|
Деньги подземелья |
 |
| Фото: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ, "Ъ" |
— Как получилось, что вы стали диггером?
— Любовь к подземельям мне привил отец, который был машинистом метро и при этом одним из самых известных библиофилов Москвы. С пяти лет он брал меня с собой в кабину машиниста или мы ходили по тоннелям. Я тогда еще на цыпочки вставал, чтобы хоть что-то разглядеть из-за пульта управления. Мне всегда нравилось, что отец рассказывал во время наших поездок. По его словам, существовали совершенно другие, неизведанные подземные миры. И это мне запало в душу. А в шесть лет я прочитал рассказы Гиляровского о подземной Неглинке и понял, что судьба моя предопределена.
— Когда состоялся ваш первый спуск под землю?
— Мне было 12 лет. Со своими приятелями я создал первую экспедицию — экспедицию "докторов подвальных наук". Мы залезли с горящими бумажными факелами в подвал собственного дома, а из него случайно попали в какой-то подземный тоннель, в котором плавали склянки с заформалиненными морскими организмами, видно, из хранилища одного из научных институтов. Впечатления были незабываемыми: темные своды, огромные стальные двери с гермоштурвалами. Потом мы стали спускаться в этот подвал регулярно, пока его в конце концов не замуровали. К концу десятого класса у нас уже сложилось некое неформальное объединение подземных исследователей, которое было достаточно известно в СССР.
— Но регулярные спуски под землю все еще оставались для вас хобби?
— Да, в то время я продолжал активно искать себя. Поступил в Первый медицинский институт, потом призвали в армию. После возвращения из института я ушел. Так как у меня был неплохой голос, пробовал поступать в Гнесинку. В итоге оказался в Суриковском художественном институте: рисовал я тоже хорошо. Проучившись один курс, я ушел и оттуда — не хватило усидчивости.
Но занятий диггерством я не бросал и к 1987 году, когда нам удалось пробраться подземельями под Кремль, решил полностью сконцентрироваться на этом.
— А проблем со спецслужбами не было, когда под Кремль залезли?
— Естественно, нами заинтересовался КГБ. Они завели на нас кучу талмудов: куда кто залез... Но в то же время была некоторая инертность: все считали, что спецобъекты защищены очень хорошо. Нас ловили, проводили нравоучительные беседы и отпускали. Я даже на учете в милиции не состоял.
— А сейчас они на вас как реагируют? Особенно в свете активизировавшейся борьбы с терроризмом?
— Нормально. Нас знают. Мы ведь много помогали различным спецотрядам в тренировках под землей. Хотя порой были просто анекдотические случаи. При строительстве в центре Москвы рабочие случайно вскрыли какую-то секретную шахту. Мы туда полезли, а нам навстречу выходит, отряхиваясь, матерящийся полковник с какого-то спецобъекта.
— Когда появилась идея создания отряда спасения "Диггерспас"?
— "Диггерспас" родился в 1997 году. Тогда мы много сотрудничали с пожарными, у нас была идея создания муниципальной пожарной охраны. Познакомились с огромным количеством интересных людей, подробнее узнали технологию. В то же время параллельно к нам стали приходить ребята, имевшие богатый опыт ведения спасательных работ как у нас, так и за границей. На основе этого костяка и родился "Диггерспас" — организация, специализирующаяся именно на подземном спасении.
— На какие деньги существует организация диггеров?
— Это добровольные пожертвования. Каждый что-то вносит. У нас состояли ребята, у которых были богатые родители, они покупали нам оборудование. Когда о диггерах узнала пресса, начались съемки различных фильмов о подземельях, за которые нам неплохо платили и платят. Существуют и платные спуски — этакий полулегальный подземный туризм. Правда, это единичные случаи, и приходят к нам не люди с улицы, а проверенные нами или нашими друзьями. Это, как правило, богатые экстремалы. Хотя в таком формате проводились даже некоторые корпоративные вечеринки: мы катали людей на лодках по подземным рекам, рассказывали диггерские байки у костра.
— Сколько у вас последователей? И вообще, диггером стать просто?
— В Москве сейчас около 3 тыс. человек, которые нас поддерживают. В их число входят и те, кто хоть раз спускался под землю. Диггеров же в полном смысле этого слова, то есть постоянно посещающих андеграунд, не более 100. К нам присоединяются люди, которым это действительно интересно, для которых диггерство — жизненная философия. Пожалуй, это единственный критерий отбора. И это по прошествии времени видно. Кроме того, не каждый захочет регулярно совершать многокилометровые пешие марш-броски, да еще обвешанным спасательной амуницией. Так что некоторая физическая подготовка также необходима.
— Какое-то специальное образование необходимо?
— В приоритете спелеологи, альпинисты, спасатели, медики.
— А ограничения по возрасту?
— 15-летнего пацана я к себе не возьму. Наш контингент — люди 22-25 лет. Лучше из бывших спелеологов, владеющих нашим языком, знающих всю терминологию. Человек, на которого ты с первой секунды готов будешь положиться.
— Женщин в диггеры принимаете?
