фестиваль балет
В сражение за балетную "Золотую маску" вступили новые претенденты. В одной программе в "Новой опере" были представлены танцсимфония "Величие мироздания" в исполнении труппы Санкт-Петербургской консерватории и "Ballet Imperial" Пермского театра оперы и балета. По мнению ТАТЬЯНЫ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ, этот вечер выявил одновременно лидера и аутсайдера соревнования.
Перед началом представления на сцене появился главный балетмейстер театра Санкт-Петербургской консерватории Никита Долгушин. Проникновенно и трепетно, как умеют одни петербуржцы, народный артист СССР рассказал о предстоящем событии. О том, что танцсимфония Федора Лопухова, поставленная им на музыку Четвертой симфонии Бетховена и известная всему миру по книгам и учебникам, была показана в 1923 году в Петербурге один-единственный раз. Что "детище" великого балетмейстера "было попрано", но к 80-летию со дня первой постановки реконструировано по записям хореографа его внуком, тоже Федором Лопуховым. И мы присутствуем при восстановлении исторической справедливости.
А дальше был полнейший конфуз. Трудно представить труппу более беспомощную, чем коллектив уважаемого петербургского вуза. Возможно, в спектакле были заняты не профессионалы-танцовщики, а будущие учителя и хореографы — это предположение хоть как-то объясняет уязвимость их физических кондиций: сучковатые колени, рыхлые стопы, неподъемные ноги, деревянные спины, руки-плавнички. Но бедные студенты оказались к тому же вопиюще безграмотны. Ничего, кроме "пары", не заслуживали они даже за самые незатейливые движения из программы начальных классов балетной школы. Несчастные падали с двух пируэтов, вместо банального rond de jambe par terre (полуокружность, которую нога выписывает по полу) стыдливо ковыряли носком пол, не могли устоять на одной ноге в арабеске и просто сесть в глубокое plie. Жаль, что профессор Долгушин не смог обучить своих подопечных: что греха таить, в их профнепригодных ногах показанное произведение никак не тянуло на шедевр.
Трудно представить себе, чтобы блистательный эрудит Лопухов сочинил это распадающееся на куски адажио, этот анемичный финал с детскими прискоками на одной ножке, эти куцые, настырно повторяющиеся комбинации па. И вряд ли даже 80 лет назад восемнадцать лучших танцовщиков Мариинского театра (среди которых были будущие хореографы Баланчин и Лавровский и мировая звезда Александра Данилова) смогли так вдохновиться этой хореографией, чтобы репетировать по ночам.
Законным образом возникает подозрение: соответствует ли предъявленная танцсимфония оригиналу 1923 года? Дело в том, что именно эту работу автор Лопухов преподробнейшим образом записал сразу после провалившейся премьеры. Все 80 прошедших лет эти записи преспокойно хранились в Театральном музее, были использованы Галиной Добровольской в ее книге о Федоре Лопухове, а также постановщиком Натальей Воскресенской, три года назад реконструировавшей этот балет для второразрядной японской труппы. Книжные описания да и запись танцсимфонии, показанная токийским телевидением, сильно отличаются от того, что мы увидели в "Новой опере". По японскому балету легко понять, почему балетмейстера Лопухова считают предтечей современной неоклассики. Виртуозно разработанная композиция адажио, непривычные сочетания отдельных па и целых групп танцовщиков, синкопированные движения, стремительный темп сложнейшего финала — все эти черты баланчинского стиля появились в советской России задолго до того, как сам Джордж Баланчин начал ставить свои бессюжетные балеты. Однако впечатляющая японская версия Натальи Воскресенской — в сущности, пиратство: законными правами на наследие деда обладает его внук. Так что Россия обречена видеть лишь вариант Лопухова-младшего.
Отчего у него получилась такая халтура, неизвестно: то ли убогая консерваторская труппа не смогла справиться с хореографией, то ли у наследника не хватило терпения расшифровать многостраничные записи. Но только поступил он не по-родственному: его вариант танцсимфонии скорее компрометирует, чем чтит память деда-реформатора.
По контрасту с петербуржцами пермская труппа выглядела образцом профессионализма. Творчество Баланчина она осваивает давно и планомерно, с середины 90-х в театр с завидной периодичностью наезжают представители Фонда Баланчина. Одноактный "Ballet Imperial" на музыку Второго фортепианного концерта Чайковского на пермскую сцену перенесли американцы Барт Кук и Мария Калегари. Этот балет Джордж Баланчин поставил в 1941 году для своих учеников, спешно рекрутированных на гастроли по Южной Америке. Латиноамериканцев хореограф хотел сразить величием имперского классического балета. Получился один из самых академичных и одновременно учебных спектаклей Баланчина. Разделы классического экзерсиса, модифицированного великим педагогом-хореографом, здесь представлены в лучшем виде: разнообразная работа рук и корпуса, изощренность сценического рисунка, прыжки — большие и малые, мелкая пуантная техника, вращения, адажио с обильными поддержками и обводками.
Пермские артисты одолели баланчинскую премудрость если не с легкостью, то с чрезвычайной добросовестностью. Да, премьер Роман Геер был зажат, некуртуазен и свои па выполнял с видимыми усилиями. Да, обе балерины выглядели скорее советскими отличницами, чем баланчинскими "кошечками" и "лошадками" (как любил классифицировать своих прим создатель американского балета). Но их танец был честен, и его не смогли омрачить даже легкие помарки вроде падения или сорванного финального пируэта. А превосходно вышколенный кордебалет выполнял сложнейшие перестроения с точностью часового механизма. Остальное довершил сам Баланчин, его великолепный "Ballet Imperial" был принят на ура.
Теперь предсказать исход конкурса будет непросто. Фаворит "Золотой маски" — "Светлый ручей" Большого театра — заполучил серьезного конкурента. Не исключено, что политкорректное жюри решит поощрить качественную работу провинциального театра, тем более что москвичи увезли все "Маски" прошлого года.