Переворот в Мали — имеющем стратегическое значение государстве в Западной Африке, площадь которого в три с половиной раза превышает площадь Германии,— добавил африканского политического экстрима в мировую информационную картину, определяемую президентской гонкой в США, кризисом в Белоруссии и второй волной пандемии коронавируса в Азии и Европе.
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
Новость о том, что Ибрагим Бубакар Кейта, переизбранный на второй срок всего два года назад, вдруг заторопился на выход и скоропостижно сложил с себя полномочия, в прощальном слове поблагодарив малийский народ «за многолетнюю поддержку и теплоту чувств», вряд ли способна вызвать бурю эмоций за пределами Африканского континента, в том числе в России.
Причина проста: многие далекие от политики и географии люди, не способные показать Мали на карте мира, вряд ли знали о существовании Ибрагима Бубакара Кейты и вот теперь открыли для себя сразу две вещи: оказывается, у государства Мали был такой президент и вот он был свергнут в ходе военного переворота. Вряд ли такой уж широкий резонанс вызовет и новость о том, что вместе с Ибрагимом Бубакаром Кейтой уходит Бубу Сиссе — так звали теперь уже бывшего малийского премьера, который продержался на своем посту и того меньше, какой-то год.
Учитывая, что Мали не Америка и не другие страны, формирующие мировую информационную повестку, многим вряд ли захочется перегружать себя кажущейся ненужной и второстепенной информацией из этой далекой страны, пережившей военный переворот. И открывать для себя многие вещи.
К примеру, то, что туарег — это не только внедорожник, но и коренной житель этих неспокойных мест, где всегда идет племенная борьба за власть, в которой не существует правил.
И если уж начнется схватка, как несколько лет назад война с исламистами, то это будет такая рубка, что «Мали не покажется».
В таком случае есть ли некий универсальный смысл в драме Ибрагима Бубакара Кейты и его правой руки Бубу Сиссе?
«Я им подчинился, поскольку не хотел, чтобы была пролита кровь ради того, чтобы я удержался у власти» — это цитата из Ибрагима Бубакара Кейты, объяснившего, почему он согласился выполнить требование мятежников уйти добровольно.
А вот заявление другого политика, прозвучавшее одновременно с этим признанием и почти дословно повторяющее слова экс-президента Кейты. Словно один подсмотрел слова у другого: «Я пошел на то, что оставил свой пост и ушел, но только чтобы избежать раскола и нашей внутренней войны».
Второе высказывание принадлежит первому президенту СССР Михаилу Горбачеву. В 29-ю годовщину путча августа 1991 года, которая совпала с переворотом в Мали, бывший советский лидер в интервью «Комсомольской правде» вспомнил события почти 30-летней давности, когда на сцену вышла группа силовиков, включая министра обороны Дмитрия Язова, председателя КГБ Владимира Крючкова и министра внутренних дел Бориса Пуго, заявивших о неспособности советского лидера управлять страной. Более того, Михаил Горбачев попытался ответить на вопрос, можно ли извлечь какие-то уроки из советского августа 1991-го для белорусского августа 2020-го.
Притом что СССР был совсем даже не Мали, злые языки называли его «Верхней Вольтой с ракетами», и с этим определением как-то даже не стал спорить Владимир Путин, лишь однажды пошутив, что «ракет было завались». А ведь Верхняя Вольта (ныне Буркина-Фасо), между прочим, соседствует с Мали и на нее похожа.
Учитывая это, между нынешним африканским и давним советским путчами просматриваются аналогии и параллели.
В мире есть десятки примеров того, как в критический для страны момент, в ситуации, когда «верхи не могут, а низы не хотят», роль спасителей нации вынужденно берут на себя армия и силовые структуры, выступающие гарантами сохранения стабильности и предотвращения социального взрыва.
Когда все летит под откос и при этом демократические институты парализованы, а социальная напряженность нарастает, включаются неконституционные механизмы «экстренного торможения». Если не «бархатные революции», то этими механизмами становятся военные перевороты, или путчи, которые до последнего времени по большей части были характерны для африканского, азиатского и латиноамериканского мира.
Возникали, впрочем, и некие гибридные формы, когда «бархатные революции» побеждали после того, как протестующих поддерживали бросившие своего патрона силовики.
Еще недавно военные перевороты выглядели все большим анахронизмом, учитывая, что чилийский Пиночет, индонезийский Сухарто и пакистанский Мушарраф давно ушли в историю и некогда возглавляемые ими страны подвели черту под эпохой военного правления окончательно и бесповоротно.
Но ностальгия по переворотам и вера в то, что они по-прежнему могут быть крайним, но эффективным средством выхода страны из штопора, никуда не делись. В разгар беспорядков этого года в США, когда складывалось впечатление, что федеральные власти теряют контроль над ситуацией, многие у нас всерьез рассуждали о том, что спасти Америку могут только свержение Дональда Трампа и приход к власти военных.
Какой бы бредовой ни была эта версия, свидетельствующая об отсутствии элементарного понимания того, как устроена американская политика, сам факт ее появления символичен.
И вот военный переворот в Мали, в ходе которого уже создан Комитет национального спасения и звучат призывы к «политической трансформации» и «честным всеобщим выборам», заставляет задуматься над тем, что современная политика представляет собой сообщающиеся сосуды.
В ней нередко возникают схожие ситуации, кипят одни и те же страсти и действуют одни и те же писаные и неписаные законы — от Африки до постсоветского пространства.
