«С ее чудовищным налогом на больных»

В 1620 году в Москве был основан Аптекарский приказ, одной из обязанностей которого было руководство царской аптекой, единственной на тот момент. Спустя полвека в его ведение поступила первая московская аптека «для всяких чинов людей». С годами менялись названия этого государственного учреждения, медленно, и все же росло количество аптек, но неизменным оставалось одно — лекарства в них были так дороги, что на протяжении веков оставались роскошью для большинства россиян.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Для моей головной болезни»

Так уж повелось, что среди всех болящих на Руси полноценное лечение получали только властители страны. При первом царе из династии Романовых — Михаиле Федоровиче — количество врачей в Кремле так выросло, а забот по аптеке, устроенной еще в царствие Ивана Грозного в 1581 году, стало так много, что возникла необходимость создать особый орган управления ими. И в 1620 году возник Аптекарский приказ. Ему подчинялись все врачи, фельдшеры, аптекари и низший аптекарский персонал: алхимисты, дистилляторы, ученики, сборщики трав; а также целый штат переводчиков и переписчиков. Он же всецело заведовал аптекой, которая по-прежнему, как и в предыдущие десятилетия, предназначалась лишь для нужд царского двора.

Но в 1630 году произошло знаменательное событие — в ответ на челобитную князя И. М. Катырева-Ростовского об отпуске ему разных масел и водок царь разрешил выдать лекарства из кремлевской аптеки за пределы царской семьи. В челобитной князя говорилось:

«Милосердый Государь Царь и Великий Князь Михаил Федорович всея Руси! Пожалуй меня холопа своего, вели, Государь, мне дать, для моей головной болезни, из своей Государьской оптеки, своих Государьских масл: масла коричново, масла гвоздикова, масла мушкатова, масла анисова, масла кардамконова, масла своробориннова, масла инберикова, масла ромонова, масла кропова, масла пополиева, масла крондобендикова, масла кишнацова, масла шафранова; да водок: свороборинной, буквишной, кроповы, мятовые, финиколевой. Царь Государь, смилуйся пожалуй!»

На челобитье князя последовал царский указ выдать иноземных масел по одному золотнику, московских масел — по пять золотников, а целебных водок — по фунту.

С этого времени, если кто-нибудь из бояр заболевал, то он мог обратиться в Аптекарский приказ с просьбой прислать к нему доктора. «Командированный» врач прописывал лекарство, для получения которого больной снова писал челобитную — о разрешении отпустить лекарство из царской аптеки. Если царь благоволил, то оно изготовлялось, а в особую книгу заносились рецепт, фамилии врача, выписавшего его, и аптекаря, приготовившего по нему лекарство.

При Алексее Михайловиче, в конце 1660-х годов, царская аптека перестала справляться с обслуживанием знатных москвичей, полюбивших лечиться, и Аптекарский приказ озаботился созданием запаса медикаментов и сооружением двух больших складов для их хранения.

В 1672 году, когда строительство близилось к завершению, государь указал открыть аптеку «для продажи водок и спиртов и всяких лекарств всяких чинов людям» — в Китай-городе, на Новом гостином дворе. Старая же, кремлевская, аптека стала опять только царской.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Внешним блеском прельщают глаза»

В 1698 году обе аптеки посетил немецкий дипломат Иоганн Георг Корб, находившийся в России в качестве секретаря посла императора Леопольда I, и раскритиковал в своем дневнике увиденное:

«Аптеки весьма неисправно содержатся. Склянки с разными мазями, хрустальные сосуды, аптекарские инструменты внешним блеском прельщают глаза; но часто от всех этих приборов для здоровья или мало или и вовсе нет никакой пользы, так как большая часть сосудов стоят пустые, и новые лекарства не покупаются с удовлетворительной заботливостью… Когда нужно пользовать больного, то лекарь не может прописать то лекарство, которое считает самым удобнейшим для излечения болезни, и принужден писать рецепт об отпуске такого лекарства, которое заведомо ему находится в аптеке и которое может сколько-нибудь заменить недостающее».

Удивило Корба и то, что работала городская аптека только до двух часов дня.

«Аптекаря,— писал он,— занимаются в аптеке по очереди: после восьми или девяти часов перед обедом приходят в аптеку, в два же часа после обеда возвращаются домой, в Немецкую Слободу…

В остальные часы дня лекарства не продаются, и даже аптекарей нелегко можно призвать, так как Немецкая Слобода или Немецкое предместье на один час расстояния от города».

