию на сдачу тестов.
Ректора МГУ и его сторонников обвиняют еще в потворствовании вузовской коррупции (ЕГЭ, по планам реформаторов, устранял преподавателей вузов от личного контакта с абитуриентами, а значит, и от их семейного бюджета — по подсчетам фонда "Общественное мнение", сумма скрытых взяток, которые при поступлении детей в вузы платят их родители, достигает $400 млн в год). В то же время сторонникам ЕГЭ напоминали о ситуации в США, где ежегодное тестирование уже несколько лет сопровождается демонстрациями протеста — центры тестирования в этой стране расходуют колоссальные бюджетные средства, аргументируя это необходимостью ежегодного обновления тестовой базы.
Борьба противоположностей
Отстаивать свои интересы представители двух "лоббистских группировок" начали с первого дня работы господина Фурсенко на новом посту. Возглавляемый господином Садовничим Всероссийский совет ректоров, собравшийся в минувшую субботу в Ярославле, пытался убедить министра в том, что ЕГЭ нужно остановить, пока он не стал общероссийским. "ЕГЭ и действительно не лучший вариант",— согласился было министр. Однако, по сведениям Ъ, уже после совета он успел несколько раз встретиться с господином Кузьминовым, который убеждал его "не делать резких движений", поворачивая реформу вспять. "Если Высшая школа экономики довольна студентами, поступившими в вуз по результатам ЕГЭ, значит, госэкзамен имеет право на существование",— заявил министр Ъ всего через несколько дней после съезда в Ярославле.Цена сомнений довольно высока. Министерство уже потратило около 8 млрд руб. бюджетных средств (они пошли на оснащение региональных центров тестирования оргтехникой, на создание тестовых материалов и на проведение самого госэкзамена в регионах), и в случае отказа от ЕГЭ оргтехника попросту осядет в регионах, оставшись невостребованной. Амбициозная идея сохранить семейный бюджет для государства может оказаться пустой тратой денег. Неудача с ЕГЭ, "побочным продуктом" которого выступали государственные именные финансовые обязательства (ГИФО) — денежные сертификаты, соответствовавшие набранным на ЕГЭ баллам, с которыми "егэшники" должны были приходить в вузы (разные результаты ЕГЭ приносили бы вузам разные суммы госфинансирования), может обернуться для страны повсеместным платным образованием.
Противники ЕГЭ и ГИФО, опасавшиеся, что с введением этих новшеств госфинансирование вузов сократится, уже давно отстаивают идею образовательных кредитов — такой кредит студент получит под льготные проценты в банке и обязан будет вернуть по окончании обучения. Размер кредита, по планам ректоров, должен составлять не ту сумму, которая сегодня выделяется государством на обучение одного студента (около $700 в год), а "реальные затраты вуза" — $2-5 тыс. Правда, теперь "реальную плату" станет вносить не государство, а получатель знаний.
Впрочем, пока министр не вынес окончательного вердикта, у лоббистов еще остается время для доказательств своей правоты. При этом противники ЕГЭ имеют существенное преимущество: Владимир Филиппов, четыре года пропагандировавший реформу и, казалось, сумевший убедить в ее эффективности правительство и президента, со сменой кабинета министров не получил даже поста заместителя главы ведомства (ему предложили стать помощником премьера, но новый пост вовсе не гарантирует возможность влияния на ход реформы). А господин Фурсенко может не отважиться на то, чтобы продолжать реформу "по Филиппову", зная, что его предшественник-реформатор после всех трудов получил почетную отставку.
АННА Ъ-КАЧУРОВСКАЯ, ЮЛИЯ Ъ-ТАРАТУТА