Все больше российских интернатов заражается коронавирусной инфекцией. Болезнь распространяется из-за недостаточных противоэпидемиологических мер в уже зараженных учреждениях, а также из-за перегруженности системы здравоохранения или нежелания медицинских стационаров принимать зараженных пациентов из интернатов. С подробностями — Ольга Алленова.
Фото: Ильнар Салахиев, Коммерсантъ
Фото: Ильнар Салахиев, Коммерсантъ
«Все варятся в одном котле, заражают друг друга»
Жительница Тульской области Татьяна Кольцова уже несколько дней обзванивает министерства и ведомства региона, чтобы выяснить, почему жителей психоневрологических интернатов (ПНИ), заболевших коронавирусной инфекцией, госпитализируют в больницы «по остаточному принципу».
60-летний брат Татьяны Сергей уже год живет в Торховском ПНИ. «У него есть психическое заболевание, но он раньше всегда жил дома,— рассказывает Татьяна.— Год назад сломал позвоночник с повреждением спинного мозга, он ходить не может, ничего ниже пояса не чувствует. Я не могла ухаживать за ним, он очень тяжелый. Пришлось просить разместить его в интернат». Торховский ПНИ, по словам Татьяны, неплохой: ее брат живет в двухместной комнате, врач заходит к нему каждый день, уход за Сергеем хороший.
Три дня назад она узнала, что у Сергея высокая температура. «Я звоню ему часто, но он не любит жаловаться, у него всегда все нормально,— говорит Татьяна.— Мне никто не говорил, что он заболел. Я звоню часто врачу-психиатру, который лечит Сергея, он и сказал, что три дня назад поднялась температура. Я так поняла, что это была первая ночь, когда сразу у многих температура поднялась.
Вызвали несколько скорых, они долго не приезжали, потом приехало пять машин, увезли пять человек. Но моего брата не забрали и даже не осмотрели его.
Понимаете, у него очень хороший врач, но он психиатр. КТ делают только в Туле, никого на КТ в Тулу из интерната не повезут. Я очень переживаю, что брату станет хуже».
В понедельник и вторник температура у Сергея держалась на 39, сбить ее не могли. Вечером вызвали скорую, но она не приехала. «Я стала звонить на станцию скорой, мне сказали, что вызов был, но потом его отменил сам интернат,— рассказывает Татьяна.— Я не спала всю ночь, утром дозвонилась в интернат, сказали, что удалось сбить температуру. Еще я позвонила в минздрав, в минсоцразвития, со мной нормально поговорили, они бы и рады помочь, но нет мест в больницах. Меня направили на 112, я позвонила, говорила там с врачом, он сказал, что в Торховском интернате врачи скорой осмотрели всех, кто был заявлен. Но Сергея точно не осмотрели, я это знаю. В интернате мне сказали, что в госпитале в Туле под пациентов из нашего интерната выделили всего шесть мест — для самых тяжелых». Она говорит, что отношение к людям с психическими проблемами — «как к неполноценным».
«Мой брат — хороший человек, скромный, любит читать книги,— рассказывает Татьяна.— У него бывают срывы, но разве он не заслужил нормального отношения?»
По ее словам, руководство интерната сделало все, что было в их силах,— в марте в интернате начался карантин, запретили посещения родственников, потом запретили передачи, опасаясь, что вирус попадет в учреждение вместе с продуктами. «Они держались долго, но не удержались,— говорит Татьяна.— Сейчас в интернате ситуация очень плохая. Нет никакой самоизоляции, никаких грязной и чистой зон, все варятся в одном котле, заражают друг друга, болеют. Сотрудников совсем мало — кто-то болеет, кто-то уволился, потому что там бабульки ухаживали, им тоже жить хочется. Сейчас там одна санитарка на отделение.
Мне врача-психиатра по-человечески жалко, он там и спит, и практически живет в этой зараженной зоне. Ему жена говорит бросать все и уходить домой, а он не может людей бросить».
По официальным данным, пандемия коронавируса в России идет на спад, Татьяна слышала об этом в новостях и теперь спрашивает: «Говорят, становится все спокойнее, но в Тульской области более 100 человек заболевает каждый день, все койки в больницах заняты».
“Ъ” отправил запрос в пресс-службу правительства Тульской области о ситуации в Торховском ПНИ.
«Чиновники предпочитают молчать»
Первое заражение в интернатах соцзащиты произошло 12 апреля в Вяземском доме-интернате, где сначала заболел один из сотрудников учреждения, а после тестирования было выявлено 86 зараженных граждан. 11 мая руководство Смоленской области сообщило о 94 инфицированных среди проживающих в Ярцевском доме-интернате для престарелых и инвалидов (более 50% жителей учреждения) и 22 среди сотрудников. 18 мая COVID-19 был подтвержден у 411 проживающих психоневрологического интерната в Санкт-Петербурге, об этом заявили власти города. По данным “Ъ”, речь идет о ПНИ №10, где умерло уже более 20 человек. 22 мая появились данные о заражении 270 жителей Сальского психоневрологического интерната (ПНИ) в Ростовской области, а 25 мая похожая новость пришла из Астраханского дома-интерната для престарелых и инвалидов, где из 323 жителей заболело 124. В мае стало известно о заражении Клинского дома-интерната для престарелых и инвалидов — 13 мая в ответ на запрос “Ъ” минсоцразвития Московской области сообщило о том, что в учреждении тестировано 284 человека, из них заболевшими оказались 109 граждан. По информации “Ъ”, тесты в это учреждение предоставили благотворительные организации — в системе соцзащиты тестов на COVID-19 не хватает.
Учредитель благотворительного фонда «Антон тут рядом» Любовь Аркус рассказала “Ъ”, что в больницах нет персонала для ухода за маломобильными пациентами, а также пациентами с психическими заболеваниями или ментальными нарушениями, поэтому в системе здравоохранения таких пациентов не хотят принимать.
По словам госпожи Аркус, в больницах таких пациентов могут привязывать к кровати, что нарушает права граждан и не способствует выздоровлению.
«Еще в апреле, когда была совместная пресс-конференция Минтруда, психиатров и НКО, я спросила, что же мы будем делать, если начнется COVID-19 в интернатах,— говорит Любовь Аркус.— Куда везти людей из интернатов? Куда везти людей с особенностями из семей? Что делать с пациентами психиатрических больниц, в которых точно будет ковид, потому что персонал туда добирается общественным транспортом и при такой скученности ковид неизбежен? В больницах нет персонала для ухода. Сопровождающих — волонтеров или родственников — в больницы не пускают. Эти вопросы так и остались без ответа. Ковид пришел в интернаты, и это ужасно. Я просила выделить у нас в Питере отдельную больницу, в которой были бы те же самые возможности, что в других больницах,— ИВЛ, пульмонологи, терапевты, все, что положено, и при этом туда могли бы прийти ухаживать волонтеры, сотрудники наши, родственники.
Вместо этого у нас в Питере в психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова и в психиатрической больнице имени Кащенко сделали такие "отстойники", куда стали свозить людей с ментальными нарушениями и с симптомами ковида.
Но в Скворцова-Степанова нет пульмонолога и нет КТ». По словам исполнительного директора благотворительной организации «Перспективы» Екатерины Таранченко, волонтеров и сиделок, нанятых НКО, в больницы не пускают: «Нашим ребятам из интернатов нужен присмотр и уход, а не только лечение. Этого нет и в обычное время, а сейчас тем более. Мы готовы были обеспечить волонтеров и сиделок всеми необходимыми средствами защиты, мы готовы были поставить посты возле палат, где лечатся наши ребята, но нам отказали».