В XVII веке все аптекари в Москве были иностранцы, поэтому жили они в иноверческом поселении за городом. А если с москвичом неожиданно приключалась нестерпимая «немочь» во второй половине дня, болеутоляющее можно было найти у местного лекаря. Правда, иногда после этого страждущий расставался не только с болью, но и с жизнью. Так, в 1686 году подьячий Юрий Прокофьев обратился за помощью к лекарю Андрею Харитонову. Нужного снадобья — порошка из раковых глаз — у него не оказалось, и Харитонов сходил за лекарством к другому лекарю — Мишке Тулейщикову. А тот, будучи пьян, отвесил вместо раковых глаз золотник сулемы. Приняв этот яд, подьячий умер. Тулейщикова с семьей сослали на окраину страны — в Курск, а за Харитонова поручились коллеги, что он «таких вредительных и смерть наводящих статей» впредь никому давать не будет…

Время от времени лекарства с полок Старой и Новой аптек чудесным образом перемещались в лавки зелейного, москательного и овощного рядов гостиного двора, причиняя людям «повреждения», а государевой казне — «поруху», несмотря на повеления Алексея Михайловича крепко следить за ассортиментом этих лавок.

Радикально решил проблему Петр I, приказав в октябре 1701 года «тем лавкам не быть, никакими зельями и травами, и мастьями, и лекарствами никому в тех местах мимо аптек не торговать и не продавать». А через месяц царь указал открыть в разных частях Москвы восемь вольных аптек.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Ничего, кроме горячего вина»

Аптеки открывались постепенно, в течение 12 лет. Уставом вольному аптекарю предписывалось: «Держать всякие потребные лекарства для скорбящих и в болезни сущих. Целительные спирты и водки и иные лекарственные вещи покупать ему за морем за свои деньги... И то все продавать... ценою мерною». К середине XVIII века в Москве работало 12 частных аптек.

В малонаселенном же Петербурге, где к тому же было несколько казенных аптек, долго никто не решался заняться этим бизнесом. Лишь в 1761 году Мартин Берндт, уроженец города Шверина, служивший семь лет гезелем (помощником аптекаря) в Петербургской главной аптеке, сдав экзамен на звание аптекаря, открыл собственное заведение. После того как комиссия, назначенная Медицинской канцелярией (так с 1721 года стал называться Аптекарский приказ), удостоверилась, что аптека Берндта снабжена всем необходимым, его уволили от государственной службы, и он принес присягу как аптекарь, приняв на себя самостоятельную ответственность.

Нормальная аптека по закону должна была состоять из следующих помещений: «1) из рецептурной комнаты, или собственно аптеки, в которой лекарства отпускаются по рецептам врачей и по требованиям публики за деньги; 2) из материальной комнаты, в которой сохраняются запасы медикаментов; 3) из лаборатории, в которой приготовляются химические и фармацевтические препараты; 4) из коктории, в которой приготовляются отвары, наливки или настои, пластыри и некоторые другие лекарственные формы… 5) из подвала, в котором сохраняются такие лекарственные вещества, которые изменяются и портятся при обыкновенной температуре; 6) из чердака, на котором сохраняются объемистые простые медикаменты, каковы: корни, листья, цветы, травы и некоторые другие; ледника, комнаты для сушки различных медикаментов и комнаты, совершенно отдельной, для сбережения пиявок».

Десятилетиями столичные аптеки, как государственные, так и частные, все закупали за границей. Доктор медицины, профессор Я. А. Чистович писал:

«При заведении новых вольных аптек в Москве, как того желал Петр Великий, существенное затруднение состояло в том, что надобно было приобретать лекарственные вещества из отдаленных заморских стран.

Ничего у нас не было своего. Даже нитки для завязывания склянок, и те надобно было выписывать из Голландии…

Что же было у нас своего? Ничего, кроме горячего вина, которого в 1727 году отпускалось в аптеки, на аптекарские расходы, в Москве по 1000, а в С.-Петербурге по 1300 ведер в год».

Затратив огромные деньги на устройство аптеки, многие владельцы довольно быстро возвращали их, так как разница между оптовой и розничной ценой медикаментов была огромной. А некоторые аптекари не гнушались сбывать и залежавшийся товар, лишь бы не терять своих доходов. В 1763 году недовольство потребителей дошло даже до императрицы Екатерины II, и в апреле Правительствующий Сенат послал в Медицинскую канцелярию указ, в котором говорилось:

«Медикаменты по рецептам отпускают между свежими такие, которые от долговременного лежания испортились, следственно от того вместо желаемой болящим пользы, иногда вред быть может, к тому ж две цены за лекарства берут с великим излишеством; того ради приказали: от Медицинской канцелярии иметь крепкое смотрение, дабы во всех аптеках медикаменты в лекарства употребляемые были свежие, и цены брались за оные без излишества… Медицинской канцелярии сделать достаточное учреждение, и единожды навсегда таксу, по которой бы за медикаменты надлежащую цену, и без излишества, аптекари брали».

О том, что аптеки и после этого приносили хорошую прибыль, говорит тот факт, что в Москве и в последующие годы «на заведение оных собственным коштом являлось много охотников», как доносил Екатерине II сенатор и президент Медицинской коллегии А. А. Ржевский. И 13 августа 1784 года императрица повелела Медицинской коллегии:

«Крайнее прилагать старание о размножении аптек по всем российским городам, об умножении и в Москве аптек, особливо по великой обширности оного, по всей возможности стараться должно; и для того Медицинской коллегии предписать, чтоб она не только ныне, но и впредь желающим и знающим людям заводить в Москве вольные аптеки давала дозволения».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«За посребрение пилюль»

В 1808 году в стране было 208 частных аптек. Все они были обязаны продавать лекарства по ценам, указанным в Аптекарской таксе, изданной в 1800 году. Но из-за начавшейся в 1805 году русско-австро-французской войны импортные лекарственные материалы резко подорожали, и в мае 1808 года министр внутренних дел князь А. Б. Куракин доложил императору Александру I, что к нему поступают многочисленные жалобы от законопослушных аптекарей о том, что они терпят великие убытки от содержания аптек.

Чиновники Медицинского совета предлагали, пока цены галопируют, положиться на совесть аптекарей и разрешить им «продавать лекарства с некоторою выгодою против того, как они им самим обходятся». Но министр возражал: «Не говоря уже о том, что таковое учреждение противно было бы закону, я и потому нахожу его несовместным, что в сословии аптекарей, хотя и немного, но есть такие, кои единственно обуздываются таксою». И предложил просто повысить цены на все лекарства на 35%. На что император дал согласие.

Но обуздать таксой удалось не всех. В сентябре 1810 года попечитель Московского университета и Московского учебного округа П. И. Голенищев-Кутузов возмущался в письме к министру народного просвещения графу А. К. Разумовскому, рассказывая о «вредных злоупотреблениях» и об «удивительных и опасных происшествиях» в московских аптеках:

«Например, цены берут, какие хотят, что в одной стоит 2 рубля, то в другой 6 рублей. Пошлют за лекарством, чтобы тотчас получить, аптекарь откладывает до завтра, а больной умирает и страдает и пр.». (Для сравнения: рюмка водки в трактире стоила 5 коп., пуд ржаной муки — 35–40 коп.)

При Николае I и для государственных, и для частных аптек почти все материалы по-прежнему закупались за границей. Побывавший в петербургских госпиталях, больницах и аптеках в 1827 году знаменитый лондонский врач А. Б. Гранвил высказал свое удивление:

«Спрашивается: почему в Петербурге, где есть профессоры химии и куда могут быть доставляемы почти все произведения царства растительного и ископаемого из внутри империи, не можно запасти химических препаратов, но оные выписываются из Англии?

Ввоз медикаментов в Россию частными людьми обыкновенно подвержен строгим ограничениям с платою больших пошлин.

Напротив, ввоз разных других веществ, в особенности искусственных и химических препаратов, менее воспрепятствован. Нет сомнения, что сии же самые вещества могли бы обработаны быть и в России, если бы употреблены были на сей предмет люди с достаточными сведениями».

На цене лекарств сказывалась и непомерно высокая оценка всех манипуляций аптекарей и провизоров. Так, в 1830-е годы они имели право брать: «за намазание пластыря на холст, за каждый унц, с холстом — 40 коп., за намазание пластыря на лайку, за каждый унц, с лайкой — 60 коп., за обертку порошков, сборов и пластырей с печатью, с сигнатуркой — 20 коп., за обвязку посуды с печатью, пробкой и сигнатуркой, с обыкновенной бумагой и снурком — 15 коп., с золотой бумагой и с шелковым снурком — 25 коп., за посребрение пилюль, за каждую драхму — 30 коп., за позолоту пилюль, за каждую драхму — 60 коп., за толчение в самый мелкий порошок всех вообще лекарств — 25 коп.». Склянки и коробочки продавались от 8 коп. до 70 коп. за штуку. (В эти годы пара смазных сапог стоила 2 руб. 80 коп., шинель — 17 руб., овчинный тулуп — 22 руб.)

Экономист и статистик Д. П. Журавский установил, что в 1838 году в Петербурге семья из трех взрослых человек среднего достатка потратила за год на еду 1260 руб., на лекарства — 135 руб., на продовольствие двух крепостных слуг — 140 руб. В бюджетах же семейств низшего класса, отмечал Журавский, такая статья расходов, как «лекарства» просто не предусматривалась. В провинции причиной этому были не только бедность, но и отсутствие там аптек. В середине 1840-х годов их не было в 171 городе России.

В апреле 1847 года министр внутренних дел Л. А. Перовский обратил внимание Правительствующего Сената на то, что «отпускаемые из аптек по рецептам лекарства, по их ценности, более или менее недоступны для бедного класса». Медицинский совет предложил: «1) сделать существенные изменения в плате за труды, с уменьшением оной где нужно, 2) постановить, чтобы некоторые необходимейшие и наичаще употребляемые лекарства, в известных формулах, отпускаемы были из аптек вовсе без платы за труды, 3) постановить, чтобы употребительнейшие, как простые, так и сложные, официальные лекарства, если они прописываются не в смешении и вообще не подвергаются никакой фармацевтической обработке, отпускаемы были без взимания платы за обертку, обвязку, печать, сигнатуру и пробку».

«Дерут с бедняка полтинники»

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Но основы формирования цен были непоколебимы. Аптекарям по-прежнему разрешалось прибавлять к оптовой цене «простых средств» 50%, а иногда и больше; к цене материалов, необходимых для изготовления составных лекарств,— 100%; а готовые препараты, купленные у оптовиков, в аптеках продавались с наценкой в 150%. Эти огромные накрутки были узаконены «в уважение различных расходов и издержек, при содержании аптеки необходимых», хотя аптекари с успехом компенсировали их, продавая всевозможные косметические товары, секретные и патентованные средства, минеральные воды и многое другое.

Россияне, ринувшиеся в Европу в первые годы правления Александра II, когда был облегчен выезд, обнаружили, что жизнь за границей намного удобнее и дешевле. Это касалось и лекарств. Публицист А. Р. Забелин, проехавший в 1860 году по многим европейским странам, писал:

«Начиная с Кенигсберга во всех городах я заходил в аптеки, везде смотрел таксу, брал лекарства, простые и сложные, по рецептам, и везде находил лечение несравненно дешевле нашего и доступнее для всего народа.

Здесь можно лечиться всякому, у нас же только достаточному человеку.

У нас микстура из 1 драхмы нашатыря, 1 грана рвотного камня, 1 драхмы сока лакрицы и 6 унций воды стоит не менее 25 коп. сер., тогда как самому аптекарю и с посудой и с укупоркой она стоит не более 3 коп. сер. У нас ведро воды в аптеке стоит не менее 2 руб. сер.».

Но с 1860-х годов жизнь российских аптекарей стала осложняться. Приготовление многих лекарств переместилось из аптечных лабораторий на химические заводы. И оптовики-дрогисты через свои склады-магазины стали продавать эти готовые лекарства не только аптекам, но и розничному покупателю. Несколько петербургских аптекарей в ответ на это объединились в товарищество на паях, чтобы выписывать медикаменты напрямую с заводов. В 1867 году оно преобразовалось в акционерное «Русское общество торговли аптекарскими товарами», которое позже открыло свои отделения в Харькове и Екатеринбурге. К середине 1870-х годов во многих крупных городах наряду с аптеками существовали аптекарские магазины. Так, в Варшаве при 37 аптеках появилось 9 складов, в Витебске с 3 аптеками конкурировали 6 оптовиков-дрогистов. В итоге этой конкуренции безрецептурные лекарства в аптеках дешевели.

С 1864 года, после введения земств в 43 губерниях Европейской России, появилось много земских больниц. Вольные аптекари почувствовали в них верных потребителей и предложили продавать им лекарства со скидкой в 25%, 35% и даже 50%! Но большинство земств отказалось от закупки медикаментов в частных аптеках. В журналах уездных земских собраний сохранились подробные обоснования таких решений. Так, в отчете Мценской уездной земской управы за 1874 год говорится:

«Управа поручила врачам сделать сравнение между аптекарскою таксою и теперешней ценою лекарств, причем взят был один месяц и высчитана цена каждого рецепта; оказалось, что 204 номера стоили земству 20 руб. 33 ? коп., а если бы приобрести те же номера в аптеке, то следовало бы заплатить за лекарства 63 руб. 93 коп. и за приготовление 29 руб. 93 коп., всего 93 руб. 86 коп. Если с последней суммы сложить 50%, то все-таки остаток 46 руб. 93 коп. превышает более чем вдвое цену земских лекарств; ввиду таких результатов Управа отклонила ходатайство аптекаря и решила остаться при прежней системе закупки лекарств».

Они приобретались у столичных оптовиков, и силами нанятого провизора и врачей распределялись среди пациентов. Так при многих земских больницах и амбулаториях возникли собственные аптеки, и от владельцев частных аптек посыпались жалобы в Министерство внутренних дел и Сенат о нарушении их монопольных прав.

«Чтобы уладить это дело,— писал в 1889 году публицист и общественный деятель Я. В. Абрамов,— начались компромиссы: земским аптекам было предоставлено право существования, но они не могли производить продажу лекарств, а должны были иметь характер лишь запасов лекарственных веществ для бесплатной раздачи земскими врачами. Отсюда возник целый ряд ходатайств земств о дозволении им открывать вольные земские аптеки с правом продажи лекарств, не стесняясь тем, что это может нарушить монополию частных аптек. Ходатайства эти в большинстве случаев остались без удовлетворения».

Но в 27 губерниях земствам удалось добиться того, что их учреждениям принадлежало 79 аптек.

Для спасения вольных аптек в 1881 году была введена новая такса, увеличившая стоимость многих лекарств и их приготовления.

На Втором съезде русских врачей, состоявшемся в 1887 году в Москве, доктор Л. Н. Фидлер из г. Верный Семиреченской области (с 1921 года — Алма-Ата) негодовал:

«Аптекаря, сидя у себя дома, под эгидой государственного орла, дерут с бедняка полтинники и рубли за товар, стоящий гроши. В течение последнего десятилетия цены на химико-фармацевтические продукты средним числом упали на 40%, а такса аптечная с ее чудовищным налогом на больных (800%–1600% на стоимость) продолжает блаженствовать, как в старину. В местности, где я практикую, много неимущего люда погибает от запущенных болотных лихорадок, так как лечение хинином не по карману бедняку. Одна драхма хинина обходится ему в полтора рубля вместо 20 коп. стоимости ее, а для избавления от здешних лихорадок с их рецидивами зачастую требуется 5–6 драхм… Насущные нужды многомиллионного населения отданы в жертву интересам двух тысяч аптекарей».

Интересы многих миллионов стали уважать лишь с 12 февраля 1912 года, когда вступил в действие закон «О некоторых изменениях в порядке открытия аптек». Благодаря ему городские и земские учреждения получили право на открытие аптек, не ограничиваемое никакими нормами. Для осуществления этого права земским и городским управлениям отныне не требовалось возбуждать перед кем бы то ни было какое-либо ходатайство, так как новый закон признавал достаточным для этого выполнение лишь двух условий: соответствующего постановления земского собрания или городской думы и сообщения земскими и городскими управами не позже как за месяц до открытия аптек местному врачебному управлению о предстоящем их открытии.

Но началась Первая мировая война, и до 1917 года было открыто лишь 300 вольных муниципальных аптек. В эпоху войн и революций, во время разрухи, да и позднее снабжение медикаментами резко ухудшилось. И только в одной аптеке страны — кремлевской — лишь в очень редких случаях наблюдался дефицит лекарственных средств.

Светлана Кузнецова