Дефицит бюджета

Помощник президента Максим Орешкин, как уже сообщал “Ъ”, поручил Минздраву РФ и Русфонду подготовить предложения об интеграции в клиники базы некоммерческого Национального регистра доноров костного мозга (Национального РДКМ) и подключении его к созданию Федерального регистра («Конец монополии?», см. “Ъ” от 11 сентября). Помощник президента предложил Русфонду сформулировать «свои подходы» к повышению роли благотворительных НКО в развитии здравоохранения: «Мы коллегам в Минздрав передадим ваши предложения и получим их реакцию».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Максим Орешкин предложил подготовить такую справку в ответ на мою реплику: «История с министерским бойкотом Национального РДКМ — лишь частный случай. Минздрав в принципе не планирует и даже не учитывает системные пожертвования фондов». Хотя эти пожертвования (их еще называют институциональными) ежегодно исчисляются десятками миллиардов рублей вложений. Представляется, что и проблема тут институциональная. Минздрав полагает, будто дефицит бюджета возникает, когда Минфин недодал денег. А в народе считают, что бюджетный дефицит — это когда мощности клиник, их лечебные протоколы недофинансированы. Потому-то четверть века именно на медицину у нас жертвуют больше всего.

1 октября Русфонду исполняется 24 года, с 1996 года он потратил 15 млрд руб. на оплату лечения тяжелобольных детей. При этом мы не подменяем госбюджет, мы его дополняем. Иными словами, детям Русфонда не досталось государственного финансирования. Есть одна подробность в этих благотворительных инвестициях: 8,22 млрд руб., или 55% всех сборов, Русфонд вложил в инновации клиник, во внедрение новых медицинских технологий.

Все началось в 1999 году с обращения хирурга Михаила Михайловского из Новосибирского НИИТО Минздрава РФ. Хирург попросил для 15-летнего Саши С. (сколиоз 4-й степени) из Новокузнецка купить импортную металлоконструкцию. Имплантировав ее, хирург навсегда бы вернул мальчику прямую спину. Конструкция стоила 150 тыс. руб. Это был первый в стране опыт радикального лечения сколиоза и новая тема для Русфонда.

Публикация имела взрывной успех: сборы превысили 300 тыс. руб., и НИИТО предложил Русфонду заключить договор о финансировании системного внедрения метода. Этот договор 1999 года стал первым в РФ соглашением НКО и федерального НИИ. Вскоре несколько медцентров тоже освоили этот метод лечения тяжелого подросткового сколиоза, и с середины нулевых годов Минздрав открыл финансирование метода из госбюджета. Оно недостаточно, и мы продолжаем покупки конструкций федеральным и региональным клиникам.

21 год Русфонд финансирует десятки инновационных проектов клиник. Минздрав либо не замечает эти вложения, либо противодействует нам. Есть даже обоснование невозможности сотрудничества с Русфондом в области инновационных проектов и финансирования наиболее актуальной высокотехнологичной медпомощи. Бывший министр здравоохранения Вероника Скворцова (ныне руководитель ФМБА.— Русфонд) утверждала: «Действующими нормативно-правовыми документами не предусмотрено заключение договоров с благотворительными фондами на дополнительное финансирование высокотехнологичной медицинской помощи из пожертвований граждан и компаний». Это, мягко говоря, неправда. И клиники годами по договорам исправно получают от Русфонда лекарства, импланты, оборудование и расходники. И правильно делают!

В этом году в условиях пандемии Русфонд ведет одиннадцать таких проектов в 22 государственных, двух коммерческих клиниках и в некоммерческом Национальном РДКМ.

Мы считаем, что Минздраву давно следовало бы создать постоянную комиссию по внедрению инновационных проектов с опорой на гражданское общество и пригласить в комиссию нас и другие фонды. Сейчас это невозможно: Минздрав не мониторит инновационные предложения клиник, не учитывает наши пожертвования и категорически против договорных финансовых отношений с НКО. Это не упущения, это принципиальная позиция. Минздрав рассматривает системные фандрайзинговые фонды как подсобников, подручных, а не как хозяйствующие субъекты на рынке услуг.

Если министерство решится на сотрудничество с фондами в благотворительном дофинансировании клиник, то возникнет еще проблема. Затраты фондов на организацию сборов пожертвований сейчас оплачивают жертвователи. Это законно, но справедливо ли? Бенефициарами таких инвестиций являются клиники Минздрава. К примеру, сборы Русфонда в 2019 году составили 1,436 млрд руб. Из них 1,12 млрд руб. потрачены на клинические проекты помощи детям. При этом себестоимость Русфонда оценивается в 10% от сборов. Логично, если Минздрав в таких случаях возьмет на себя расходы фондов на фандрайзинг.

Лев Амбиндер, президент Русфонда, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, член Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере