Ирландская певица Долорес О`Райордан, возглавляющая группу Cranberries, вряд ли могла когда-либо предположить, что ее песни станут стимулом для творчества самого известного музыканта чеченского происхождения. Его зовут Артур Ацаламов, и надо признать, что откровенное подражание Cranberries ограничивается лишь композицией "Котики-наркотики", открывающей первый альбом его группы "Мертвые дельфины". Впрочем, назвать его мелодии самобытными тоже не получается. Артист не слишком выпячивает в мотивах и текстах свои кавказские корни, во многом благодаря которым группе удалось привлечь к себе повышенное внимание. Музыка Артура, скорее, сборник упражнений в американском роке образца 90-х годов. В зачетке "Дельфинов" по этой дисциплине можно смело ставить "уд", легко простив некоторую наивность аранжировок и стихотворные банальности вроде "на руках своих иглою приговор себе ты пишешь". Яркие пятна альбома "Одуванчики для канареек" (фирма грамзаписи "Никитин") — баллада "На моей луне", вполне зрелые для дебютанта "Пьяные танцы" и автобиографический боевик "Мертвый город", в котором Артур Ацаламов пытается вместить в две с половиной минуты надрывного гитарного рока впечатления о разрушенном Грозном.
Договор о дружбе и сотрудничестве молодой русской и маститой французской звукозаписывающих фирм, специализирующихся на интеллигентной современной электронике, состоит из 14 параграфов-треков. Во главе лейбла Tricatel — важный человек Бертран Бургала, певец по типу Гинсбура, композитор вроде Лея, диджей образца Моби. Его релизы представлены на компиляции механизированным французским мелосом Etienne Charry, оптимистичной американкой April March, нервными и, говорят, чрезвычайно модными A. S. Dragon, ретроэлектророком Count Indigo, жестко структурированной, небыстрой мужской электроникой Symphony, 50-секундной безделицей самого гиперпродюсера и... Мишелем Уэльбеком. Это не однофамилец известного писателя-нигилиста. Это он и есть. Судя по треку "Celibataires", на досуге автор "Элементарных частиц" и "Платформы" балуется мелодекламацией на фоне умеренно апокалиптичной электросинтетики. Тренер российской сборной — худрук лейбла "Легкие" Олег Нестеров тоже двинул вперед свои лучшие силы. Игорь Вдовин и проект "Netslov" рядом с подопечными француза словно вообще играют в другую игру. Зарубежные участники проекта по большей части развлекают; наши, если не считать архивных треков "Ансамбля В. Мещерина",— высказываются. У наших все основательно, выпукло, будто люди входили в студию с мыслью: "Сейчас создадим Произведение". Музыка, для которой на Западе придумано название "легкое слушание", у нас делается всерьез и надолго, даже если по замыслу это легкомысленный псевдосаундтрек к советскому мультфильму. Самое приятное в том, что это не идет во вред альбому "Tricatel Legkie. Москва meets Paris" ("Снегири" / "Легкие").Новый фаворит лейбла "Ш2" Алеша Пальцевъ (альбом "Вертопрахъ" ("Снегири" / Ш2) выгодно отличается от прочих подражателей и продолжателей Александра Вертинского. Этот самый Пальцевъ как-то ухитряется не слишком выламываться, не слишком актерствовать, что свойственно всем эпигонам великого русского шансонье, выросшим в среде зарождавшегося русского рок-н-ролла. И прежде всего господин Пальцевъ легко убирает недавно еще гремевший по интеллектуальным рюмочным "Хоронько-оркестр". У Алеши Пальцева на первом месте — история преимущественно автобиографического содержания. Даже если все врет и не было у него ничего с дамами, о которых поется в этом альбоме, то врет красиво. Его лирический герой — это тот тип застольного рассказчика, байками которого заслушиваешься, несмотря на его дурную репутацию. Приятно также, что у господина Пальцева хорошо выходят аранжировки, ориентированные, преимущественно, на романтический рояль, но не чуждые гитар и пастельных шестидесятнических синтезаторов. Кривлянья Дмитрия Хоронько в своей версии upgrade-Вертинского он меняет на мягкий, вкрадчивый вокал, перекликающийся с мяуканьем Ильи Лагутенко. Ну а в лучших моментах "Вертопраха" пение Алеши Пальцева вызывает ассоциации с голосом человека, прославившегося в первую голову отнюдь не на вокальном поприще, но обладавшего незабываемой манерой актерского пения. Его звали Олег Даль.