фестиваль интерьер и дизайн
В Доме на Брестской (2-я Брестская, 6) открылся фестиваль архитектуры и дизайна "Под крышей дома". Нынешний фестиваль уже шестой, однако ему впервые удалось первым сформулировать новую концепцию современного русского интерьера. В интерьер пришел трэш. За его приходом наблюдал ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Анжела Моисеева и Валерий Лизунов показывают на фестивале свое кафе "Пойзн" (то бишь яд). Стеклянные стены, намек на Японию в мебели, современные светильники, стены — бесконечная вязь индуистских рельефов. Петербургские архитекторы Алексей Левчук и Сергей Романчук сделали "Японский ресторан". Японского в нем — только кухня, интерьер — стеклянный минимализм, но на потолке располагается гигантская копия картины Рубенса. Общая мясистость рубенсовских тел, увеличенная относительно оригинала в пять-семь раз, производит раблезианское впечатление, остро сочетающееся с обидной скромностью размеров японских суси и сасими. Архитектурное бюро "Пиафф" построило русскую бревенчатую баню с пагодообразной крышей. Баня расположена на крыше высотного здания, в стеклянной пирамиде, напоминающей одновременно и Египет, и пирамиду Пея в Лувре. Бюро Светланы Писарской показывает на фестивале "Рыбный ресторан", в котором все перегородки, ограждения, лестничные шахты и даже потолки сделаны из металлической сетки. Вместе это напоминает интерьер тюрьмы "Кресты", но за решеткой расставлена роскошная мебель, ассоциирующаяся с венской кондитерской. Вместо пирожных — рыба. За решетками потолка видны стропила деревянного чердака, так что все это еще отчасти и в избе.
Этот ряд можно продолжать. Такой стиль называют по-разному — микс, фьюжн, но название "трэш" мне кажется самым подходящим. Трэш — то есть мусор. Член жюри фестиваля Рем Колхас и многие вслед за ним определяют то же самое словом "гарбадж", но слово "garbage" в отличие от "trash" имеет оттенок "гниющий мусор", что больше подходит для идей органического города, которым занимается господин Колхас. Трэш — содержание мусорной корзины, по преимуществу бумажной.
Мусор давно стал предметом современного искусства, но в архитектуру это пришло именно сегодня. Причем предметом архитектурного переживания здесь служит не столько сам факт мусорности, ценный для художников, но, так сказать, тончайшие структурные особенности соединения разнородных фрагментов ненужного в единство мусорной корзины. Здесь важны, во-первых, полнейшая случайность и непредставимость единства — что общего у небоскреба, русской бани и египетской пирамиды? Тюрьмы и венской кондитерской? Рубенса и японских роллов? Во-вторых, полнейшая бессмысленность этого единства — это не постмодернизм, где нагромождение цитат строилось вокруг какого-то тонко зашифрованного значения, тут никакого значения нет, в чем вся прелесть и заключается. Смысл соединения только в подчеркивании контрастов соединенного, экзотизм индуистских рельефов особенно остро смотрится на фоне стеклянных офисных перегородок. И наконец, в-третьих, экзотичность ингредиентов этого единства. Настоящий трэш невозможен, если в вашу корзинку для мусора помимо обычной лабуды не залетело что-нибудь из Индии, Индонезии, Казахстана или античности.
Трэш оказался прямо-таки центральной формулой сегодняшнего русского интерьера. Сменилась идеология. Интерьер середины 90-х был интерьером "подлинной" архитектуры. Классический или авангардный — неважно, он претендовал на то, чтобы создавать для человека "правильную" жизнь, так же, как претендовала на строительство правильной жизни вся советская архитектура. Это была "утопия в интерьере". Но трэш не предлагает никакой "правильной" жизни, он предлагает развлечения. Сменились имена — из интерьера ушли "идейные" архитекторы, они теперь строят дома, а в интерьере работает новое поколение. На фестивале больше нет его прошлых героев и победителей — ни Михаила Филиппова, ни Левона Айрапетова, ни Дмитрия Величкина, ни Антона Надточего и Веры Бутко. Сменился жанр — если в 90-е годы главными были квартира и офис, то сегодня главными стали клуб и ресторан. Ресторан я бы вообще назвал главным жанром трэша, потому что по структуре трэш-интерьер больше всего походит на сложный салат. Элементы современного архитектурного языка — стекло, металл, шлифованный бетон — выполняют роль связующего майонеза; куски из Рубенса, Японии, русской избы и индуистских храмов — наполнение салата.
О качестве такой архитектуры сказать что-либо сложно: вроде бы тебя чем-то накормили, а чем, непонятно, и зачем, тоже непонятно. Но эта архитектура чрезвычайно созвучна современному мироощущению, в особенности российскому. У нас не только кино или литература — трэш, у нас даже новостные программы делаются по тому же принципу: что-то сказали, а что имели в виду, непонятно. Очень способствует деполитизации населения. Архитектура больше не высказывает больших идей, она развлекает. Есть соленые огурцы с вишневым вареньем, может быть, и неприятно, зато это создает ощущение насыщенности и полноты жизни, и некоторое время думать ни о чем, кроме съеденного, невозможно.
Но если об архитектуре сказать сложно, то можно сказать о качестве фестиваля. До сих пор фестиваль много ругали за отсутствие внятной позиции, за хаотичность, попросту излишнее количество мусора. А теперь он наконец нашел себя. Он зафиксировал принципиально новую моду в интерьере, он представил новые имена, он откровенно вырвался вперед. Собственную замусоренность он перевел в состояние эстетического лозунга.