концерт классика
В Большом зале консерватории пианист Константин Лифшиц сыграл 24 прелюдии и фуги из Второго тома "Хорошо темперированного клавира" Иоганна Себастьяна Баха. Комментирует ВАРВАРА Ъ-ТУРОВА."Хорошо темперированный клавир" --это 48 прелюдий и фуг во всех возможных тональностях. Бах написал их "для пользы и употребления жадного до учения музыкального юношества, как и для особого времяпрепровождения тех, кто уже преуспел в этом учении". Константин Лифшиц относится к именно к тем "преуспевшим", хотя 29-летний пианист на афишах и в программках, как правило, именуется "молодым талантом". Его возраст не считается для музыканта даже "взрослым", не говоря уже о зрелости, но в отношении Константина Лифшица это словосочетание режет глаз, поскольку подразумевает некоторую снисходительность. Сыграв на выпускном экзамене Гнесинской десятилетки баховские "Гольдберг-вариации", Константин Лифшиц зарекомендовал себя тонким и интересным музыкантом, не нуждающимся в скидках на возраст. Его интерпретации Баха, неоднозначные и подчас даже провокационные, вызывают споры, сходные с теми, что возникали после каждой ноты, сыгранной гением исполнения Баха Гленном Гульдом.
Константин Лифшиц сочетает в себе гульдовскую детскую открытость и чистоту сознания с романтизмом мастеров уровня Святослава Рихтера и Григория Соколова. Именно Константина Лифшица можно назвать своеобразным последователем почти вымершего сейчас музыкального стиля — исполненного бесконечной глубины, красоты и благородства. Сыграть в один вечер 24 прелюдии и фуги — напряжение, не сравнимое в музыке, наверное, ни с чем. И дело даже не в технических сложностях, которых навалом у Баха, виртуозно игравшего на органе и клавире. Гораздо большую проблему представляет для исполнителя интеллектуальная насыщенность пьес, их глубокий смысл, масштабность и пафос.
Возможно, именно значимость каждой отдельно взятой фуги и помешала пианисту представить ХТК как единый цикл. Он даже не пытается объединить пьесы, следуя какой-либо, в том числе темповой, логике,— играет их все по отдельности, ярко демонстрируя достоинства каждой. Так, до-диез-мажорная прелюдия, сыгранная в непривычно и поначалу мучительно медленном темпе, оказалась не этакой стремительной, блестящей музычкой, какой она часто предстает в обычном, быстром темпе, а нежной и душевной. Даже прикосновения пианиста к клавишам напоминали поглаживания, как бы успокаивающие после до-минорной фуги — мрачной и почти агрессивной. А в первой, до-мажорной прелюдии обильная педаль, не принятая в Бахе и считающаяся почти дурным тоном, сделала звук консерваторского "Стейнвея" фантастически похожим на органный. Вообще, игра с тембрами составляет одно из главных достоинств пианиста.
Впрочем, некоторые решения Константина Лифшица небесспорны. Например, акценты через ноту в теме ре-минорной фуги или быстрый темп и решительный характер фа-диез-минорной пары. Прелюдии удавались пианисту лучше фуг. Исключение составила ля-бемоль-мажорная прелюдия, в которой пианист основательно забыл текст. Это можно объяснить напряжением — она была семнадцатой по счету. Неточности в тексте случались и до нее, но их можно было даже не заметить. После ля-бемоль-мажора пианист так и не смог оправиться. Усталость будто наваливалась на него с каждой пьесой. Последние несколько пар Константин Лифшиц просто доигрывал, стараясь лишь не сбиться. Впрочем, после концерта обидными кажутся не те несколько забытых строчек. А то, что Третьего тома "Хорошо темперированного клавира" Иоганн Себастьян Бах не написал.