После полугодового карантинного перерыва труппа Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко показала зрителям двухчастную программу из 13 номеров под названием «Гала-балет», в которой были представлены все ведущие солисты труппы, а также хореографы — от 202-летнего Мариуса Петипа до 23-летнего Максима Севагина. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Публика Музтеатра Станиславского вела себя дисциплинированно: не снимала маски даже во время действия, что не мешало ей живо реагировать на происходящее. В свою очередь, театр сделал все, чтобы поддержать эту живость. Единственной концепцией обширной программы можно назвать стремление к разнообразию — историческому, стилевому и жанровому в диапазоне от церемонной учтивости «Спящей красавицы» Мариуса Петипа до истерического гиперреализма «Кантаты» Мауро Бигонцетти. Позаботившись о развлечении зрителей, балетный худрук труппы Лоран Илер сделал все, чтобы не заскучали и артисты: включил в программу много новых для труппы номеров и предложил своим солистам непривычные амплуа. Репертуар, за двумя исключениями, оказался русско-французским. Лоран Илер, внимательный к балетной истории, позаботился и о советских раритетах.
Открывал программу массовый цыганский танец из «Лауренсии» Чабукиани 1939 года; и хотя модельного вида кордебалетные «цыганки» выглядели довольно забавно, солистка Полина Заярная каким-то чудом сумела сохранить дух и даже технику сценического характерного танца, уже с полвека как выброшенного на свалку истории. Комический номер Дмитрия Брянцева «Странный дуэт» оживил незатейливое обаяние хореографии конца 1970-х, эпохи «Гусарской баллады» и телефильмов с Екатериной Максимовой: красавец-премьер Георги Смилевски был неузнаваем в образе бравого усатого капрала, неувядающая Анастасия Першенкова с наслаждением отрывалась в роли гризетки. Французские 1990-е представлял «Парк» Анжелена Прельжокажа, в котором на премьере в Парижской опере блистал сам Лоран Илер. Знаменитый финальный дуэт, шедевр балетной эротики, худрук поручил Денису Дмитриеву, благородному герою, и добился-таки того, что этот сдержанный интроверт вполне правдоподобно сыграл любовную истому и прекрасно исполнил «поцелуйный» круг вращений шене, в котором партнеров соединяют только губы и руки дамы, обвивающие шею кавалера. Непривычный оттенок в этот популярный дуэт внесла «любовница» — Мария Бек: девушка отнюдь не хрупкая, она добивалась любви с такой напористостью, что ее деликатный партнер выглядел жертвой домогательств.
Зато ни грана эротики не удалось обнаружить в «балконном» дуэте Ромео и Джульетты, даром что художник Игорь Чапурин облачил веронских любовников в телесного цвета корсеты с развязанными тесемками, процитировав — вероятно, сознательно — костюмы из килиановской «Маленькой смерти». В хореографии эрудированного Максима Севагина различные цитаты тоже имелись, но скомпилированы они были так обрывочно, что, например, опытный хореограф Юрий Посохов усмотрел в этом авторскую оригинальность. Молодой автор действительно старался сочинять непохоже на предшественников. На патетические пассажи музыки Прокофьева герои отвечали сдержанными обводками, мелкими рондами и реверансиками с отставленными попками; «иллюстративные» объятия руками исключались, а поддержки, в которых Ксения Шевцова своими очаровательными ногами обхватывала с разных сторон торс высокого и нескладного Ивана Михалева, не свидетельствовали о большой любви. Впрочем, выносить вердикт преждевременно, надо дождаться мировой премьеры: юному хореографу, ставящему с 15 лет и уже отмеченному различными наградами, Музтеатр Станиславского заказал постановку балета Прокофьева целиком во всей его трехактной грандиозности. Однако хореографу стоило бы лично исполнить роль Ромео. Танцовщик Максим Севагин одаренный, и ту несколько суетливую избыточность, которой он наделил пластику своего Ромео, лучше всего передаст он сам: хороших ведущих танцовщиков (в отличие от балерин) «Стасику» явно недостает.
Главный премьер-«технарь» театра Дмитрий Соболевский вышел из карантина с потерями. Его от природы негибкая спина заскорузла в сутулости, как торс дровосека, невеликий шаг раздергивался в разножках jete en tournant с видимой судорожностью, вращение стало совсем ненадежным, позиции — неточными. И все это выявила единственная мужская вариация «Пахиты», Grand pas из которой, призванное продемонстрировать готовность труппы к классическим подвигам, завершало программу. Очевидно, что корифейки, шатающиеся в арабесках, пока не в лучшей форме. Солистки в «двойках» танцевали уверенно и ровно и столь же единодушно не отрывались от сцены на прыжках. Прыжки и устойчивость, конечно, дело наживное, но вот плечи «испанок», гуляющие по-купечески широко, следует привести в классическую норму немедленно. В «Пахите» царила Пахита: Оксана Кардаш будто и не заметила коронавируса. Тонкая, тренированная, она и держалась с властностью примы, и па-де-ша отпрыгала с легкостью, и фуэте открутила чисто и быстро. Этот обожаемый трюк зрители приняли с непосредственной радостью, хлопая в такт, как на деревенской свадьбе. На финальные поклоны вышел французский худрук и на ломаном русском поблагодарил артистов, репетиторов и зрителей. «Ура!» — донеслось в ответ из зала, и стало ясно, что театралы и артисты победили ковид. По крайней мере, в этот вечер в этом театре.