В Роттердаме и в Берлине проходят выставки инсталляций и фоторабот Ульрике Оттингер, а на Берлинском фестивале прошла премьера ее фильма "Двенадцать стульев" по роману Ильи Ильфа и Евгения Петрова. С УЛЬРИКЕ ОТТИНГЕР встретился АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
— Вы немка, родились в 1942 году, в двадцатилетнем возрасте уехали в Париж, занялись изобразительными искусствами. Что привело вас в кино?
— Париж 60-х годов был пропитан кинематографом. Я, как и множество молодых людей со всей Европы, в том числе русских эмигрантов, проводила целые дни во Французской синематеке. Меня с самого начала занимала идея коллажа и монтажа в искусстве, а кино — та сфера, где эта идея нашла совершенное воплощение. В те годы я много фотографировала, хотя и не считала себя фотографом. Сняла первые короткометражки и постепенно вошла в мир кино. Всегда была оператором и монтажером своих фильмов — это для меня принципиально.
— Что привлекло вас в романе "Двенадцать стульев"?
— Меня пленил дух Одессы и дух романа Ильфа и Петрова. В нем есть все фундаментальные элементы для описания вашей страны. Он невероятно актуален сегодня, в эпоху перемен, когда новые Бендеры мобилизуют свой ум и фантазию, используют возможности нового времени по максимуму.
Скажем, одесский рынок — это поэма. Там встречаешь женщин, которые из последних сил тянут своих мужей-пьяниц, но сохраняют юмор и создают неповторимый колорит. Среди них есть и очень интеллигентные, которые прекрасно говорят по-французски. Познакомилась с одесскими актерами, вошла в их повседневную жизнь. Георгий Делижев — он сыграл Бендера — фанатик своего театра, проводит там день и ночь. Геннадий Скарга, Воробьянинов, зарабатывает деньги в двадцати местах, чтобы выжить. Я работала с ними не по системе Станиславского: впрочем, даже те, кто ссылаются на эту систему, в разных странах понимают ее по-своему. Чаще я думала о Гоголе и Чехове, которые находили потрясающую форму, чтобы показать эту невероятную реальность вашей страны. Мне близка традиция гротеска: это то, что вырастает из реальности, но ничуть не напоминает натурализм.
— Встречались ли вы со знаменитой одесситкой Кирой Муратовой?
— Нет, ни разу, хотя работала на той же студии. Видела ее фильм "Чеховские мотивы" — по-моему, замечательный. Снимала некоторых ее актеров, например, Наталью Бузько в роли Эллочки. В ролях второго плана снимались непрофессионалы: я люблю такое сочетание.
— Как получилось, что ваши съемочные маршруты завели вас так далеко на восток — до самой Монголии?
— В детстве я любила читать и совершала мысленные путешествия по странам и эпохам: классика, модернизм, 20-е годы. С этого наивного детского желания путешествовать все и пошло. Мне хочется понять, как меняется культура, что остается в ней от старого, традиционного уклада, как в нее входит свежая кровь. Войны, экономические потрясения — все это становится ферментом, который будоражит культуру. В конце 80-х я поехала в Монголию и Китай, там можно было ощутить сильное влияние России — ведь я снимала в тех местах к юго-западу от Иркутска, где исторически проходила русско-монгольская тропа. Появились фильмы "Жанна д`Арк Монголии" и "Тайга", а также одноименные выставочные проекты.
— Потом вы заинтересовались Восточной Европой?
— Я начала снимать фильм "Дорога на Юго-Восток" в Берлине — городе, который объединил две Европы, потом объехала на машине Польшу, Чехию, Словакию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Украину, доехала до Турции. В Восточной Европе почти не было туристов, и эти страны, только что освободившиеся от коммунизма и брошенные в пучину хаоса, оказались полностью забыты mass media. Между тем жизнь, которая там кипела, была богаче и интереснее любого художественного кино. С помощью киевских друзей побывала на Днепре, в Полтаве, Керчи, Судаке, провела в этих местах по несколько недель в разгар зимы. Наконец, добралась до Одессы, знакомой по многим фильмам начиная с Эйзенштейна.
— Вы делали фильмы, фотосессии, "омажи", спектакли с Валеской Герт, Верушкой фон Лендорф, Дельфин Сейриг — культовыми фигурами европейской арт-сцены...
— Дельфин Сейриг снималась у меня трижды и продолжала бы дальше, если бы не ее безвременная смерть. Верушка фон Лендорф с ее андрогинным типом играла Габриеле д`Аннунцио в моем спектакле "Клара Ш." и Дориана Грея в фильме "Дориан Грей в зеркале желтой прессы". Это одна из самых харизматичных личностей, с которыми мне приходилось сталкиваться. Ее знают как супермодель, кроме того, она незабываемо мелькнула в "Фотоувеличении" Антониони. Но Верушка не просто модель, это нечто большее.
— Она хорошая актриса?
— "Актриса" — не то слово, она из тех, кого я называю современными интерпретаторами. Никакой актер, даже самый профессиональный, не может делать все. Надо найти в каждом, что именно он умеет лучше всех, и вытащить это из него.
— Ваша карьера в немецком кино и визуальных искусствах заставляет многих считать вас ярой индивидуалистской. И в то же время феминисткой. Как вы относитесь к этому движению?
— Я начала работать еще до того, как феминизм оформился в движение. В моих фильмах было столько фантазии и всяких бредней, что феминистки отказывались признавать меня своим агитпропом. Разумеется, я за то, чтобы женщины имели больше возможностей себя выразить. Но это касается и всех прочих индивидуальностей на земле. Я против догматического и ортодоксального феминизма.