В благотворительном фонде «Старость в радость» считают, что методические рекомендации Минтруда, отправленные в субъекты федерации еще в апреле, позволили бы решить много проблем, если бы не тактика замалчивания, взятая на вооружение властями некоторых регионов, и межведомственные разногласия.
«Регионы поступают по-разному, где-то есть большой коечный фонд, и госпитализируют весь интернат, а где-то нет мест в здравоохранении, и люди остаются болеть в интернате, очень часто это зависит от того, как договариваются внутри региона минздрав и минсоц,— поясняет аналитик фонда Елена Иванова.— Я не уверена, что госпитализировать всех — это оптимальное решение, ведь без нужного ухода в больнице состояние маломобильных людей, людей со старческой астенией, психическими расстройствами обычно ухудшается. Мы считаем, что лечить в интернатах состояния легкой и средней тяжести можно, но тяжелые необходимо лечить в больнице, потому что обеспечить в интернате ИВЛ нереально. Но для организации лечения надо обеспечить учреждение всем необходимым. Там должен быть врач-инфекционист, достаточно персонала по уходу, организованная работа полевого госпиталя с грязной и чистой зонами, СИЗы, лекарства, дезинфекторы и так далее. Это можно сделать, но это требует ресурсов, которых у регионов часто нет».
По словам аналитика, уже начались выплаты федеральных надбавок сотрудникам интернатов, однако такие выплаты положены только штатным сотрудникам учреждений. «Если половина персонала уже болеет, то необходимо нанимать новых людей, но они уже никаких федеральных выплат не получат,— поясняет Елена Иванова.— В таком случае наш фонд приходит на помощь и доплачивает новым сотрудникам. Сегодня это большая часть нашего бюджета. Но чиновники предпочитают молчать о проблемах, надеясь, что они разрешатся сами собой».
Из ответа Минтруда на запрос “Ъ” следует, что в начале июня более 66 тыс. сотрудников интернатных учреждений получили федеральные доплаты. В тех учреждениях, где работают сменами по 14 дней, выплаты проводились за каждую смену. Врачи в интернатах получают по 40 тыс. рублей за смену, если в учреждении нет COVID-19, и 60 тыс. рублей, если инфекция есть. Соцработники, педагоги и средний медперсонал получают соответственно 25 тыс. и 35 тыс. рублей, младший медперсонал — 15 тыс. и 25 тыс. рублей, технические работники — 10 тыс. и 15 тыс. рублей. Выплаты полагаются за период с 15 апреля до 15 июля.
В начале июня глава Минтруда Антон Котяков сообщил, что в стране заражено 197 интернатов (всего их 1,5 тыс.). Сегодня, по данным фонда «Старость в радость», таких учреждений уже более двухсот. По официальным данным Минтруда, умершими от COVID-19 в начале июня стали 102 человека. Однако эксперты предполагают, что реальная смертность выше. Екатерина Таранченко рассказала “Ъ”, что в одном из ПНИ Санкт-Петербурга живут молодые люди, попавшие туда из Павловского детского интерната, волонтеры «Перспектив» знают их с детства и навещают много лет. «Когда в интернате началась вспышка, мы стали просить руководство, чтобы наших волонтеров пустили ухаживать за ребятами, мы готовы были идти в обсервацию на две недели, как и сотрудники,— рассказывает Екатерина Таранченко.— Сначала нас не пускали, потом в итоге пустили, но прошло время.
Когда наши волонтеры зашли в интернат, оказалось, что двое ребят, с которыми мы там работали, умерли три недели назад. Нам никто об этом не сообщил, хотя мы постоянно коммуницировали с руководством».
Этот случай, по мнению собеседницы “Ъ”, свидетельствует о том, что люди в интернатах никому не нужны, у большинства утрачены родственные связи: «Если у человека никого нет, то никто не спросит, где он и что с ним. Поэтому региональные власти могут манипулировать со статистикой заражений и смертности как угодно».