— Принимаем. Сейчас у нас десять девчонок, из которых мы даже планируем сформировать что-то наподобие отдельного подразделения.
— Куда планируете лезть в ближайшее время?
— Мне удалось встретиться с Туром Хейердалом незадолго до его смерти. Он показал мне карту древних подземных городов на острове Пасхи. Никто не изучал аномалии и антропогенные глубины этих пещер. Мы собираемся этим заняться и в начале следующего года выдвигаемся с небольшой разведывательной экспедицией на остров.
Также выбираем территорию в Подмосковье для создания "Диггерленда", развлекательно-образовательного центра истории подземных исследований.
— Ваш самый запомнившийся спуск?
— Их несколько, но больше всего, пожалуй, запомнилась встреча с водяным зеркалом. В 1997 году мы были в одном из московских подземелий на значительной глубине. Шли по подземной реке и увидели впереди блеск — это оказалось отражение от наших фонарей. Поперек тоннеля висела туманная водяная пелена, отражавшая свет. Я коснулся зеркала пальцем, и от этого места пошли круги, словно по водной глади. Пройдя сквозь эту пелену, я обнаружил, что река за ней резко кончается, а своды тоннеля стали совершенно другими. Я словно попал в иной мир. Хотя потом оказалось, что-то такое примерно и произошло. По словам ученых, исследующих паранормальные явления, мы вроде бы столкнулись с чем-то наподобие нарушения пространственно-временного континуума. Чуть позже и мои коллеги из Франции рассказали о чем-то подобном.
— Жизнью рисковать приходилось?
— Да. Поэтому при спусках мы не пренебрегаем всеми возможными правилами безопасности. Зачастую люди гибнут в банальных колодцах, когда спускаются под землю, не измерив ни газов, ничего.
Необходимо учитывать даже самые необычные факторы. Бывали случаи, когда спускали вездеход телеметрии, а он исчезает — вытягивают один оборванный трос. Что с ним случилось, никому не известно.
— Для спусков вы используете какое-то специальное оборудование? Что входит в арсенал диггера?
— Это прежде всего различные веревки, обвязки, лебедки, оборудованные специальными креплениями, которые мы придумали и сделали сами. Газоанализаторы, без которых не обходится ни один спуск. Индукционные электродатчики. Специальные костюмы химической защиты. Вообще, чтобы снарядить человека по последнему слову техники, требуется примерно $1 тыс. Но нам из-за добровольческого, некоммерческого характера нашей организации, увы, порой приходится обходиться гораздо меньшими суммами.
— Опишите ваш обычный день.
— Распорядок прост. Встаю в 8-9 часов. Если у меня не было ночных вызовов, то стараюсь позаниматься на тренажере. Плюс обязательная пробежка. А затем уже начинаются вызовы, количество которых может доходить до 20. Разве что выходные мы стараемся посвящать исследованию только нам интересных мест. Хотя в спасательном штабе продолжают дежурить несколько человек.
— Диггеры в силу длительного нахождения под землей не становятся излишне приземленными?
— Наоборот, по моей философии, находясь в шахтах колодцев, проще парить над землей, оттуда можно лучше рассмотреть звезды на небе. Все наши ребята чрезвычайно одаренные, творческие люди. Мы в одном коллекторе в свое время даже ставили подземный спектакль. В нем диггер помогал девушке, уронившей в водосток кошелек, найти его. Отдавая ей кошелек, он наполнил его древними монетами. Потом между ними вспыхивала любовь. Сейчас поступают предложения перенести это действо на театральные подмостки.
— Кстати о подмостках. Вы принимали участие в освобождении заложников "Норд-Оста"?
— Да, мы были там. К сожалению, я не могу рассказать все подробности проделанной нами работы. Но мы первыми указали на возможность проникновения в театральный центр через подземелья, чем повергли, надо сказать, штурмующих в некоторый шок. Первоначально этот вариант даже не рассматривался. Мы также консультировали американских спасателей, пробравшихся на ground zero разрушенного Всемирного торгового центра. Я тогда сидел в МИДе на прямой телефонной связи.
— А насколько велика вероятность бытовых ЧП — различных техногенных, промышленных аварий — на улицах Москвы?
— После провала на Большой Дмитровке, когда на нас завели уголовное дело по распространению паники в мирное время, интерес обывателей к этой теме только возрос. Все хотят знать: а не провалимся ли и мы? Могу сказать, что сейчас возможность провалов не исключена в районе Большой Никитской улицы, в переулках, прилегающих к консерватории, в районе Трубной площади, Песчаной улицы. Распространены также случаи, когда строители начинают возводить дом там, где нет соответствующей для этого геоподосновы. И все это в обстановке строжайшей секретности.
— На что похожа подземная Москва?
— На кусок голландского сыра, который, если посмотреть на срез, испещрен множеством ходов и путей, расходящихся под разными углами. Ее также можно сравнить с человеческим организмом с собственным мозгом, сердцем, пищеводом, миллионами различных сосудов и сосудиков.
— И чем болен этот человек?
— У него колики, метеоризм и запоры.