дата балет
Сегодня весь балетный мир празднует столетие главного хореографа ХХ века Георгия Баланчивадзе, ставшего знаменитым под именем Джорджа Баланчина.
С вершины 100-летнего юбилея жизнь главного балетного автора века кажется этаким неотвратимым поступательным шествием к триумфу. На самом деле судьба Георгия Баланчивадзе выглядит как цепь случайностей: разорвись одно звено, рассыплется все. Если бы 20-летнего юнца с женой, подружкой и парой приятелей не выпустили в 1924-м из советской России на гастроли в Германию, ничего "баланчинского" в СССР ему поставить просто бы не дали. Если бы на этих гастролях ребятам не предложили ангажемент сначала англичане, потом всемогущий Сергей Дягилев (заменивший непроизносимую грузинскую фамилию удобным псевдонимом "Баланчин"), вернулись бы на родину как миленькие. Если бы богатый интеллектуал-американец Линкольн Керстайн не уломал бы хореографа перебраться в США, Жорж Баланчин в перенаселенной балетными людьми Европе перебивался бы случайными постановками в чужих компаниях — его собственная труппа не выдержала конкуренции (злые языки острили, что название хореограф ей выбрал пророческое — "Балет 1933" просуществовал меньше года). И, наконец, если бы Парижская опера, пригласившая Джорджа Баланчина в 1947-м возглавить свой балет, не вернула бы на следующий год привычного ей худрука Сержа Лифаря, работы хореографа, да и развитие французского балета могли бы оказаться совсем иными.
С 1933 года роль посланца судьбы взял на себя Линкольн Керстайн: он вытащил в США молодого русского не по аристократической прихоти, а захваченный "уникальной возможностью создать американский балет в ближайшие три года". В письме своему другу он высказался более чем решительно: "Я готов жизнь свою поставить на его (Баланчина.—Ъ) талант". И поставил: последующие 15 лет отмечены его беспрестанной борьбой за невиданный для Америки (да и не только для нее) вид искусства — классический балет нового типа. Без сюжета, без костюмов, без декораций, без звездных балерин, без страстей, без трюков, без легкой музыки. Публике предлагалось переваривать Стравинского, Хиндемита, Веберна, в крайнем случае — Баха или небалетного Чайковского, а удовольствие получать от самого танца без всяких примесей. Тут Джордж Баланчин был непреклонен: на бесконечные вопросы "про что ваш балет", отвечал почти как Вирджиния Вулф: "Вы же не спрашиваете, про что эта роза?"
Коммерческого успеха его балеты (тогда уже были поставлены гениальные "Серенада", "Кончерто барокко", "Четыре темперамента") решительно не имели — публика считала их холодными, скучными, и финансовый крах подстерегал чуть ли не каждое начинание Джорджа Баланчина и его верного спонсора. Впрочем, хореограф не был снобом — десять лет он зарабатывал на жизнь мюзиклами, мечась между Бродвеем и Голливудом. На триумфальную прямую судьба вывела его неожиданно: в 1948-м, когда испускала дух очередная труппа Баланчина--Керстайна под названием "Ballet Society", ее взял на попечение муниципалитет Нью-Йорка, включив в состав городского New York City Centre и предоставив хореографу полную свободу.
Свой New York City Ballet Джордж Баланчин превратил почти в императорский. Власть его была неограниченной и тотальной. Свой "народ" он муштровал с детства, неустанно контролируя школу при театре и выискивая малолетних звезд (считал, что балерина должна быть юной, и бестрепетно избавлялся от стареющих прим-фавориток). Лично давал уроки в труппе — в полной тишине, щелчками пальцев обозначая ритм. Требовал полнейшего самоотречения: ужасно сердился, когда балерины выходили замуж (считал, что с замужеством они теряют идентичность), а беременность рассматривал как предательство. Воспитывал артистов (скорее — артисток), как Хиггинс — Элизу Дулитл: указывал, как ходить, что есть, что носить, какими духами пользоваться. Не баловал и зрителей: никогда не называл составы танцующих, чтобы ходили смотреть балеты, а не балерин. И запойно ставил: на одноактный балет у него уходило две-три недели. Демократичные американцы с восторгом покорились самодержцу: "мистера B" боготворили все поколения артистов, прошедших через его руки. Построенная им балетная империя выдержала кончину своего основателя: NY-City Ballet и сегодня входит в пятерку лучших мировых трупп.
Но и весь остальной мир охотно признал его императором: в этом сезоне только совсем уж заштатная труппа не показывает баланчинскую программу. Более ста мировых театров готовят к юбилею гения торжественные оммажи. Выбор балетов практически не ограничен: за 79 лет своей жизни (свои первые опыты ученик Баланчивадзе поставил еще в стенах Петроградского училища) хореограф изготовил 425 постановок — включая цирковой номер на 50 слонов и 50 балерин. Разумеется, и слоны и многие другие поделки "к случаю" до наших дней не дожили, однако сотни три балетов все-таки сохранились. Тут Джорджу Баланчину повезло больше, чем кому-либо во всей балетной истории: его монументальное наследие детально изучено, зафиксировано в записях и на пленках, его бдительно охраняет Фонд Баланчина и наследники хореографа — балерины и танцовщики, которым он завещал свои спектакли. Собственно, балеты Баланчина никогда не пылились в архивах, превращаясь в "наследие",— их ставят бесперебойно, не только к юбилейным датам. Потому что до сих пор не родился хореограф, знающий технологию и законы классического танца лучше Джорджа Баланчина и умеющий столь же остроумно и радикально их изменять.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА